Вежливость королев - Надежда Первухина

— Да ради бога. — Хотя Сирена Федоровна и устала, отказать гостю-иностранцу, да еще такому забавному, почему-то не получалось. — Берите ваши щиты, и пойдем.

Птицеферма превзошла все ожидания Уильяма. Он едва сдерживал себя, чтобы не разрыдаться от счастья. Две с лишним сотни кур! И почти сотня петухов! Их сонное квохтанье! Неповторимый запах помета! Это не только спасение от Удаленных, но и в дальнейшем, в мирном будущем — богатство. Которое станет его, Гогейтиса, законной добычей! Настоящее богатство, легко открывающее Гогейтису усыпанный золотом путь в сонм самых высокочтимых вельмож Тарсийского Ожерелья.

«Женюсь на Карине, — поглаживая сонного цыпленка, размечтался Уильям, — ферма будет наша, разведем еще больше кур, торговать будем, королева дарует нам титул Поставщиков Двора, будет сквозь пальцы смотреть на все коммерческие операции, и вот тогда никакой Континент Мира и Свободы нам не посмеет условий своих диктовать и поддельные птичьи голяшки всучивать вместо достойной пищи!»

Его бессвязные мечты прервала знатная птичница Сирена Федоровна.

— Ну что, посмотрели на наш деревенский курятник? Набрались для театра впечатлений? — зевая, спросила она. — А то ведь пора и домой… Я за полночь спать ложиться не привыкла…

И тут Уильям понял, что необходимо действовать оперативно и решительно. И, возможно, применить магию. Хоть и слабовато у него было с этой вечной противницей точного знания.

— Конечно, идемте, уже действительно поздно, — согласился он, мысленно прочел некое заклинание и при этом пристально посмотрел в глаза Сирене Федоровне.

Глаза знатной птичницы моментально сделались сонными, равнодушными и пустыми, словно стограммовые аптечные пузырьки из-под настойки боярышника, алчно опорожненные неразборчивым пьяницей. Глядела Сирена Федоровна в далекое никуда, словно вышла спросонья в уборную, а в уборной хулиганье-мальчишки дверь заколотили. И надо было просто вернуться в избу, потому что приснился, видать, Сирене Федоровне сон странный, и никакого театрального директора Гогейтиса с нею рядом и не стояло.

— Домой пойду, завтра на работу вставать рано, — пробормотала она себе под нос и сомнамбулической походкой двинулась прочь из своего большого курятника.

А Гогейтис, оставшись один, не стал терять времени понапрасну. Он расставил серебряные щиты точно друг против друга в узком проходе между проволочными клетками, в которых беспокойно кудахтали бесценные куры.

— Все получится, — лихорадочно шептал Уильям, запуская свою Систему Окон. — Все обязательно получится!

Но для подстраховки он помянул-таки девять рун перемещений, Общее Заклинание перехода и старинные нашептывания бабок-колдуний, умевших летать по небу посредством метлы да ночного горшка.

Страхование никогда не бывает лишним. А еще оно бывает обязательным. И Уильям об этом помнил крепко.

Когда население Верхних Затиральников на следующее утро продрало глаза, оказалось, что на месте птицефермы образовался заросший чахлыми незабудками да репейником пустырь. Самой же фермы и ее пернатого населения не было и в помине.

Сирена Федоровна хотела было заикнуться про то, что накануне исчезновения фермы к ней в гости наведался иностранный театральный директор, которому она показывала курочек, но быстро одумалась. Молчание — золото, и в данном случае это наблюдение было абсолютно верно. Тем более что, умываясь утром, Сирена Федоровна обнаружила в мыльнице под куском хозяйственного мыла массивное золотое кольцо с таким крупным бриллиантом, что в него можно было глядеться. Как в зеркало…

Птицеферма села Верхние Затиральники благодаря уму и несомненному таланту Уильяма Магнуса Гогейтиса совершила благополучное перемещение аккурат на ту самую полянку в герцогском лесу, где Карина и создатель Системы Окон впервые увидели гламура и дали ему решительный отпор. Истерическое кудахтанье несушек и нервное, но успокаивающе мужественное кукареканье ведущих петухов-производителей привели в чувство недвижно лежащего на полу фермы Уильяма. К тому же на голову ему взобрался полугодовалый голенастый цыпленок и явно собирался нагадить.

— Кыш! — согнал цыпленка Уильям со своей многострадальной головы и встал.

Куры приветствовали его, как плебс — своего нового тирана.

— Спокойно, птицы! — сказал им Гогейтис. — Я к вам скоро вернусь!

