Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких - Галина Анатольевна Муленкова

На другое утро Александр улетал на поляну Москвина. Из вертолета, который заложил круг над базой армейцев, вдруг посыпались листы бумаги. На них ручкой было написано: «Все это так, и не иначе, твержу я, душу теребя, что мир мой сделался богаче, когда увидел я тебя». Это был красивый жест. Выходит, заценил Шура наши песни.

Как-то раз команда «Спартак» спустилась на вертушке с поляны Москвина на поляну Ачик-Таш. Едва мы оказались на земле, я услышала, как с другого берега реки армейцы передали по связи, что через час они выходят на пик Ленина. Мне очень хотелось повидаться с ребятами, но между нами шумела река, набравшая к полудню большую силу. Я спросила у нашего тренера, не могли бы мы съездить на его «газике» на другой берег – вдруг кому-то надо передать в город письма, а мы все равно едем домой. Он согласился. Мы переправились через реку, и автомобиль медленно подкатил к палаткам, возле которых сидели парни. Один зашнуровывал ботинки, другой проверял снаряжение, третий уже приготовился вскинуть рюкзак на плечи.

Тренер вышел из машины и двинулся к ребятам, несколько человек поднялись и пошли к нему навстречу. Со словами «кто к нам приехал», кто-то уже раскрыл объятия. Тренер шагал чуть впереди, я шла следом. Он думал, что обниматься будут с ним, но парни пожимали ему руку, а обнимались со мной. Толя Букреев не двинулся с места. Ему все это было не нужно – ни чужое тепло, ни дружеские рукопожатия, ни возможность передать в город письмецо. Наверное, на большой земле, вернее, в той точке, где он приземлился на время, его еще никто не ждал. Толю ждала очередная гора, а все остальное не входило в круг его интересов. Зато моему появлению обрадовались Гриша Луняков, просивший петь, даже когда у меня в горах случалась ангина, и Юра Моисеев – он приболел, но если я доеду с ними на грузовике до Луковой поляны с гитарой и песнями, Юра быстро поправится.

Та самая гитара с оторванными струнами все еще пылится на моем балконе, как остов выброшенного на мель судна с поникшими парусами. Предать полному забвению инструмент не поднимается рука. Это все равно, что вырвать несколько страниц из истории наших жизней, из эгрегора, или общего биополя.

Пришлые люди

Несколько приезжих альпинистов все лето жили в палатках в Бутаковском ущелье, совсем недалеко от города. Они спускались с гор до дороги и на автобусе добирались до СКА. Они тренировались и в горах, и на скалах, и на футбольном поле, и на беговой дорожке. В полуподвале под квартирой алмаатинца Сергея Самойлова была теплая комнатка, и зимой ребята часто ночевали там, но злоупотреблять гостеприимством друга было неудобно, потому что он жил с мамой, а ее беспокоить не хотелось. Однажды Юра Горбунов, приехавший из Иркутска, предложил Букрееву зимовать вместе с ним на турбазе, куда по тропе через горы часто приходили спортсмены из поселка Горный Садовод. Так Толя познакомился с лыжниками, которые помогли ему устроиться в школу тренером по лыжной подготовке.

Позже Букреев сам обосновался в Горном Садоводе. Он хорошо знал это место, потому что уже жил на турбазе «Алматау» в ущелье Котырбулак. Одну стену барака заколотил старыми непарными лыжами в качестве опознавательного знака. Он обитал в этом жилище обособленно, словно был центром собственной вселенной, и лишь немногие могли удержаться на его орбите. Одним из таких людей был Александр Валитов. Он учился в МВТУ и занимался в секции альпинизма. По распределению приехал в Алма-Ату, пришел в клуб к Ильинскому, а в 1980 году поехал в экспедицию вместе с Толей Букреевым и Сергеем Самойловым.

Когда Толя приходил домой к Валитову, то брал в одну руку большую кружку с чаем, а в другую – литровую банку варенья. Он съедал столько же сладкого, сколько выпивал чая. Александр, в свою очередь, бывал у Толика в поселке – обрести комнату в бараке помог именно он. Саша удивлялся, насколько Бука был погруженным в себя человеком, но при этом остановиться на неопределенный срок в его тесном доме мог любой, кто нуждался в крыше над головой. Он не признавал авторитетов, не был пластичным, гибким и текучим, зато точно знал, чего хочет. Выбрав свой путь, шел по нему, не сворачивая с главной дороги, был предан альпинизму, не выписывал себе индульгенций в связи с насморком или накопившейся усталостью, а регулярные тренировки законно считал своим запасом прочности.

Валитов вспоминал, как ходили на пик Литва по маршруту 5Б категории сложности под руководством Валерия Хрищатого. Ильинский приказал возвращаться всем вместе, но Анатолий все равно шел отдельно от группы. Шеф негодовал, а Толя считал, что все делает правильно. Это происходило в армии, где многое решали отцы-командиры, и понятно, что с Анатолием было непросто, но именно для него альпинизм стал смыслом жизни.

Саша Валитов играл на гитаре и замечательно исполнял бардовские песни. Букреев тоже решил взять в руки инструмент, а настырность, с которой он добивался поставленных целей, привела к тому, что он запел.

Не плачь, дядя, не ты один сиротка.

Не ты, не ты последний, кому пришлось уйти.

Да брось ты эти розы, отдай вон той красотке,

Раз той, кого ты любишь, с тобой не по пути.

Она была прекрасней, чем все розы мая,

Ты ей готов был сердце свое и впрямь отдать.

Одним любовь – забава, а ты, я понимаю,

Ведь ты ее полжизни будешь вспоминать…

Анатолий часто исполнял песню Виктора Луферова. Он любил женщину, но она была крепким орешком, и, похоже, ускользала из его объятий. Однако в стихах, написанных ею после гибели Анатолия, она ждала с ним встречи на Млечном Пути. Наталья Штаймец подарила мне свой сборник «Путник», однако ни разу не удалось встретиться с ней и поговорить об Анатолии. В книжке есть стихотворения, посвященные А.Б. И пусть простит меня эта сильная, мудрая, тонкая женщина, но я поделюсь ее стихами с читателем.

А.Б.

Ты думал, что тебе попался пластилин,

Ты думал, что ты слепишь, что захочешь,

Ты думал, что Ваятель ты и Властелин,

Тебе послушен маленький кусочек.

Любимый, обольщаться так не надо:

Ты спутал пластилин с