Литературная Газета 6256 ( № 52 2010) - Литературка Газета

Переговорив друг с другом, мы решили рассчитаться на «первый-второй», чтобы не вышло кампании, которая лишь подстегнула бы коня. Я предупредил свою редакцию, что сажусь за очень важную статью, это займет неделю-вторую, так что, может,  и привезу ее сам, в чемодане.

В то время все три национальные телеканалы Франции еще имели государственный статус. Финансировались они за счет абонементной платы, доходов от рекламы и правительственных субсидий, на которые как раз этот статус и давал им право.  Но если первый и третий каналы достаточно  корректно отражали  правительственный курс на привилегированные отношения с СССР, то второй с ним просто не считался.  И тут было очевидное противоречие, ведь опекали их одни и те же правительственные структуры и чиновники. Получалось: одной рукой за –  другой против.  В какой-то мере этот перекос удавалось выправлять благодаря корреспонденту АПН Александру Игнатову и корреспонденту ИМЭМО Андрею Кудрявцеву: они, со своим блестящим французским, были частыми гостями телевизионных дискуссий, которых, как известно, не бывает без оппонентов.  В одной из таких дискуссий Андрей, когда его допекли какими-то нелепыми вымыслами о нашей стране, огрызнулся: «Да что вы говорите! Нам теперь самое время засучить рукава, а не ширинку застегивать!» Эта фраза вызвала во Франции такой хохот и столько аплодисментов, что впредь на дискуссиях звучало уже как уговор: спорить будем  о серьезных вещах, а не о ширинках. Но как ни достойно двое из наших коллег держали удар, конечно, требовался еще и спокойный, обстоятельный и, главное, доказательный анализ не прекращавшейся антисоветской кампании.

Положил свою статью в папку посла и на следующее же утро оказался в его кабинете. «Это то, что я давно ждал от наших корреспондентов, - сказал Степан Васильевич голосом учителя, довольного сочинением ученика. – Вы не послали статью в редакцию?» - «Пока еще нет». – «И не посылайте. Трибуна «Комсомольской правды»  для нее маловата. Я подумаю.  Вот что: в воскресенье приходите в посольство на прием, там будет Александр Борисович Чаковский. Вы с ним знакомы?» - «Нет». – «Хорошо, я вам сделаю знак».

Понятно, что знак этот я не пропустил.  Когда посол  передал статью Чаковскому, который, глянув только на первую и последнюю страницы, засунул ее в нагрудный карман, и обернулся в мою сторону, я понял, что могу подойти. Разговор продолжался уже в моем присутствии. «Не надо подписывать эту статью своей фамилией, могут быть неприятности. У вас есть псевдоним?»  - Псевдонима не было, я им никогда не пользовался. - «Так придумайте к утру и скажите Александру Борисовичу. Вы ведь можете сопроводить его в аэропорт?»

Знаю точно, что наутро моя статья еще не была прочитана, Александр Борисович не сказал о ней ни слова. Он прочитал ее в самолете.  Самолет приземлился в Москве, дай Бог,  в час дня.  В редакции Чаковский оказался в четвертом часу, не раньше. Был понедельник, день заключительной работы над текущим номером. Главный редактор вынул из готовой полосы чей-то материал  и поставил на его место статью «За мутным экраном» некоего А. Кравчука из Парижа. Псевдоним я  придумал к утру, сделав выбор  все-таки в пользу Кравчука, а не Портного – в том и другом случае это всего лишь  переводы моей фамилии с ее венгерского оригинала. Но уж до таких языковых тонкостей, думалось мне, никаким ищейкам не докопаться. И в самом деле: статья вызвала много пересудов во французской прессе, но все это были лишь отзывы, комментарии, оспаривание выдернутых из текста  цитат, словом, картечь – пока  ее вдруг целиком не напечатал еженедельник «Нувелль литтэрер». Произошло это, помнится, через добрый месяц после ее появления в «ЛГ».   За это время я успел побывать в Москве и вернуться в Париж корреспондентом другой газеты. Но еще надо было выхлопотать свою новую аккредитацию. Тут я и оценил прозорливость нашего посла: А. Kravtchouk бы ее точно не получил.  Даже если заслуживал: после перепечатки статьи в «Нувелль литтэрер» второй телеканал заметно сбавил свой антисоветский пыл.   Кстати, пять лет спустя, в 1986-м, первый и третий телеканалы Франции были приватизированы и с тех пор управляются частными капиталами, тогда как под опекой государства остался только второй канал, получивший новое имя, «France-2».  И теперь по тону его передач вернее всего судить как о последовательности, так и о малейших изменениях в политических отношениях наших стран.

3.

Официально «Нувелль литтэрер» и «Литературная газета» никогда в побратимские отношения не вступали, но, как издания родственные, следили за публикациями друг друга.  По всему выходило, что и какой-то «договор дружбы»  им бы не помешал.  Когда я впервые оказался в кабинете главного редактора «Нувелль литтэрер» Жан-Франсуа Кана и обронил – разумеется, невзначай – эту мысль,  он, приподняв очки и поглаживая свою сверкающую лысину, вдруг произнес: «Так-так, кажется, теперь я догадываюсь. А я думал, что это ваш предшественник…» - «Так вы знали Лоллия Замойского?» - «Конечно.  Эта перепечатка из «Литературной газеты» произошла благодаря нашему знакомству». Надо отдать Кану должное: о своей «догадке»  публично он нигде и никогда не сказал.

Но идея, с которой я пришел, увы, опоздала: Ж.-Ф. Кан  был уже захвачен новым проектом – создать «народный журнал», все подписчики которого были бы его акционерами. Как угорелый, он носился по всей Франции, убеждая, что это возможно. И чудо случилось:  вечной четверке французских еженедельников – «Пари-матч», «Экспресс», «Пуэн» и «Нувелль обсерватер» – пришлось  потесниться, уступив часть медиарынка журналу «Эвенман дю жеди» («Событие четверга») с его новой формулой и неугомонным директором. Это новое равновесие  установилось на добрых десять лет.  Уже в конце 80-х, когда горбачевская перестройка, что бы ни говорили про нее сегодня, привела к необратимым изменениям в мире,  Жан-Франсуа через друзей послал в «ЛГ» весть, что вот теперь он готов взяться за совместный проект. Редакция командировала меня во Францию. Все было продумано: макет «ЛГ» на французском языке, наполнение этого макета, финансовое участие изданий, даже переведены статьи для первого издания.  И вдруг все рухнуло: «народный журнал» все-таки не выдержал конкуренции с капиталами медиарынка и перешел под их контроль.  От старого названия осталась только половина – «Эвенман» («Событие»), к которому новые владельцы цепляют, как правило, второе слово, обозначающее завладевшую «событием» финансовую группу.  После названия «Эвенман Франс суар» я и следить перестал за этой нитью.  А Жан-Франсуа Канн создал новый журнал, «Марианна», который опять отвоевал свою часть витрины в газетных ларьках, наравне с «вечной четверкой». Но это уже другое равновесие. Акционеров теперь всего несколько человек, во главе с самим издателем, то есть делается «Марианна» по всем законам рынка, даже если ее политическая формула – «революционный центризм» – ему и претит. На родство с центризмом еще, пожалуй, способны и мы, но вот к революционности совсем охладели.

Еще раз: что бы мы ни думали теперь о своей перестройке, это она заставила Запад по-новому увидеть нашу страну, а нас – другими глазами глянуть на Запад. Глазами и ушами этого процесса были, конечно, СМИ: пресса, радио, телевидение, в последние годы – еще Интернет, хотя в его паутине и фальшивогазетчикам такое раздолье, что раньше им просто не снилось. Это уже другая эпоха, но надо понимать, что без опыта предыдущей она была бы совсем иной.  Пусть ни «Нувелль литтэрер», ни «Эвенман дю жеди» так и не успели представить французскому читателю полную «Литературную газету» – дело, думаю, было все-таки не столько в финансах, сколько в постоянной увлеченности Ж.-Ф. Канна новыми проектами,  непременно крупными и революционными, – все же это был честный поиск и  честное журналистское слово.  Не случайно те, кто такие же эксперименты ставил в гораздо меньших масштабах, преуспели. В январе 1986 года во Франции случился сущий ажиотаж – вдруг в киосках появилась «Правда» на французском языке. Это был разовый выпуск, разошлось 260 тысяч экземпляров.  Диковинную газету зачитывали до дыр, передавали из рук в руки, как реликвию.  Главный редактор еженедельника «Vendredi-samedi-dimanche» («Пятница-суббота-воскресенье») Филипп Жост, затеявший этот эксперимент, сказал тогда вашему корреспонденту:

- Идеологическое противоборство систем, к сожалению, не способствует взаимопроникновению культур. Мне хотелось примером перевода «Правды» на французский язык доказать, что эта тенденция преодолима и, кроме того, подчеркнуть важность точной, не интерпретированной информации. Интересно, что днем раньше «Правда» вышла и в США, но американский номер отстал от оригинала на три недели, тогда как наш – всего на две.