Он спешил в герцогский замок — обрадовать драгоценную Карину тем, что его почти неосуществимая затея удалась. Чтоб не попадаться на глаза досужим до всяких сплетен герцогским служанкам, шныряющим по лесу — то заготовки целебных трав ради, то опаздывая на назначенное сыном лесника свидание, — Уильям пробирался к стенам поместья по тропинке, о существовании которой толком знали только он и бывшая стриптизерша, нынешняя и вечная возлюбленная его сердца. И хорошо, что Гогейтис шел именно этой спрятанной в густом подлеске тропкой. Первым, что он почувствовал, был запах гари. Тяжелый, настойчивый и красноречивый запах. Такой омерзительный, наглый и плотный, что чистого воздуха для дыхания почти не оставалось.

— Святое небо! — прошептал Гогейтис. — Что здесь случилось без меня?

Буквально через тридцать шагов, прячась за стволами столетних деревьев, он увидел ответ на свой вопрос.

Замок герцога Рено представлял собой дымящиеся развалины. Мощной стены, окружавшей его, не существовало. Были оплавленные, треснувшие от невыносимого пламени камни. А еще…

Еще были трупы.

Точнее, отвратительные, кишащие крупными кольчатыми червями-трупоедами контуры и детали, отдаленно напоминающие человеческие тела.

У Гогейтиса помутилось в голове. Он надавал себе пощечин, чтоб прийти в разум. Помогло это хотя бы тем, что ученого вырвало: дышать и вообще воспринимать окружающую действительность стало гораздо лучше.

— Кариночка! — простонал Гогейтис и, пошатываясь, побрел к руинам. Ибо более не знал, что ему делать.

Он опоздал со спасением! Опоздал!

Герцог Рено был прав: зачем этому миру короли, если даже обычный мужчина толком не выполняет первейшей своей обязанности — защищать и спасать! Выходит, у королев, у слабых женщин, это получается лучше!.. Прах бы побрал эту страну!

И этих королев!

Ведь он, маг-ученый, переместил Карину, чтоб она стала «королевой на всякий случай»!

А случай теперь такой, что…

Он виноват.

И герцог тоже виноват.

Это ему нужны были отражения.

Послушные копии бесстыжей королевы Абигейл.

Чтоб никто в стране не догадался.

Чтоб соблюдена была проклятая вежливость королев!..

Задыхаясь от зловония, топча сапогами противно хрустевших здоровенных трупных червей, поминутно отгоняя от себя тучи уже слетевшихся на поживу весенних злобных мух, Уильям пробирался среди развалин и осматривал каждое попадающееся на его пути тело, с поминутным ужасом ожидая, что следующим изуродованным куском плоти окажется королева его сердца. Но Карины не было. И ее местонахождение также не было известно, потому что оскалившиеся в последней ухмылке трупы слуг и охранников замка ничего не могли Гогейтису сказать. В одном из трупов (с выеденным животом) Уильям опознал герцогского лекаря мессера Жерара С’едуксена, выдохнул, борясь с вновь подступившей дурнотой, и вдруг услышал странный звук, напоминающий скрипение костяного ножа по стеклу.

Уильям обернулся и инстинктивно присел. На остове обугленной колонны (кажется, это место было трапезной) сидел черный гламур и алыми глазками-угольями внимательно смотрел на него.

На движущегося человека.

На еще живого.

«Он сейчас нападет, — вихрем пронеслось в мозгу ученого. — И у меня от него нет никакой защиты. Я погибну, так и не узнав, спаслась ли Карина… И со мной погибнет все сделанное мной…»

Гламур щелкнул кривой челюстью и бросился на Уильяма.

И разочарованно заскрипел костями.

Потому что человечка, которым он собирался поживиться, уже не было. Он как сквозь землю провалился.

Гламур еще повысматривал добычу, но тщетно. Блеск его глаз потускнел, и он улетел прочь из развалин, равнодушный к холодным и уже полуобъеденным трупам.

— Осторожнее, мессер Уильям! Здесь очень низкие потолки!

— Я бы даже не назвал их потолками, — пробормотал Уильям Магнус Гогейтис, потирая свою ушибленную многострадальную голову. Впрочем, ушибы великого ученого сейчас не волновали.

— Как вам удалось прорыть за такие короткие сроки столь глубокое и отличное подземелье? — спросил он старшего мажордома, идущего впереди с пучком зажженных свечей.

— Это все заслуги Диггера, дракона его светлости, — пояснил старший мажордом и поправил несвежую повязку на ключице. — Когда началось нападение, дракон незамедлительно проделал под всем замком глубокие подземные ходы и несколько пещер, чтобы мы могли укрыться от врагов. К сожалению, спастись удалось не всем, ведь тайные лазы в подземелья пришлось делать дольше и тщательнее, чем сами подземелья. Народ запаниковал, бросился на открытые порталы замка… Многие нашли там свою безвременную кончину.