Шаг к звездам - Андрей Ливадный

Герберт невольно вздрогнул, и, опустив электронный бинокль, медленно обернулся, недоумевая, кто еще решил забраться на такую высоту, учитывая, что только узкому кругу людей из всего персонала расположенной под мегаполисом военной базы разрешалось подниматься на поверхность.

Он не ошибся, – потревоживший его звук был ничем иным как шелестом покрышек по лажному асфальтобетону.

Рядом с его «Фордом» остановилась точно такая же машина, оснащенная принципиально новым, экологически чистым приводом, где двигатель внутреннего сгорания заменили электромоторы, питающиеся от конвектора вещества.

Тихо чавкнул пневмоуплотнитель двери и на мокрое покрытие недостроенной автомагистрали ступил незнакомый Герберту человек в военной форме со знаками различия полковника.

Он на секунду застыл, оглядываясь по сторонам, и Герберт, внимательно наблюдавший за внезапным визитером, вдруг понял, что первое впечатление обманчиво, – он уже где-то видел эти черты лица…

Заметив Ричардсона, тот кивнул, будто Герберт являлся его старым знакомым, и прямиком направился к нему.

– Высоковато забрались, капитан. – Произнес он, протягивая руку.

Герберт пожал узкую, неожиданно сильную ладонь, пытаясь мучительно вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог видеть эти черты лица, и вдруг…

Он действительно вспомнил его, придя от неожиданной вспышки зрительной памяти в полнейшее замешательство. Очевидно, вся гамма противоречивых чувств отразились на лице Ричардсона, как в зеркале, потому что негаданный визитер внезапно усмехнулся и произнес, рассеяв последние сомнения:

– Нет, я не призрак капитан. Вы все правильно вспомнили, – меня зовут Алан. Алан Керби.

– Вы… живы?!

Он кивнул и неожиданно добавил:

– Отчасти, – благодаря вам.

Ричардсон вообще перестал понимать что-либо.

– Подождите… полковник, мы ведь никогда не встречались!..

– Верно. Наше знакомство можно назвать заочным. Я понимаю ваше недоумение, ведь считалось, что я погиб в Афганистане, верно?

Герберт предпочел промолчать.

Алан сел на влажный от постоянной мороси бетонный блок ограждения и произнес, глядя на панораму мегаполиса:

– Мне удалось покинуть район операции, уже после того как по плоскогорью был нанесен ракетный удар. В этом нет никакого чуда, я знал, что в случае провала командование пойдет на крайние меры, ради уничтожения улик.

Герберт достал сигарету, внезапно ощутив, как начали дрожать пальцы рук. Он не мог понять, отчего так волнуется, – по всем меркам следовало радоваться чудесному спасению Керби…

Машинально протянув початую пачку сигарет сидящему рядом полковнику, он заметил, как неровно ложиться нудная морось дождя на его коротко стриженые волосы, словно часть прически Алана составлял искусно сделанный парик, – капельки воды не смачивали волосы на определенном участке, а скатывались с них, обозначая овальное пятно…

– Вы были ранены? – Интуитивно предположил Герберт.

– Заметно? – Алан взял сигарету. – Да, выбраться из района плоскогорий оказалось нелегко. – Прикуривая, произнес он. – Две недели я провел в горах, затем еще месяц пробирался к территории, подконтрольной Северному Альянсу. – Он глубоко затянулся. – Когда я вышел к позициям наших союзников, мне казалось, что все уже позади, – в конечном итоге я связался со штабом группировки войск, и ожидал, пока сведения передадут генералу Уилсбергу, в Штаты… – Он криво усмехнулся и пояснил:

– В мою судьбу вмешался случай. Глупый случай, если учитывать те опасности, что удалось преодолеть, выходя с вражеской территории. Пока я ожидал ответа на отправленную в Штаты информацию, между нашими союзниками и силами талибов завязался очередной бой. Оказывается, позиции сторон были расположены так близко, что КП Альянса периодически подвергался минометному обстрелу. Как говорил русский генералиссимус Суворов: «Пуля – дура»… Осколок, впрочем, не умнее. – Он машинально коснулся своей головы, оглаживая сухой участок волос.

– Ранение в голову?

– Да. Тяжелейшее. Осколок задел церебральную кору правого полушария. Я по всем канонам должен был умереть, но нейрохирурги, видя безвыходность ситуации, рискнули… под непосредственным давлением Уилсберга, разумеется. Мне удалили пострадавший участок мозга, как удаляют раковые опухоли безнадежно больным. Обычно такие операции оборачиваются умственной неполноценностью, – науке известны лишь единичные случаи, когда мозг после серьезной травмы или хирургического вмешательства продолжает адекватно функционировать, наладив новые связи в обход утраченных. В моем положении чуда, увы, не предвиделось, и нейрохирурги имплантировали мне разработанные вами нейрочипы, связав их с неповрежденными участками нервных тканей.

Герберт слушал его, ощущая, как непроизвольно потеют ладони.

Он сам никогда бы не решился на такое применение нейромодулей. Хотя с технической точки зрения подобная совместимость не вызывала недоумения – переходные адаптеры на основе искусственных нейросетей уже много лет использовались при изготовлении протезов, в частности ему была известна японская компания, чью продукцию скорее стоило признать имплантами, нежели просто механическими заменителями утраченных конечностей…

Однако кисть руки или стопа – это не нервная ткань головного мозга…

– Как видите, я вполне адекватен. – Произнес Керби, словно угадав направление мысли Герберта. – Врачи объяснили мне, что до сих пор никому не удалось выявить, где именно наш мозг хранит определенную информацию, По мнению исследователей, пытавшихся выделить гипотетический раздел мозга, отвечающий за память, его не существует в компактном, обособленном виде, то есть, наша личность фрагментирована, размещена в разных местах и вероятно – дублирована.

– Я осведомлен об этом. – Ответил Герберт, стараясь подавить охватившее его волнение. – Выходит, вам протезировали участок церебральной коры?

– Именно. Мне имплантировали пятьдесят нейрочипов, расположив их тремя слоями, и закрыли черепную коробку вставкой с компьютерными разъемами для подключения тестирующих устройств.

– Полмиллиона искусственных нейронов…

– Да. Мозг сам заполнил их информацией. Более того, через месяц после операции томография показала рост нервных тканей, которые начали заполнять свободное пространство в местах соединения искусственных нейросетей с живыми клетками.

Герберт поежился не то от холода, не то от перевозбуждения.

– Может быть, сядем в машину? – Предложил он.

– Нет. – Алан повернул голову и в упор посмотрел на Герберта. – Капитан, я признателен вам за те импланты, что позволили врачам вытащить меня из лап смерти, но придти и сказать «спасибо» я мог в любой момент, на протяжении последних шести месяцев. Для этого мне не нужно было подниматься сюда.

– Тогда… в чем дело, полковник?

– Сейчас объясню. – Керби спокойно осмотрелся по сторонам, и предложил:

– Давайте разомнем ноги. Думаю, что спустившись на один уровень, мы сможем спокойно обсуждать деликатные вопросы, не опасаясь прослушивания. А машины пусть пока постоят тут.

Минут через десять они нашли защищенное от моросящего дождя место, укрывшись в здании придорожного кафе, где уже закончились все внутренние отделочные работы.

– Почему вы считаете, что машины прослушиваются? – Спросил Герберт, усаживаясь на пластиковый стул.

– Я это знаю. – Ответил ему Алан. – Генерал Уилсберг не из тех людей, кто выпускает своих подчиненных из поля зрения, тем более в сложившихся обстоятельствах.

– Каких?

– Боюсь, он затеял опасную игру.

– Говорите прямо, полковник.

– Именно это я и пытаюсь сделать. Вы часто смотрите программы новостей? – Внезапно задал он отвлеченный вопрос.

– Нет времени. – Покачал головой Герберт, по-прежнему не понимая, куда клонил Керби.

Алан понимающе кивнул:

– Уилсберг загрузил вас второстепенной работой, с которой мог бы справиться специалист рангом пониже. – Произнес он. – Вы ведете уже обкатанный проект, контролируя несколько тысяч строительных механизмов. Это не настораживает?

– Мне казалось, что возведение города и контроль над машинами – это самые значимые проблемы… – Ответил Герберт.

– Увы. – Керби хмуро прикурил сигарету. – Когда я вернулся в строй, Альберту нужно было дать мне занятие. Не будучи уверен, что я после операции не выкину какой-нибудь фортель, он рассудил здраво, отдав под мой контроль вполне рутинную и безопасную проблему – следить за расходованием «секретного оборудования», то есть учитывать каждый нейрочип, поступающий со складов на производство. Последний год я занимался именно этим. Поначалу все шло нормально, но потом со складов были внезапно затребованы большие партии нейромодулей, – счет шел на сотни тысяч, а когда я попытался выяснить направление их расходования, меня щелкнули по носу «личным распоряжением генерала». Я естественно проверил, и Альберту пришлось подтвердить, что это действительно так. – Керби глубоко затянулся, а затем продолжил, машинально перейдя на «ты»: