Человек: 1. Теория большого надувательства - Олег Мухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
кожа, потрясающе длинные ноги – всё соответствовало идеалу его красоты. Им овладело желание быть с ней, быть в близких отношениях, любить её, ласкать, насладиться ею и насладить её. Он так откровенно смотрел на неё, что она не выдержала и потянулась за платьем, находящимся в автомобиле. Он сказал на их тарабарском языке: «Простите, я напугал вас. Не бойтесь, я не причиню вам зла». И улыбнулся. Её голос прозвучал, как флейта. «Кто вы?» – спросила она. Что-то было до ужаса знакомое в складывающейся ситуации, что-то, что когда-то очень давно с ним уже однажды происходило…
Он сидел на мягком сиденье машины и силился привести в порядок свои мысли. Такого с ним давненько не случалось. Он влюбился в неё с первого взгляда. И самое замечательное – похоже, ей он тоже понравился. С первого мгновения их встречи он старался вести себя с ней предельно внимательно, боясь неосторожным словом или жестом порвать тонкую ниточку, натянутую между ними. Он весь напрягся, сжался, мозг работал на полную катушку. Он был подобен сапёру, разряжающему мину незнакомой конструкции. И потихоньку её испуг развеялся, через каких-нибудь полчаса они уже были, казалось, друзьями. Но это лишь казалось. Что-то печалило её, что-то она не договаривала. Смеясь над его шутками, она вдруг как-то странно замолкала, её глаза тускнели. Он не расспрашивал её о личном, не лез в её приватную жизнь, он только спросил, как её зовут. Она назвала имя – удивительное сочетание гласных звуков, без единой согласной вообще, – одно из тех женских имён, которые он любил. Он говорил с ней о море, о чайках, кричащих, как дети, о книгах и фильмах, нравящихся ей – она любила тех же авторов и тех же актёров, что и он! – , рассказывал о себе. И он
почувствовал, что она благодарна ему за то, что он не задавал вопросов, на которые она не хотела бы отвечать. Они купались и загорали, они устроили маленький «пикник на обочине» из тех скудных продуктов, что были у него, и тех изысканных и дорогих, что привезла она. И когда огненное солнце поостыло и стало падать за горизонт, и вроде бы подошло время расставаться, он не удивился её предложению подвезти его до города. Он натянул штаны и майку, закинул свою дорожную сумку на заднее сиденье автомобиля, а сам удобно устроился на переднем рядом с ней.
Он пытался привести мысли в порядок и не мог. В голове была путаница. Эта женщина одним махом разрушила его мирок, заставила перестать думать о накопившихся проблемах. Она потащила его за собой, и он послушно повиновался, боясь потеряться и упустить её. Конечно, они были друг другу не ровня, она принадлежала иному классу, иной социальной среде. Он прекрасно понимал непредсказуемость развития ситуации. И хотя он абсолютно не знал расстановки фигур, не имел никакого понятия о правилах игры, тем не менее, игра его захватила, увлекла, он кинулся в неизвестность. Он сидел на переднем сиденье «пятисотки» со смешанными чувствами, растерянный и бодрый одновременно, и осознавал, что со стороны, наверное, он смотрится довольно глупо. Будущее всего человечества отодвинулось на второй план.
В сгущающихся сумерках по пыльной просёлочной дороге она сосредоточенно вела машину, притормаживая на поворотах. Гравий отскакивал от колёс и бил в днище. Она нажала на кнопку магнитофона. Салон наполнился изумительным гитарным соло, удивительно знакомым. Он послушал ещё немного. Эту вещь он прекрасно знал. Бесспорно это она. Он произнёс: «Боже! Ты любишь «Аммагамму»!» Она не ответила, а лишь улыбнулась. Он всё больше и больше поражался – она и музыку любила такую же, как он! она подходила ему во всём, она была его мечтой, ни с кем из женщин он не чувствовал себя так хорошо – разве что… с кем? – , она понимала его с полуслова. «Так не бывает в реальной жизни, – подумалось ему. – Может, я грежу?» За окном проносились темнеющие деревья, луна уже светила вовсю. Они оба молчали, слушали музыку, думали каждый о своём. Они возвращались в вонь, в бардак, в сумасшедший дом, но он забыл об этом.
Они выехали на асфальтированное шоссе, когда город засыпал. На автостраде практически не было машин. Неоновые лампы освещали дорогу противным фиолетовым светом. Она не спросила, где его высадить, и он внутренне возликовал – он боялся этого вопроса и был рад, что игра продолжается. Она понимала, что белые фигуры у неё. Она задавала тон в игре, и она приняла решение. Она повернула руль влево, они ещё минут сорок петляли по городу, направляясь в один из его отдалённых районов.
