Русский бунт - 2030 - Александр Абердин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приятные известия приходили и с Северного Кавказа. Мало того, что из горских республик возвращались вчерашние рабы, так в аэропорты Минеральных Вод, Краснодара, Сочи, Сальска и Ростова ежедневно прибывало по два, три чартерных рейса из Израиля, Кипра, Греции, Армении и других стран. В Россию, как выразился по этому поводу Максим, потянулись «дикие гуси», но это была только шутка. На самом же деле домой возвращались тысячи людей в возрасте от двадцати пяти до сорока, сорока пяти лет, которые хотели с оружием в руках очистить свою Родину от оккупировавших её негодяев. Впрочем, оккупанты это солдаты извне, а тут речь шла о тех людях, которые родились и выросли в России. Зато освобождать страну от них прилетали даже молодые люди, родившиеся в Израиле, причём очень многие из них были евреями, а не русскими и не только ими. Мягкая позиция «Комитета триста сорок», которую он занял в отношении кавказских народов, предоставив им полный суверенитет, не перекрыв при этом «кислород», а также то, что в Татарстан и Башкортостан так ещё и не были введены войска, сделали своё дело.
В Россию возвращались из стран Западной Европы бывшие жители этих республик, чтобы сначала покончить с прежним режимом в ней, а затем и у себя на родине, чего им никто не гарантировал. Максим и его друзья вовсе не стремились к тому, чтобы учить горцев жизни. Кавказу предоставлялся суверенитет, необходимые энергоресурсы и не более того в обмен на неприсутствие в России. Они даже не стали требовать, чтобы Чечня вернула исконно русские земли, прирезанные этой республике. Правда, от горцев в жесткой форме потребовали немедленного возвращения всех русских людей, а тем из них, кто проживал в освобождённых городах, но не был замешан в убийствах, выплачивалась компенсация за дома и квартиры, которые те оставляли. Причём такая, что горцы уезжали домой весьма охотно. О том, что новой властью были расстреляны сотни и тысячи их соплеменников, никто даже и не вспоминал. Пока не вспоминал. Некоторые из горцев, имевшие русских жен, не хотели возвращаться на Кавказ и им шли навстречу без каких-либо дополнительных условий и таких насчитывалось немало. В общем никто не заводил даже речи о том, что Россия только для русских. Может быть именно поэтому на освобождённых территориях дело не дошло до лозунга – «Бей всех чёрных».
Глава девятая
Французская позиция в отношении России
Максим лежал на кровати мрачный и злой, как чёрт, держа в руках опустошенную наполовину бутылку водки. Сегодня под вечер он вернулся из рейда в Восточные Саяны, в ходе которого они взяли штурмом хорошо укреплённую, здоровенную виллу-крепость горах, построенную в стиле хай-тек и оснащённую по последнему слову техники. В ней, среди пейзажей невиданной красоты, засел со своими сатрапами и верными нукерами крупный золотопромышленник и бандит, долгие годы терроризировавший население Хакассии, Тувы и юга Красноярского края. Пётр Мамонов был просто каким-то выродком, чуть ли не дьяволом во плоти и собрал вокруг себя точно таких же негодяев, как и он сам. Когда он узнал о восстании, то сразу же подался в своё убежище, надеясь, что её никто не сможет взять штурмом, а чтобы полностью обезопасить себя, прихватил с собой свыше трёх тысяч заложников, причём одних только девушек и молодых женщин. С ним укрылось в горах полторы тысячи отъявленных головорезов и если бы не заложники, то Максим не раздумывая применил против этого ублюдка не то что «Спейсхаммер», а даже последнее изобретение их учёных-атомщиков – сверхчистую водородную бомбу.
После нескольких дней разведки они пошли на приступ и взяли крепость Петра Мамонова в ходе ожесточённого боя, но при этом погибла почти треть заложниц. Её хозяина, как и всю его семью, удалось взять в плен и тут выяснились очень неприятные вещи. Все три сына Мамонова, юнцы четырнадцати, пятнадцати и семнадцати лет, пошли в своего папашу. Они были такими же садистами и убийцами, как и тот. Не отличалась особым человеколюбием и их мамаша и если в отношении взрослых членов семьи было ясно, как поступить, то что делать с двумя самыми юными, но чудовищно жестокими отпрысками Петра Мамонова, Максим не знал. Точнее знал, как знали это все остальные спецназовцы, но приходил в ужас от одной только мысли, что им придётся казнить детей.
Да, но ничего другого им не оставалось делать, ведь это именно они устроили кровавую резню в подземной тюрьме отцовской крепости. Поэтому всех троих первыми посадили на колья и отцу с матерью пришлось долго смотреть на то, как их сыновья корчатся в муках. Вот тут-то вся спесь и сошла с Петра Мамонова, мечтавшего о том, чтобы его сыновья получили как можно большие наделы, а в итоге вышло так, что им вместо этого досталось по самому толстому колу.
