День «N». Неправда Виктора Суворова - Андрей Бугаев

Конечно, мы воевали пока еще хуже[391], и люди гибли десятками тысяч. Да только ценой своей жизни они перемалывали войну в нашу пользу. Начинали перемалывать…

Ход истории — как мчащийся с головокружительной скоростью стальной шар. Пока скорость велика, никаким усилием не отклонишь его с заданной предшествующим разгоном траектории. Но бывают периоды, когда на долгом пологом участке скорость замедляется. И простым толчком, простым боковым касанием можно задать новое ускорение и… новый путь. В эти периоды роль личности вырастает многократно, вот только оставить свой след в истории не всякому дано. В сорок пятом, даже в сорок четвертом, исход войны, с Жуковым или без него, был очевиден. В сорок первом еще одно большое окружение и сдача Москвы могли иметь не просто катастрофические, но непоправимые уже последствия.

В этой связи хотелось бы высказать следующее. Иногда приходится слышать и такое: вот, французы капитулировали, и их потери в войне на порядок меньше наших. Но, во-первых, для нас капитуляция была равносильна гибели — страны и физическому уничтожению большей части населения. А во-вторых, если бы все сдавались, рассчитывая избежать людских потерь, кто бы тогда противостоял агрессору и что бы тогда стало со всеми нами?

В том, что Жуков часто настаивал на расстреле провинившихся, нерадивых… не сумевших, хорошего мало. Однако не думаю, чтобы войска под его командованием несли большие потери, нежели соединения, вверенные другим нашим военачальникам. Глупо было бы утверждать, что в ужасающе огромных наших военных потерях виноват исключительно Жуков[392]. Повторюсь, всю войну мы подтягивались к немцам в умении воевать. Подтягивались командующие фронтами, подтягивались и комбаты, и рядовые. И тот из командиров, кто был умнее, берег солдат. Хотя, чего скрывать, как-то у нас это было не принято.

Утверждают также, что среди военачальников Великой Отечественной находились и более подготовленные, лучше, нежели Жуков, разбирающиеся в тактике и стратегии[393]. Возможно, это и так. Сам Жуков отнюдь не скрывал, что даже отдаленно не представлял масштабов того удара, который нанесли немцы на рассвете 22 июня, а значит, до конца готов к нему не был[394]. Однако если он и уступал в чем-то некоторым своим соратникам, то превосходил их в главном. Как организатору Жукову не было равных. Уверенный в себе, он заставлял поверить в себя и в победу и других. Так или иначе, но Жуков добивался поставленных целей, при нем оборона отличалась устойчивостью, а наступательные операции проводились быстро и решительно.

Повторюсь, если бы Жуков только отстоял Москву и Ленинград, уже и тогда о нем, без сомнения, говорили бы как об одном из творцов Победы. А ведь были еще Сталинград, Курск, Белоруссия, форсирование Одера и Берлин…

Любопытно, однако, другое. Так или иначе, принижая военный гений Георгия Константиновича, В. Суворов использует в своих целях имена тех, кого он называет «людьми Жукова». Якобы они были собраны последним по всей стране и сосредоточены на тех или иных должностях в Киевском и Одесском округах напротив Румынии. При этом упоминаются: генерал армии[395] И. В. Тюленев — командующий Южным фронтом, генерал-майор авиации А. З. Устинов — командующий ВВС Южного фронта, генерал-полковник Я. Т. Черевиченко — командующий 9-й армией Южного фронта, генерал-майор П. А. Белов — командир кавкорпуса, входящего в состав 9-й армии, генерал-лейтенанты И. Н. Музыченко и Ф. Я. Костенко — командующие соответственно 6-й и 26-й армиями Юго-Западного фронта, полковник И. Х. Баграмян — начальник оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта, генерал-лейтенант А. И. Еременко — после отстранения от должности и расстрела Д. Г. Павлова командующий воссозданным Западным фронтом, генерал-майор К. К. Рокоссовский — командир 9-го мехкорпуса окружного подчинения КОВО, генерал-майор танковых войск М. И. Потапов — командующий 5-й армией, генерал-майор А. Власов (тот самый! — А.Б.) — командир 4-го мехкорпуса 6-й армии, полковник И. В. Галандин — командир 17-го стрелкового корпуса, полковник И. П. Алексеенко — командир 5-го мехкорпуса, полковник В. И. Мишулин — командир 57-й отдельной танковой дивизии, майор И. И. Федюнинский — командир 15-го стрелкового корпуса 5-й армии, генерал-лейтенант И. С. Конев[396] — командующий 19-й армией Второго эшелона и другие[397].

