Одиночество простых чисел - Паоло Джордано

— Фабио, прекрати, — попросила Аличе, но он словно не слышал.

— Что, не нравится? Как на нашей свадьбе, помнишь? Как на нашей распроклятой свадьбе! — голос его сорвался в крик.

Аличе тронула мужа за ногу, чтобы он перестал, но Фабио уже не мог успокоиться. Рис теперь сыпался ей на голову. Несколько зернышек застряли в гладких волосах, одно попало ей в глаз, причинив сильную боль. Зажмурившись, Аличе стукнула Фабио по голени. В ответ он пнул ее чуть ниже плеча. Она попыталась удержаться, но искалеченная нога подвела. Пошатнувшись, Аличе упала. Рис в упаковке закончился. Фабио стоял на стуле, держа пакет в руках, и смотрел на жену, лежавшую на полу, свернувшись клубочком, как кошка. Что-то молнией пронеслось в его сознании.

Он слез со стула.

— Аличе, ты ударилась? — спросил он. — Покажи.

Он хотел поднять ее голову, заглянуть в лицо, но она оттолкнула его:

— Оставь меня!

— Дорогая, прости, — взмолился он. — Ты…

— Убирайся вон! — завизжала Аличе во всю силу своего голоса.

Фабио отпрянул. У него дрожали руки. Он отступил еще шага на два и произнес:

— Хорошо… — бросился в спальню, оделся и вышел из квартиры, даже не взглянув на жену, которая так и лежала, не шелохнувшись.

36

Аличе заложила волосы за уши. Створка шкафчика над головой еще была открыта, напротив нее пустой стул. Она не ушиблась. Не заплакала. И никак не могла сообразить, что же произошло.

Машинально она начала собирать рис, рассыпанный по всему полу, — сначала по зернышку, потом сгребая ладонями. Поднялась, бросила непромытую горсть в кастрюлю, где уже кипела вода. Постояла, глядя на крупинки, крутившиеся в бурлящей воде благодаря конвективному движению — именно так Маттиа назвал однажды этот процесс. Погасила огонь, не дожидаясь, пока рис сварится, прошла в гостиную и опустилась на диван.

Она не будет ничего убирать. Она подождет, пока придут родители мужа и все увидят. Она расскажет им, как вел себя Фабио.

Но никто не пришел. Он предупредил их. Или же отправился к ним, чтобы изложить свою версию случившегося. Наверняка он скажет, что чрево Аличе подобно высохшему озеру и что он устал так жить дальше…

В доме стояла полная тишина. Аличе подняла телефонную трубку и набрала номер отца.

— Алло? — ответила Соледад. — Чао, мой ангел. Как поживает моя девочка? — заботливо, как всегда, спросила она.

— Так себе, — ответила Аличе.

— Почему? Что случилось?

Аличе помолчала.

— Папа дома?

— Спит. Разбудить?

Аличе представила отца, лежавшего в опустевшей спальне — теперь он делил ее только со своими мыслями. Тихо… Тоскливо… Сквозь опущенные шторы на постель падают полоски света…

Обида, разделявшая их, со временем прошла, Аличе уже и не помнила о ней. Еще недавно она стремилась вырваться из дома — настолько ее угнетал тяжелый, пристальный взгляд отца, но сейчас именно этого взгляда ей недоставало больше всего. Отец ничего не скажет, он вообще теперь мало говорил. Просто погладит ее по щеке и попросит Соль поменять белье в детской комнате — этого будет достаточно.

Странно, но с тех пор, как Фабио вошел в ее жизнь, отец стал заботливее относиться к ней. Он никогда больше не говорил о себе, предпочитая, чтобы она сама рассказывала ему, как живет. Иногда ей казалось, он и не слушает ее, вернее, слушает, но не вдумывается в слова — просто радуется ее голосу.

После смерти матери отец ослабел. Кратковременные отключения сознания начались у него около года назад, когда однажды вечером он перепутал Соледад с Фернандой — привлек ее к себе, желая поцеловать, будто перед ним и в самом деле его жена. Соль пришлось даже хлопнуть его по щеке, отчего он обиженно захныкал, как ребенок. На другой день он ничего не помнил, но смутное ощущение какой-то ошибки, какого-то сбоя в размеренном, привычном ритме жизни побудило его спросить, что произошло.

Соледад не хотела говорить, переводила разговор на другое, но он упорно настаивал. Когда же Соль все-таки сказала правду, он помрачнел, кивнул и тихо сказал, что огорчен. Потом заперся в своем кабинете и оставался там до ужина, не спал и ничего не делал — просто сидел за письменным столом, положив руки на ореховую столешницу, и напрасно пытался восстановить недостающий фрагмент в ленте своей памяти.