У Максима до сих пор стояли в ушах истошные мальчишеские крики. Юные убийцы только на колах поняли, что такое боль и, предчувствуя скорую смерть, молили своих палачей о пощаде, но тщетно. Вот потому-то Максим и приложился уже к второй бутылке, мечтая поскорее если не уснуть, то хотя бы забыться, хотя он не забыл о том, что приказа о наказании за пьянку не отменял. Сон пришел к нему только после третьей бутылки водки и наутро, когда он проснулся, ему стало ещё противнее от того, что только водка смогла принести ему хоть какое-то облегчение. Быть палачом невероятно грязная и тяжелая работа, но кому-то ведь нужно было отправлять подонков на тот свет таким образом, чтобы те испытали хотя бы тысячную долю тех страданий, которым подвергли других людей.
Хотя его и мутило с похмелья, к нему вернулись и прежняя уверенность в своей правоте, и решимость уничтожать мерзавцев и дальше, не взирая ни на что, даже на их юный возраст. От этого, что ни говори, уже было немало пользы. Хотя они продвигались на запад черепашьими темпами, там установилась хотя бы видимость какого-то если не порядка, то равновесия.
Вчерашние хозяева государства хотя не были окончательно разгромлены и отправлены на эшафот, резко поумерили свой пыл и забились в свои крысиные норы. Те из их нукеров, которым не хватило места в загородных особняках-крепостях и посёлках, превращённых в укрепрайоны, уже не лютовали, как прежде, а ушли в леса и забились в самые дальние чащобы. Народ был по большей части предоставлен сам себе и выживал, как мог. Кто-то предпочитал дождаться прихода новой власти в лесах, кто-то наоборот, в городах, создавая коммуны.
Как одни, так и другие получали от повстанцев оружие, но в ход его пускали только в случае самообороны. Во всяком случае ни у кого не появлялось желания взять штурмом какой-нибудь посёлок, застроенный шикарными дворцами. Люди понимали, что в сложившейся ситуации только телепаты могли с абсолютной точностью сказать, кто достоин виселицы, а с кого хватит одних только батагов или просто изгнания из России. Последняя мера наказания применялась всё чаще и чаще, но вовсе не потому, что «Комитет триста сорок» смягчил свои же собственные понятия о справедливости. Объяснялось всё просто – далеко не все приспешники прежней власти были востребованы ею, как палачи и не все каратели были отпетыми садистами.
Поэтому всех тех людей, которые служили прежней власти по «идеологическим» соображениям, не были повинны в злодеяниях, но при этом всё же люто ненавидели повстанцев, просто изгонялись из России навсегда. По большому счёту их нельзя было расстреливать, а сажать в тюрьмы не имело никакого смысла. Там они снова будут сидеть на шее народа, а тут как раз Запад открыл для них настежь все двери. Поэтому к середине августа уже несколько тысяч человек было отправлено в Западную Европу. Подавляющее большинство изгнанников, а это были мужчины в возрасте от тридцати до пятидесяти, улетали без жен и детей, отказавшихся покинуть Родину только потому, что их отец добровольно служил прежней власти. В том, что чиновничье-бюрократический режим был преступным, никто не сомневался и потому люди считали преступниками практически всех его приспешников. Однако, русские люди не были бы таковыми, не прости они тех, кто покаялся в своих грехах прилюдно. К тому же им вполне хватало слов следователей-телепатов, сказавших, что человек действительно раскаялся.
Ещё каких-то три месяца назад в рядах повстанцев насчитывалось всего четыре сотни телепатов, но теперь их число перевалило за семнадцать тысяч, так что майор Завьялов не стал исключением. После инъекции «Сыворотки расширения сознания» люди обретали и другие псионические способности, подчас совершенно удивительные. В основном псиониками становились русские люди, а из представителей других национальностей преимущественно те, кто прошел через лагеря и тюрьмы. Учёные, занимавшиеся исследованиями в области псионики, говорили, что всему виной то невероятное напряжение, в котором русские люди находились всё последнее время. При этом они отмечали ещё и то обстоятельство, что псиониками, после применения сыворотки расширения сознания, чаще всего становятся люди высоких моральных и нравственных качеств. Одно это уже наводило на определённые размышления. Вообще-то «Сыворотка расширения сознания» и «Сыворотка здоровья», которые были показаны к применению начиная с двенадцатилетнего возраста, производились в огромном количестве и применялись в массовом порядке не смотря на то, что некоторых людей после инъекции трясло чуть ли не по трое, четверо суток, но ещё никто не отдал в результате Богу душу.