Принцесса Конде - Жаклин Санд

– Но, черт возьми, племянник, я не понимаю, как вы могли написать эту бумагу об отречении? Неужели вы не понимали, какое оружие против себя вы даете ему в руки? – горячился старик Конде.

– Это было каким-то наваждением, господа, – пробормотал Гастон, не отличавшийся ни большим умом, ни завидным красноречием. – Этот дьявол в красной мантии обладал гипнотическими способностями, клянусь богом. Я и сам не пойму, как поддался его угрозам. А когда опомнился, было поздно.

– Но в результате проявленной вами слабости, герцог, мы оказались в идиотском положении, – продолжал принц. – Кардинал наконец-то сыграл в ящик, вашему брату тоже недолго осталось жить, у вас появился шанс занять трон… Господи Боже, не этого ли мы добивались все эти годы! И вдруг выясняется, что вы, монсеньор, собственноручно написали бумагу, в которой официально отказываетесь от всех своих прав на престол! Это рушит все наши планы!

Конде был просто в бешенстве. Гастон начал раздражаться.

– Как бы то ни было, господа, но эта чертова бумага существует, и нужно решить, что делать дальше.

– Здесь нечего решать – ее нужно найти во что бы то ни стало!

В разговор вмешался аббат Ла Ривьер, фаворит Гастона:

– Это не так просто, как кажется. Не забывайте, с кем мы имеем дело. При первой же возможности подкупленные нами люди обыскали кабинет кардинала в Пале Кардинале. Бумаги там нет.

Граф д’Аркур с плохо скрываемым презрением процедил:

– Естественно. Ведь кардинал завещал дворец королю. Конечно, Ришелье позаботился о том, чтобы сохранить свои архивы в надежном месте. Скорее всего, бумага находится у кого-то из приближенных кардиналу лиц.

– Госпожа д’Эгильон? – предположил Ла Ривьер.

– Нет, вряд ли Ришелье доверил бы документ женщине. Это не в его характере. Будь в живых серое преосвященство, старый прохвост Жозеф дю Трамбле, я бы сказал, что бумага у него. Но теперь у нас богатый выбор. Мазарини, Нуайе, Шавиньи, Шарпантье… Выбирайте, господа!

– Шарпантье если и прячет бумагу, то носит ее на себе, не иначе. Его дом обыскали, тайники вскрыли, – сообщил Конде. – Бумаги там нет.

– Ловко! – воскликнул Гастон. – Как же это вам удалось?

– Неужели вы думаете, что я лично обшариваю жилища тех, кто у нас на подозрении? – фыркнул принц. – Я свалил грязную работу на Лонгвиля. Он, может, и не великого ума человек, но достаточно хитер, чтобы не попасться в подобных случаях. Нанятые им люди обыскали дом Шарпантье. Увы.

О том, что у него имеются некоторые сведения о связи итальянца с королевой, Конде до поры до времени умалчивал. На Гастона нельзя положиться (хватило же тому дурости поступить так, что теперь остается лишь локти кусать и уповать на благополучный исход дела!), да и другие временные союзники могут по-своему разыграть этот козырь. Нет. Принц Конде предпочитал сначала получить карты в руки, а потом уже думать, стоит ли показывать их союзникам или нет.

– Что ж, – проговорил он, с трудом сохраняя спокойствие: один вид болвана Гастона выводил принца из себя! – Пока нам остается ждать. К Шавиньи подобраться не так-то просто. Будем уповать на Фортуну, чтобы она благоволила нам…

Один день в аббатстве был как две капли воды похож на другой. Андре и сам не заметил, как прошла неделя, минула другая, приближалась уже середина третьей.

Поначалу было трудно. Вновь подъемы на рассвете, молитва, затем непритязательный, но вполне вкусный завтрак, а после трапезы масса дел. Преподобный отец де Билодо держал подчиненных в строгости, и лень почиталась в стенах аббатства как один из величайших грехов.

Андре досталась хлопотная и ответственная должность: он следил за расходами и доходами. Впрочем, долго вникать в суть дела не пришлось, ему приходилось уже заниматься финансовыми подсчетами, он считался совсем недурным экономом. Его предшественник был крайне скрупулезен, и аббату де Линю не составило труда быстро принять дела. Вся отчетность содержалась в идеальном порядке.

Но сегодняшний день начался со скандала.

Из мастерской привезли детали каркаса для нового алтаря церкви. Андре остановился полюбоваться искусной работой краснодеревщиков.

– По дубу работать сложнее, но он долговечнее. Каштан – дерево красивое, но не такое прочное, – сказал ему подмастерье, сопровождавший повозку.

Если бы Андре накануне сам не посмотрел в бумаги, он бы ничего не заметил.

– Но ведь мы и заказывали алтарь из дуба! – удивился он.

– Не знаю! – пожал плечами парень. – Оплатили каштан. Он же намного дешевле. Мы еще удивились: обычно святые отцы никогда не скупились, а тут…

Андре устроил дознание.

Выяснилось, что его помощник Филипп решил положить разницу в стоимости к себе в карман. Дело дошло до ушей преподобного де Билодо. И теперь Андре, наблюдая за тем, как пустая телега выезжает за ворота аббатства, мрачно думал, что нажил себе смертельного врага. В лучшем случае – одного, в худшем – нескольких. Ведь Филипп д’Исси-Белльер пользовался уважением почти у всех. Стоило ли вообще затевать это дело из-за нескольких сотен ливров?

Впрочем, Андре было почти наплевать. Вор есть вор. Ipso facto.

Шевалье подкинул дров в камин и рассеянно скользнул взглядом по странице раскрытой книги. Половину своего свободного времени он тратил на чтение. Кастелян, выдавая ему свечи, беззлобно ругался: отец де Линь сжигал их по десятку за день.

Дни были короткие, темнело рано. Ночью Андре тоже читал.

С тех пор как он приехал сюда, по ночам его мучила бессонница. Аббатство находилось близко от тех мест, с которыми были связаны воспоминания. Он не хотел ничего вспоминать, но память настойчиво показывала ему картинки из прошлого, где были он и женщина. Та женщина, которая так долго являлась для него всем…

…Свечи горели повсюду: Мари очень любила, когда светло, и ненавидела тьму, прятавшуюся в уголках комнат. Тьма хранит тайны, это верно. Но тайны тайнам рознь.

– Андре, вы исполните одно мое поручение?

Он поднял на нее взгляд, горящий безмолвным обожанием.

– Конечно, моя королева…

– Не называй меня так! – прикрикнула Мари и, тут же смягчаясь, ибо Андре вздрогнул, как от пощечины, добавила:

– Королевой в этой стране зовется лишь одна. И она – не враг мне, а друг. Так что зови меня своей звездой, если желаешь, зови своей повелительницей, но…

– Я понял, – торопливо произнес он.

– Хорошо. Я хочу, чтобы ты доставил записку. Вот эту.

Клочок бумаги, сложенный вчетверо и запечатанный печатью без герба, упал в подставленную ладонь Андре.

– По этому адресу. Лично в руки этому человеку. И чтобы вас никто не видел. Это понятно?

Андре прочел адрес и имя и слегка побледнел.