Подобные случаи провалов в памяти повторялись все чаще, и все трое — Аличе, ее отец и Соль — старались делать вид, будто ничего не замечают, ожидая того момента, когда уже не смогут не замечать.

— Али? — снова заговорила Соль. — Так я пойду разбужу его?

— Нет, нет, — поспешила ответить Аличе, — не буди, не нужно.

— Ты уверена?

— Да, пусть отдыхает.

Положив трубку, она прилегла на диван и постаралась не закрывать глаза, устремив их в белый потолок. Она боялась пропустить то мгновение, когда обнаружит новое, необратимое изменение в своей жизни. Ей хотелось быть свидетелем бог знает какой по счету небольшой катастрофы и запомнить ее, но уже совсем скоро дыхание ее сделалось ровным, и она уснула.

37

Маттиа немало удивился, что у него еще есть какой-то инстинкт, похороненный под густой сетью мыслей и отвлеченных понятий. Удивился страсти, с какой этот инстинкт проявился и уверенно руководил его действиями.

Возвращение к действительности оказалось болезненным. Чужое тело Нади распласталось на нем. Ее пот, скомканная диванная накидка, их смятая одежда — от всего этого он задыхался. Надя дышала тихо и ровно. Маттиа подумал, что отношение периодичности ее и его вздохов — число иррациональное, а значит, нет никакого способа соединить их и определить какую-то регулярность. Он широко открыл рот над головой Нади, чтобы вдохнуть побольше кислорода, но воздух в комнате стоял очень тяжелый, такой не вдохнешь.

Ему захотелось прикрыться. Он повернул ногу и почувствовал, как его вялый, холодный пенис соприкасается с Надиной ногой. Он вздрогнул и невольно задел Надю коленом. Надя приподняла голову, оказывается, она уже спала.

— Извини, — сказал Маттиа.

— Ничего.

Она прижалась к нему губами, ее дыхание снова стало слишком горячим. Маттиа лежал неподвижно, ожидая, пока она успокоится.

— Давай перейдем в спальню, — предложила Надя.

Маттиа кивнул. Ему хотелось вернуться в свою квартиру, в удобную безликость своего жилища, но он понимал, что сейчас уходить нельзя.

Оба почувствовали неловкость, когда забирались под простыню с разных сторон кровати. Надя подбадривающе улыбнулась, как бы говоря: «Все хорошо». В темноте она прильнула к его плечу, поцеловала еще раз и тут же уснула.

Маттиа закрыл глаза, но не смог пролежать так долго. Мысли, одна тяжелее другой, были наказанием за содеянное. Он опустил руку под кровать и принялся царапать большой палец об острую металлическую стяжку пружины. Потом пососал его. Вкус крови успокоил, но не надолго.

Он лежал и прислушивался к незнакомым звукам: тихое гудение холодильника, равномерные щелчки калорифера, тиканье часов в другой комнате, которые, как ему казалось, шли слишком медленно.

Он попробовал встать, но Надя заснула посередине постели, не оставив ему места, чтобы спокойно повернуться. Волосы ее щекотали ему шею, дыхание осушало грудь. Маттиа подумал, что из-за всего этого он не сомкнет глаз. Было уже поздно, наверное, третий час ночи, а завтра утром у него лекция. После бессонной ночи он, конечно, допустит какие-то ошибки, будет некрасиво выглядеть перед студентами. А дома он мог бы поспать хотя бы те несколько часов, что еще оставались.

Если действовать осторожно, она не заметит, подумал он.

Еще с минуту он полежал неподвижно, размышляя. Звуки теперь слышались отчетливее. Новый щелчок калорифера заставил его вздрогнуть, и он решил уйти.

Ему удалось осторожно высвободить руку, лежавшую под головой Нади. Во сне она ощутила это и поискала ее. Но так и не проснулась.

Он опасливо спустил ноги на пол. Пружина под ним слегка скрипнула.

Сделав несколько шагов в сторону двери, Маттиа обернулся, посмотрел в полутьме на постель и смутно припомнил то мгновение, когда оставил Микелу одну в парке. Потом он прошел босиком в гостиную, подобрал свою одежду с дивана, взял ботинки и совершенно бесшумно, как всегда, открыл замок.

Оказавшись на лестничной площадке, все еще с брюками в руках, он смог наконец глубоко вздохнуть.

38

В ту субботу, когда случилась история с рисом, Фабио позвонил ей на мобильник уже вечером. Аличе удивилась, что не по городскому телефону, и решила — наверное, оттого, что телефон у них общий, а муж не хочет теперь иметь с ней никаких точек соприкосновении, как не желает этого и она.

Разговор, несмотря на долгие паузы, получился короткий.

— Эту ночь я проведу у родителей, — сказал он как о чем-то уже решенном, и она ответила: