Кирилл и Ян (сборник) - Сергей Дубянский

— Но я помню четырехзначный номер. Двадцать восемь…

— Говорю, такого не может быть! Я всех их знаю — три года отрядным служил, пока институт не закончил. Что-то тебе померещилось.

— Значит, померещилось, — растерянно согласился Коля.

— Все, ребята, до завтра. Пойду разбираться с этими сукиными детьми. Кстати, автобус будет только к концу дня, но, вон, видите, прапорщик у «Жигулей» крутится? Подойдите, он вас до города бросит. Скажите, я попросил, — старлей улыбнулся по-мальчишечьи задорно, как в самый первый день, да еще подмигнул при этом. Коля даже усомнился, он ли утром сидел в караульном помещении, инициируя обыск.

Прапорщик согласился без возражений. По-видимому, он сам был не прочь пообщаться с новыми людьми, и Валера с удовольствием поддержал дежурную беседу о воронежских ценах и тяжелой жизни наладчиков. Коля слушал их болтовню, тупо глядя в окно и пытаясь понять, в чем ошибся. Может, четвертая цифра была просто масляным пятном?..

Прапорщик довез их до самой гостиницы; не выходя из машины, махнул рукой и развернулся, чтоб вернуться в колонию.

События сегодняшнего дня, закружившие Колю, словно шторм утлую лодчонку, но все-таки прибившие к счастливому берегу, требовали выплеска радостных эмоций.

— Может, поужинать в кафе? — предложил он, — неохота в магазин тащиться, — а в тайне подумал: …Вдруг появятся и женщины, если уж судьба начала преподносить мне подарки?..

— Давай. Сегодня у тебя меченых денег нет?

Коля уставился на Валеру, не зная, то ли пошутить, то ли разозлиться, поэтому лишь несколько раз беззвучно открыл рот, подбирая нужные слова.

— Ладно, — Валера засмеялся, хлопнув его по плечу, — это я так, на всякий случай. Ты у нас теперь стреляный воробей. Только пойдем сначала хоть помоемся.

Когда они поднялись в номер, Коля сразу направился в ванную. Ему казалось, что избавившись от запаха масла, он и сам превратится в нового человека. Быстро сбросил одежду, придирчиво осмотрел себя в зеркале, висевшем над раковиной, и взгляд остановился на крестике. Коля впервые рассмотрел на нем человеческую фигуру; осторожно взяв тонкую пластину, неожиданно поднес ее к лицу, словно выполняя некую естественную потребность. Губы коснулись металла, показавшегося теплым, и от него совсем не хотелось отрываться…

Две Ларисы

Женя вышел из вагона, когда над Одессой светило солнце. После серого, еще не просохшего от таящего снега Воронежа, он ступил на сухой асфальт, мгновенно окунувшись в теплый прозрачный воздух. Женщины здесь уже ходили в туфлях, мужчины в пиджаках, а из-за домов напоминало о себе криками чаек Черное море.

Женя бросил сумку на плечо и направился в город. Хотя до вечера было еще далеко, но думать о ночлеге всегда надо с утра — таков закон всех командированных.

Он не спеша брел по Пушкинской, разглядывая старые дома в поисках гостиницы и наслаждаясь ароматом весны; потом свернул на маленькую улицу без таблички и вдруг оказался на Дерибасовской. Первым, что бросилось в глаза был знаменитый «Гамбринус», где у входа, держась на решетку, стоял колоритный небритый мужчина, мусоля во рту потухшую сигарету, а рядом валялась скомканная газета, портя вид легендарной улицы.

…Обязательно зайду!.. Но чуть позже… Женя прошел еще несколько кварталов и наконец увидел долгожданную гостиницу; отворив массивную дверь, он окунулся в роскошь — тяжелые портьеры, позолоченные колонны, огромный ковер, но главной все-таки была черная, монументальная табличка «мест нет».

— Мне б на одну ночь, — попросил он бессовестно молодящуюся женщину, восседавшую за толстым стеклом.

— Мы не поселяем, — администратор подняла безразличный взгляд, — «Бюро по централизованному расселению» во дворе.

Такая система Жене сразу не понравилось, так как в этом случае заполнялись даже периферийные гостиницы, неизвестные туристам, но столь любимые снабженцами и наладчиками; однако выхода не оставалось.

В бюро Женя увидел, собственно, то, что и ожидал — человек двадцать, набившихся в тесную комнату, и объявление на двери «Сегодня в гостиницах города свободных мест нет».

— Знаете что, — объясняла мужчине с портфелем толстая крашеная блондинка, — обратитесь в «Бюро частного сектора». У нас желающие сдают приезжим койки. Очень удобно — весной и летом многие так живут.

Пока мужчина рассыпался в благодарностях, Женя представил, как в соседней комнате будут визжать истеричные дети; как придется глотать слюну, вдыхая запах свежих хозяйских котлет и притворяться безумно уставшим, чтоб не общаться с пьяным мужем хозяйки (почему он должен быть обязательно пьян, Женя и сам не знал, но избавиться от возникшего образа уже не мог). …Нет уж, увольте, — решил он, — в конце концов, одну ночь пересплю и на вокзале, а завтра хоть какую-нибудь крышу выклянчу на заводе… а ночь на Одесском вокзале — это ж экзотика!.. Женя не считал себя романтиком, но приключения любил, и порой даже создавал их сам, как, например, сейчас — ему ведь ничто не мешало приехать, как нормальные люди, в понедельник, когда все работают, но он захотел выкроить себе лишний денек у моря.

После принятого решения Женя повеселел и первым делом вернулся на вокзал, чтоб бросить в камеру хранения сумку, от которой уже ныло плечо. По дороге ему попалась древняя бабка, обещавшая ночлег за двести рублей, но он посмотрел на нее с гордым пренебрежением; налегке вышел на привокзальную площадь, купил мороженое и наконец-то направился к морю.

Все скамейки на Приморском бульваре оказались заняты смешными старичками и старушками, молодыми мамашами, державшими в одной руке книгу, а другой, автоматически раскачивавшими коляски; здесь же весело щебетала группа девчонок, которые курили, облепив скамейку, словно стайка воробьев. Соскучившись по собственной привлекательности; довольные, что сбросили тяжелые зимние вещи, они выставляли на показ голые коленки. Женя шел медленно, заложив руки в карманы ветровки, и девчонки провожали его взглядами — им, наверное, очень хотелось до самой ночи гулять с кем-нибудь по пахнущему распускающимися листьями городу. У Жени мелькнула мысль подсесть к ним, но он здраво рассудил, что пока не решился вопрос с гостиницей, делать этого не стоит — все равно вести их некуда, а у них самих, в столь нежном возрасте вряд ли имелась жилплощадь.

…Успею еще… хоть даже завтра!.. К тому же, девки все одинаковые, а, вот, ночь на Одесском вокзале!.. Он чинно проследовал дальше, весьма довольный собой, и девчонки, похоже, тут же забыли о нем.

Море уползало к горизонту, сливаясь с небом, а на рейде белел большой красивый теплоход — вот, собственно, и все. Женя постоял немного и пошел обратно, так и не поняв, с чем связано такое количество стихов и песен об этом водоеме. Обычное море — такое же, как Балтийское, только чуть синее; такое же, как Каспийское, только чуть чище (на северных морях ему побывать не довелось — там слишком мало заводов, эксплуатирующих прессы; к тому же, он не любил холод).

Вечерело. Из распахнутых окон ресторанов слышалась музыка, но Женя опоздал — залы уже заполнились, а усатые швейцары при галунах и фуражках бдительно охраняли двери. Однако ходить ему тоже надоело, и вновь увидев перед собой гостеприимно распахнутые двери «Гамбринуса», он вошел.

Зал оказался длинным подвалом, в центре которого возвышалась эстрада; на ней суетились музыканты с гитарами, а по углам чернели акустические колонки. Прямо у входа висело две таблички: чуть поменьше — «У нас не курят» и чуть побольше — «Приносить и распивать спиртные напитки запрещено».

Женя усмехнулся: …Усатый скрипач, похоже, канул в Лету — современная жизнь не приемлет индивидуалов с тяжелой судьбой… Бедный-бедный Куприн!.. Он заказал пиво с заурядной скумбрией и уселся за свободный столик. Убивая время, через полчаса повторил заказ; живот его раздулся, жирные руки воняли рыбой, но, самое противное, что ничего интересного не происходило — обычный пивбар, причем, далеко не лучший из тех, где ему приходилось бывать.

…И вокзал, наверное, окажется таким же ординарным, как и все остальное… Он представил, что всю ночь придется ерзать на жесткой скамейке, блуждая осоловелым взглядом по сонным, тупым лицам, но «Бюро частного сектора» уже закрылось, поэтому отступать было поздно.

Единственным сюрпризом, который ожидал его уже на выходе, стало объявление, сообщавшее, что раковина в туалете не работает; пришлось вернуться и ополоснуть руки остатками пива. …И с чего бы это в Одессе в кране нет воды?.. Видно, выпили… — разочарованный, он покинул «Гамбринус» и не спеша побрел к вокзалу.

Поднялся ветер, пригнавший откуда-то облака, которые заволокли небо; сразу сделалось зябко, но в вокзале по-прежнему было тепло. Пиво разбудило чувство голода, и Женя съел в буфете кусок курицы; потом прошелся по залам ожидания, но не найдя ничего, достойного внимания, уселся в мягкое красное кресло. Среди пассажиров сновали старушки, предлагавшие ночлег (к вечеру цены поднялись до трехсот рублей). …Как в среднем гостиничном номере… — Женя вытянул ноги, склонил голову на бок и закрыл глаза (после утоления голода, пиво навевало сон).