Благородный воин - Джулия Гарвуд

– Ты такой же проказник, как дед. Путаешь меня всякими глупостями, когда надо говорить о серьезных вещах. – И, не удержавшись, спросила:

– Тебе в самом деле не нравится моя прическа?

– Не только прическа, но и платье. – Заметив, как протестующе выпрямилась Элизабет, Джеффри чуть не рассмеялся. – Завтра попробуем достать тебе новую одежду и украшения.

– Тебе хоть что-нибудь во мне нравится?

По тому, как Элизабет пыталась вырвать ладонь из его руки, барон понял, что жена разозлилась.

– Не исключено, – отозвался он. – Я подумаю и потом тебе объявлю.

Его план сработал. Джеффри отвлекал внимание Элизабет от Белвейна. Нельзя, чтобы ее ярость вспыхнула ярким пламенем. Сейчас она едва теплилась. Задачей Элслоу и Джеффри было все время ее заливать. Тогда, быть может, скромный фитилек не превратится во всепоглощающее адское пламя и жена сможет владеть собой.

Элизабет огляделась и заметила, что люди Джеффри приятельски разговаривают с гостями. Каждый держал в руке кубок эля. Чувствовалось, что в зале установилась дружеская атмосфера.

– Где он?

По дрогнувшему голосу жены барон тут же понял, кого она имела в виду.

– На улице. Смотрит, какие были проведены работы по восстановлению крепостных стен.

– Может быть, лучше выйти и поздороваться с ним во дворе? – спросила Элизабет безжизненным голосом.

– Не стоит, – отозвался Джеффри и, натолкнувшись на немой вопрос в ее глазах, произнес:

– Ты дала мне слово не причинять Белвейну вреда. И я уверен, ты его сдержишь.

– Тогда почему…

– Пойдем за стол. – Джеффри оборвал разговор на полуслове. – Сегодня вечером ты не отойдешь от меня ни на шаг.

Элизабет согласно кивнула и снова ухватилась за руку мужа. Толпа расступилась, и супруги проследовали к длинному столу.

– Не узнаешь никого из этих людей? – сказал Джеффри, когда они сели.

– Пока нет. – Она повернула голову, и ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Джеффри.

Рядом с мужем девушка чувствовала себя в полной безопасности. Она стала всматриваться в лица гостей.

– Большинство нападавших были в капюшонах, – напомнила она шепотом мужу.

А когда Джеффри взял ее за руку и как будто случайно обнял за талию, Элизабет поняла, что в зале появился Белвейн. Ладонь Джеффри накрыла рукоятку ее кинжала.

Девушка расправила плечи и мягко отстранила барона.

– Ты когда-нибудь поверишь мне, как я верю тебе?

Он посмотрел на жену сверху вниз и кивнул.

Элизабет отвернулась и заметила, что к ней направляется дядя. Рядом с выражением глубочайшего отвращения на лице вышагивал Роджер.

Глаза девушки сделались холодными как лед. Элизабет, не мигая, изучала Белвейна. Тот вырядился, словно расфуфыренный петух, – во все ярко-красное. И выступал он так же важно, как петух.

Белвейн взглянул на племянницу и почувствовал нервный озноб. Сбившись с шага, он покосился на Джеффри.

– Добрый вечер барон, – произнес он, подойдя вплотную к столу, и нехотя обратился к Элизабет:

– Ты хорошо выглядишь, девочка.

Она не ответила, только во все глаза продолжала смотреть на недруга. Белвейн прокашлялся и занял место напротив молодоженов.

– Как ноет сердце, когда думаешь о твоей утрате! И на душе невероятная тяжесть, – скороговоркой проговорил он.

Перед ним поставили кубок с элем. Белвейн торопливо его схватил, от волнения чуть не перевернул, в два глотка опрокинул содержимое в рот, с трудом подавил отрыжку и утерся краем рукава.

– Где мальчик? – спросил он.

– Ты его не увидишь, – суровым голосом произнесла Элизабет.

– Давно в постели, – почти любезно объяснил Джеффри.

«Нет, не могу, – решила Элизабет, глядя на сидевшего напротив нее самоуверенного человека. – Не могу делить хлеб с этим мерзким существом». Она на мгновение повернулась к мужу и уже хотела встать. Но Джеффри ей не дал: положил на плечо руку и заставил снова сесть.

Хотя Белвейн и сидел близко, ему показалось, что это лишь какое-то неуклюжее проявление любви. Его глаза лихорадочно метались от барона к племяннице, в голове проносились горячечные мысли. «Слава Богу, – подумал он, – слава Богу, что я не успел рассказать милорду все, что думаю об этой девчонке. Он почему-то к ней благоволит и пришел бы в ярость, распусти я язык».

Белвейн посмотрел на Элизабет и улыбнулся. Какая досада, что она не умерла с остальными! Непослушная, прямолинейная девчонка, она никогда не отвечала на его попытки завоевать ее благорасположение. А теперь словно видит все насквозь и знает о его ненависти к ней. Как же он не любил ее, как ненавидел и ее, и их всех… Ведь все они старались лишить его того, что по праву, принадлежало ему. Он станет в Монтрайте хозяином, а Элизабет уедет со своим бароном. И это тоже казалось позором – ведь он не сможет унизить ее так, как она унижает его сейчас. Как бы хотелось свести с ней счеты! Заставить стереть с лица, с кожи, со всего тела выражение холодного презрения, а потом отдать замуж за одного из своих приятелей. Уж их-то садистские манеры обращения с женщинами заставили бы чертовку хлебнуть лиха. От этих приятных фантазий улыбка шире растянула рот Белвейна, он чуть не хихикнул, но вовремя сдержался и закашлялся.

– Вы приняли решение по существу моей законной просьбы? – спросил он барона, особенно нажимая на слово «законной».

– Какой просьбы? – всполошилась Элизабет и посмотрела на мужа, ожидая его ответа.

– Сегодняшний вечер, – отозвался Джеффри, – не время для обсуждения закона и твоей просьбы, – и кивнул слуге на пустой кубок Белвейна.

У того достало благоразумия не настаивать, и он согласно опустил голову. Время терпит, думал Белвейн. Он непременно одержит верх – ведь закон на его стороне.

Он снова посмотрел на Элизабет и тут же отвел взгляд: она все знает, но ничего не может поделать.

Глаза Белвейна превратились в щелочки, плечи затряслись от едва сдерживаемого смеха. Приятные мысли обернулись плотским желанием, и рука скользнула под скатерть к себе между ног. «Ничего не может, – мысленно повторил он, почесываясь. – Нет у тебя доказательств, девка!» – восторженно вопил его мозг.

Как хочется сказать это вслух! Ничего, придет время, она узнает, что это он, Белвейн, помог совершиться всему. Он передал кому надо план укреплений и указал на слабые места в стенах. И жалел лишь об одном – что не мог присутствовать в замке, когда погибала семья Томаса. Но зато вволю насладился рассказами.

– Да, то был величайший день в жизни, – прошептал он.

Белвейн поднял взгляд на барона, и его улыбка тут же померкла. Грязная стерва задурила лорду голову и нашептывает всякие небылицы. Оттого господин с таким презрением и смотрит на него.