Соленая падь - Сергей Залыгин

- А оно и висит, товарищ Брусенков, - сказал завотделом. - Надо лишь глядеть хорошенче. - И кивнул в простенок.

Там и в самом деле висело тщательно переписанное решение первого съезда:

"Образование прежде всего необходимо русскому народу. Это самая важная потребность населения, которую может удовлетворить только народная власть Советов. Впредь же, до полного восстановления Советской власти, съезд считает необходимым:

- открыть школы грамоты, где есть помещения и обучающие;

- требовать от обучающих плодотворной работы, направленной к воспитанию детей, будущих граждан и будущих культурно-развитых работников.

О смысле внешкольной культурно-просветительной работы:

а) устроить, где возможно, отделения добровольного общества "Саморазвитие";

б) проводить, где возможно, беседы по общественно-политическим вопросам и по текущему моменту;

в) воспретить продажу без разрешения учебных пособий - бумаги, карандашей, чернил и пр.;

г) все штрафы, взимаемые от самогонщиков, передавать отделу народного образования".

К этой бумаге подошла Тася Черненко, стала ее читать. И Мещеряков тоже прочел все внимательно. Потом спросил:

- А золота вам не надо, товарищи? Может, пригодится вам?

- О чем это ты? Какое еще золото? - спросил Брусенков.

- Обыкновенное! Золотое! - ответил Мещеряков. - Мои ребята в Знаменской конфисковали серок семь тысяч. Да еще игрушки всякие поделаны тоже золотые. Вот-вот в Соленую Падь должен доставить все добро мой эскадрон.

- Не-ет, - махнул рукой учитель. - Зачем нам золото? Что мы с ним будем делать?

Прощаясь, Мещеряков пожал руку учителю, приняв сначал стойку "смирно", потом улыбнулся ему:

- Учителей я вам из армии освобожу! Своим собственным приказом и освобожу, когда главный штаб это долго решает!

Брусенков сказал резко:

- Пошли. Пошли в финансовый отдел!

По пути Мещеряков засмеялся:

- Ладно учитель-то сделал батюшке проповедь! И по памяти сделал - всех помнит христианских учителей, даже которые до Христа еще были!

- Не совсем ясно говорил учитель... - ответила Тася Черненко, как будто даже не Мещерякову, а так, вообще ответила. - Не каждому понятно...

- Ну чего тут не понять-то? - удивился Мещеряков. - Он ведь что сказал? Что ложь всякая сама себя и губит. И - правильно! Взять хотя Колчака. Кто ему первый враг? Первый враг ему - Колчак! - И тут Мещеряков снова вспомнил о золоте, и, как только вошли в финансовый отдел, он тотчас спросил: Здравствуйте, товарищи! Золота не нужно вам?

Финансовый отдел помещался в комнате узкой и длинной, вдоль одной стены стояли деревянные и железные шкафы - такие же точно, как в помещении штаба армии, вдоль другой - плотно друг к другу прижались столы, за столами сидели финансовые работники. Четыре человека.

Трое вытаращили на Мещерякова глаза, четвертый, в блузе, с бородкой клинышком, в очках и небольшого росточка, стоя за столом, громко стукнул костяшками - положил на счеты какую-то длинную сумму, прижал пальцем строку на разлинованной и тоже длинной бумаге, и только после этого поднял голову. Часто-часто поморгал, будто что-то вспоминая, и спросил:

- А - много ли?

- Сорок семь тысяч. В империалах и в червонцах. Еще - барахлишко золотое.

- А-а-а... Сорок семь... У Коровкина в Знаменской конфискованное?

- У него! - подтвердил Мещеряков. - Ты скажи, и здесь известно уже, оказывается, дело! А мы не слишком и рассказывали о конфискации!

- Когда привезете золото?

- Ну, не сегодня, так завтра.

- Богатство! Большое!

- Ну, еще бы не большое!

- С охраной везете?

- Эскадрон сопровождает!

- Кому здесь сдадите? В Соленой Пади?

- Хотя бы тебе. В отдел.

- Нет, нам не надо... - И небольшой человек у окна снова пощелкал костяшками, после этого отнял палец от длинной ведомости.

- Как это не надо? А может, пригодится?

- Не надо!

- Так вы же контрибуции деньгами делаете!

- Делаем. Керенками. Керенские билеты двадцати и сорока рублей достоинством у нас ходят. Мы на белой территории для этой цели кассы экспроприируем.

- А золото и ни к чему?

- Обсуждали вопрос. Вот с товарищем Брусенковым и обсуждали. Не имеется смысла. Не получается.

- Не получаться тоже может по-всякому.

- А вот как не получается: если мы не можем со всяким и повседневно расплачиваться золотом, то и не надо начинать. Иначе бумажный билет потеряет силу. Получится инфляция. - Завотделом выговорил это слово громко, со значением, посмотрел на Мещерякова и еще сказал: - А вслед за тем необеспеченным деньгам будет уже полная аннуляция! Верно я говорю? - И завотделом хитро так на Мещерякова поглядел.

Мещеряков подумал...

- Ты, товарищ завотделом, с деньгами давно сталкиваешься?

- А всю жизнь! Вот с таких лет! - ответил финансист и показал рукой у пояса. Совсем у него низко получилось. - Мальчиком был при лавочке, после бухгалтером Кредитного товарищества. Много слишком я их перевидел! Помыслил о них.

- А что же помыслил?

Завотделом подошел к Мещерякову, снова и часто-часто поморгал на него:

- Вот вы воюете. Люди - с людьми. А воевать надо всем против денег. Когда такую войну сделать в свою пользу - наступит справедливость. Раньше нет!

Мещеряков стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы, и смотрел на маленького финансиста. И тот, на минуту примолкнув, тоже разглядывал главнокомандующего, а потом стал говорить дальше:

- Жизнь начинаем новую, только один ее начинает с двадцати рублей, другой - с двадцати тысяч. Человека можно убить, осудить, деньги его не убьешь: он их скроет, на другие обменяет - все успеет. Скончается - сыну передаст. В земле схоронит - другой, совсем нечаянный человек найдет клад и тут же станет уже не за себя - за прежнего владетеля жить с деньгами. Как же понять? Чтобы денег было у всех ровно и не более того, сколько в действительности необходимо человеку? В Панковской волости еще до присоединения к нам подумали. Сделали так...

- Ты вот что, - перебил финансиста Брусенков. - Ты скажи главному о реквизициях, о конфискациях, о контрибуциях - ему военными его силами всем таким приходится заниматься, - и пусть он знает, какой на это существует у нас порядок!

- Законность такая: конфискуйте, но за присвоение - расстрел. Делайте исключительно и только через комиссию. Что еще? Бывшему владельцу имущества от лица комиссии выдается расписка. Кончатся военные действия - многим оплатим обратно. Кроме злостных. Что еще? Расписки эти считаются совершенно как облигации займа. Нужно сказать: белые, у кого находят подобные облигации, тут же жестоко расстреливают. Деньги находят - ничего, за облигации абсолютно не щадят. И население, когда видит быстрое приближение белых, истребляет наш заем. Так что оплачивать его придется далеко не полностью.

- Правильно! - подтвердил Брусенков и еще сказал: - Он у нас, наш товарищ финотдел, дело знает, ничего не скажешь, только вот...

Мещеряков сел на стул, вынул из кармана гимнастерки трубку.

- Пускай разговаривает!

И завотделом, глянув на Брусенкова даже чуть насмешливо, продолжил про Панковскую волость:

- Начали они - в город сделали налет, захватили банк. А в банке денег не оказалось - белые вывезли. Захвачены были карандаши, бумага и две самопишущие машины...

Окна финотдела выходили во двор бывшей кузодеевской торговли: бревенчатая стена амбара замыкала двор с противоположной стороны, сбоку был огород с невысокой городьбой, в огороде - беседка. Садовая беседка - и в огороде. Смешно! Но так, значит, нравилось бывшему владельцу второй гильдии купцу Кузодееву.

Замечая все это, Мещеряков ничуть не терял интереса к рассказу. Пригляделся - моргает завфинотделом, оказывается, будто и не зря - умно моргает.

- И сделали тогда панковские свои собственные мучные рубли, - продолжал финансист и небольшими ручками показал этот рубль. - На керенском, на романовском выпуске - это им уже абсолютно все равно - рубли погасили, пуды поставили. Обеспечили подобное денежное наличие действительным запасом зерна в общественных магазинах. Но послушайте: опять богатый как имел больше хлеба, так и остался богаче других. Тогда они что поняли: муки запаса нет ни у кого. Мука сама по себе уже не хранится, а у кого все-таки был запас - они знали, произвели конфискацию. Конфисковали также и мельницы и стали молоть исключительно и только на мучные рубли. Стал мучной рубль подлинной ценностью. И чтобы увеличить ему обращение, они соль с завода на него исключительно и только отпускали. После всю наличную торговлю на него же перевели. И никто мучных рублей мешками уже иметь не мог, все крайне бережно к нему относились.

- Политика! - засмеялся Мещеряков.

- Политика! - подтвердил завфинотделом. - Только без золота... Золото ты, товарищ главнокомандующий, отдай нашему военному отделу. Там оно, может, и пригодится!

- Какому, какому? - быстро переспросил Мещеряков.