В. Суворов утверждает, что одно лишь появление их у границы свидетельствует о готовящемся превентивном ударе по фашистам. Но так ли это? На мой взгляд, тот факт, что эти люди либо служили под началом Жукова на Халхин-Голе, либо в разное время соприкасались с ним на долгом армейском пути, не говорит ни о чем. Да, приняв командование Киевским округом, Жуков обновил командный состав. Да, он предпочитал видеть среди своих подчиненных людей, им лично проверенных, деловые качества которых успел узнать. Людей, которым мог доверять. Ну и что из этого следует?

По-разному сложилась военная судьба этих командиров, как и многих, многих других. Кто-то погиб, кто- то не избежал плена[398]. Одни тянули суровую лямку всю войну, так и не сделав карьеры, некоторые командовали фронтами и в итоге примерили маршальский мундир…

Ни в коей мере не претендуя на монополию во мнении, попытаюсь проанализировать готовность некоторых из них к современной войне. О Рокоссовском и говорить нечего, этот человек, как и Жуков, рожден был для войны. Остановлюсь на двоих, чьи личность и биография представляются мне наиболее яркими. Это Еременко и Конев.

Мое мнение о Маршале Советского Союза Андрее Ивановиче Еременко противоречиво. До определенного времени все, что думал я об этом человеке, могло быть выражено словами Жукова: «…откровенно говоря, народ его (Еременко. — А.Б.) не любил за чванливость, с одной стороны, за идолопоклонство — с другой»[399]. Но недавно, прочитав его выгодно отличающиеся от рутины мемуары, я убедился: каким бы этот человек ни был, он обладал широким кругозором и смотрел на вещи трезво.

Еременко, по-видимому, единственный, кто о походе РККА в западные области Украины и Белоруссии в сентябре 39-го говорит открыто, масштабные столкновения с польскими частями обозначает отнюдь не намеками. Понятно, что, будучи командиром 6-го казачьего кавкорпуса, он находился в гуще событий, но ведь не он один… Между тем лишь Еременко более-менее подробно пишет о группировке советских войск в Белоруссии, о трудностях «освободительного похода», а главное, о том, что далеко не везде Красную Армию встречали цветами. Согласитесь, нужно обладать определенным гражданским мужеством, чтобы в то время[400] написать следующие строки:

«…Польские части свернули свой боевой порядок и полями отошли к Гродно. Во второй половине дня наши части подошли к городу с южной стороны. Здесь поляки оказали нам сильное, но совершенно бессмысленное сопротивление.

Мне довелось впервые принять личное участие в танковых атаках… Это был, в общем, не очень веселый опыт: в бою на подступах к Гродно я и все танкисты из экипажа танка, служившего мне подвижным КП, были ранены, а все три танка, на которых я последовательно руководил боем, выведены из строя противотанковым огнем пилсудчиков.

После взятия Гродно мы продолжали двигаться на запад.

…Дело шло к тому, что вскоре должны были где-то встретиться две армии: освободительная Красная Армия и разбойничий немецко-фашистский Вермахт»[401].

Последние строки у не предвзято настроенного читателя могут вызвать улыбку, но факт остается фактом: о боях за Гродно, в которых один лишь командир кавкорпуса вынужден был сменить три один за другим подбитых танка, нигде более в советской историографии не упоминается. Столь же далека от принятого официоза его оценка итогов совещания высшего командного состава РККА.

Однако война — не философский диспут; и трезвый взгляд на вещи еще не гарантия успеха в бою. Куда важнее для командира вера в себя и в своих подчиненных и умение организовать и скоординировать действия вверенных ему частей и добиться выполнения поставленной задачи. Да и нас интересует прежде всего, готов ли был Еременко к проведению широкомасштабных наступательных операций в начале войны. На мой взгляд, нет, не готов.

И вот почему. В сентябре 41-го судьба предоставила Еременко шанс проявить себя. Ему, командующему Брянским фронтом, надлежало нанести удар по растянутому флангу танковой группы Гудериана. Условия были более чем благоприятные. Танками и авиацией Сталин фронт пополнил, насколько это было в сложившихся условиях возможно. Еременко пытался наступать, но неудачно. И это обернулось гибелью, на мой взгляд, самого боеспособного нашего фронта — Юго-Западного. А сбей он тогда немецкие заслоны, как знать, возможно, удалось бы избежать многих смертей, а может, и война переломилась раньше…