– Ты не спросила, где мне выходить.
– А ты хотел, чтобы спросила?
– Нет.
– Как бы ты поступил, если бы я высадила тебя?
– Покончил жизнь самоубийством, – ответил он и рассмеялся.
Она направила «пятисотку» к девятиэтажной роскошной гостинице. Припарковалась на стоянке среди не менее солидных автомобилей.
– Вот мы и добрались, – сказала она.
Он вылез из машины, до конца не веря, что это происходит именно с ним. Счастливый, как никогда. Она заперла «пятисотку», взяла его за руку и потащила за собой. Чрезмерно
упитанный швейцар в нарядной униформе уже услужливо распахивал массивную дверь, подобострастно улыбаясь при этом.
В лифте он, наконец, не выдержал, расслабился. Он погрузился в её губы, как в ласковое тёплое море. Она отвечала ему взаимностью. Они целовались долго, гоняя лифт то вверх, то вниз.
Шикарный номер-люкс просто ошарашил его. «Кто же она, эта загадочная белокурая красавица? – думал он. Тень смутной печали легла ему на сердце. – Она становится всё ближе и всё недостижимей.» Апартаменты были обставлены со вкусом старинной дубовой мебелью. Его потёртые штаны и майка здесь явно были неуместны.
Она накрыла стол в гостиной, заказав еду в номер. Еда была утончённая – всевозможные деликатесы, в том числе икра. Из тонких высоких бокалов они пили изысканное вино, создающее во рту вкус блаженства и наслаждения. Он забыл, когда пил что-то подобное. Насытившись, она занялась посудой, а он пошёл в ванную комнату привести своё тело в порядок. Ванная была верхом технического оснащения, он мылся ароматным мылом под сильной струёй горячей воды…
Лёжа голым на широченной кровати, он с предвкушением ждал, когда выкупается она. Он слышал, как она плескалась, напевая что-то весёлое. Он лежал и думал, какая странная вещь жизнь. Ещё каких-то несколько часов назад он даже представить себе не мог такую ситуацию, строил планы по уничтожению жизни на земле, а сейчас… Как будто кто-то там, наверху, подкинул ему эту обворожительную красотку, а теперь смотрит вниз и посмеивается.
И вдруг его в одно мгновение бросило в жар, он покрылся липким потом. Внезапно его спутанные мысли и чувства, словно по мановению волшебной палочки, пришли в порядок, встали на свои места, потому что в сознании неожиданно всплыло лицо Натали и вся та история, которая напрямую была с ней связана. Он вспомнил забытое. «Неужели всё повторяется снова? И снова я оказался игрушкой в чьей-то дьявольской игре? Бог превратился в подопытное животное. Как похожи обе ситуации!» – лихорадочно
размышлял он.
Он лежал остолбенело на тёмно-зелёных простынях, не в силах пошевелиться, его словно парализовало. Смотрящий с потолка человек, зеркальное отражение его самого, казался незнакомцем. Минута проходила за минутой, а он всё ещё был выбит из колеи
дурными предчувствиями. Но когда она свежая и восхитительно пахнущая, с уже высушенными феном волосами и слегка подкрашенными глазками, такая желанная и соблазнительная, в тончайшем полупрозрачном пеньюаре, с милой улыбкой на губах, появилась в дверном проёме, он отбросил мрачные мысли в сторону, изобразил на лице восторг настолько, насколько получилось, и игра продолжилась. Он уловил сумасшедший блеск в её голубых глазах, пеньюар сполз с плеча, и они занялись любовью.
Ему давненько не было так хорошо. Они познавали друг друга, наслаждались своими телами, словно до этого уже жили какое-то время вместе и выяснили в деталях, что кому доставляет удовольствие. Они постепенно меняли варианты и с животной радостью осуществляли их. Страсть поглотила их. Она постанывала и повизгивала, а он шептал ей самые ласковые слова и целовал её тело.
Подустав от любви и нежности, они сделали перерыв, решили восстановить силы.
– Я всегда испытываю зверский голод после этого, – сказала она и притащила прямо в постель бутылку вина и съестные припасы. В неярком свете ночника она выглядела довольной.
Развалясь в самой раскованной позе и жуя бутерброд с икрой, она вдруг сказала на чистейшем английском:
– Привет, Алекс. Ну, как, понравилось?
Лишь только он услышал своё имя, своё самое первое имя, и понял, что это его имя, а также осознал, что фразы произнесены на языке, доступном единицам, он мгновенно весь взмок. Поры выстрелили потом. Даже потекло по лбу. Притворяться было бессмысленно. Он спросил:
– Ты кто? Из наших?
Она проглотила бутерброд, запила вином и, причмокнув от наслаждения губами, выпалила, как из пушки: