Родина слонов - Андрей Калганов

Кузнецы стояли сильно хмурые, смотрели исподлобья. Жеребяка, тот и вовсе подкову порвал.

— А делать-то чего? — первым опомнился Вихраст.

— Верный способ имеется, потому к вам, кузнецы, и обратился. Перун-громовержец открыл мне, что хазар немилостивых победить можно, только ежели обереги изготовить. В огне закаленные, тайными словами заговоренные... От кольчуги вражьей обереги те.

Вихраст откашлялся:

— От стрелы, от меча — слыхал, а вот от кольчуги вражьей?!

Гридя наконец не выдержал — его уже давно подмывало включиться в беседу:

— Да то ж ты не понял, диденько, то ж ведуну Перун открыл, а боле никто про те обереги и не слыхивал, оттого сила в них!

— Цыть, младой! — получил подзатыльник отрок. — Когда мужи разговаривают.

Гридя приумолк.

Рыжебородый повернулся к другим кузнецам:

— Ну шо, пособим, хлопцы?

Те ответили в том смысле, что пособить необходимо. Гадами будут последними, ежели в беде такой не пособят.

— Ладно, — подытожил Вихраст, — коли дело такое, обереги изготовим. Шо там за береста у тя, дай-ка гляну...

Степан протянул чертежик. Вихраст внимательно рассмотрел проект, покачал головой:

— Хитро... Железа много уйдет.

— Зато татям по хребтине врежем!

— Дык, работа тонкая, — продолжил Вихраст, — сноровка здесь требуется... Да и время... А нонеча страда...

«Вот черт рыжий, — восхитился Степан, — опять за свое — цену набивает. Нет, с таким народом нам никакие хазары не страшны. Попужаются, попужаются, да и перережут татей, как кур. Эх, надо было про Апокалипсис все же завернуть, ради экономии золотого запаса...»

— Так и скоко оберегов ентих надыть?

— Сотен пятьдесят!

— То ж до холодов ковать!

— А я вам Угрима из Дубровки на подмогу дам.

— Ни, Угрим нонеча от кузнечных дел отбился... Нонеча он — ведун... Как ты. От ведуна в кузнечном дело проку, как от козла — молока.

— С оберегами мы татей побьем, — гнул свое Белбородко, — истинно говорю...

— Знамо, побьем, — соглашался Вихраст.

— В рог бараний скрутим!

— На то и Перуновы обереги.

— И добычу у хазар возьмем...

— Знамо, возьмем.

— А добычу ту мы по Правде поделим.

— Дык, спокон веков добычу татью делили, верно говорю, хлопцы?

Хлопцы подтвердили.

— Так вот я и говорю, — многозначительно заявил Степан, — ватаге вашей долю отвалим, не обидим.

Вихраст хлопнул себя по шее, прибив обнаглевшую муху:

— Вот это разговор, верно, хлопцы? Хлопцы закивали.

— Десятая часть десятины, что воинскому вождю по Правде положена, — ваша!

Вихраст призадумался:

— Ить нет у нас вождя воинского... Истома-то деру дал! А нового покамест старейшины родов не избрали.

— Нет, так будет.

— А коли он не захочет десятину со своей доли отдавать, что тогда?

— Ты ж не хуже меня знаешь, кто вождем воинским станет. Любомир, некому больше. Не от себя, от него говорю! С каких это пор Любомир слову своему не хозяин?

Вихраст помолчал, обдумывая услышанное.

— Любомир мужик правильный, — уважительно проговорил Вихраст, — и слово его, что камень. Токмо... деток мне сейчас, а не после татьего разгрома кормить надо. И жинка, вона, у Васьки на сносях... А на Жеребяковой избе крыша течет... В общем, наше слово такое: по семь хряков и по коровенке каждому.

— А мне за ребро, тобой сломанное, еще двух гусаков пожирнее, — заявил Василек.

— Будут вам хряки и гусаки, — проворчал Степан, — только исполните все на совесть.

— И коровенки, — напомнил Жеребяка.

Степан дал согласие. А куда деваться, когда Родина в опасности?

Подряд на изготовление первой партии арбалетных воротов был размещен.

— Пойдем, Гридя, к Бурьяну, слоника проведаем.

Гридя попытался отнекаться, дескать, чего там смотреть, слоник как слоник... Но Белбородко настаивал, и хлопцу ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Белбородко произвел в уме нехитрое вычисление и пришел к печальному выводу: Рабиндраната надо спасать! Азиатский слон весит до пяти тонн, а на сколько потянет корова? Килограмм на пятьсот, да и то, ежели в теле. Стало быть, Рабиндранат по мясу равен целому стаду, наверняка и жрет соответственно. Вот и выходит, что все Бурьяново семейство должно на элефанта горбатиться без выходных и бюллетеней. А чего ради? Молока от него, как от того козла. Деревья валить? Ну, одно поле под посев расчистил, ну, другое... А потом чем прикажете Рабиндраната занимать?

«Попал ты, тезка индийского писателя», — подумал Степан и прибавил шаг. Гридя с пришибленным видом трусил рядом.

— Вот что, — остановился Степан, — как на диво поглядим, сам в Дубровку отправляйся или Чуйка снаряжай, мне без разницы. Передай Угриму, чтобы суд не чинил, в Куяб к Любомиру обидчиков волок, а уж он рассудит, как поступить. Пусть Кудряш с батей договорится, чтобы принял «временно задержанных», нечего в детинец их тащить, а то наши дружиннички не ровен час позабавятся. И чтоб, как татей к Бурьяну приведут, меня с Любомиром сразу кликнул. Все понял, хлопче? — Угу, — сказал Гридя и опасливо покосился на командира — не придумал бы еще чего.

Глава 4,

в которой Степан Белбородко выкупает слона Рабиндраната для государственных надобностей

Бурьян, Кудряшов батька, был мужиком обстоятельным и хозяйством обзавелся крепким. Ладная изба из толстенных бревен, добротный амбар, овин, хлев, курятник, огород с овощами — брюквой, репой, морковью да капустой. На дворе народа полно, все при деле: кто поросям хряпу рубит, кто в огороде сорняки дергает, кто коня чистит. И живности много: свиньи в лужах плещутся, петухи кур топчут, гусаки вышагивают важно. Двор обнесен высоким тыном из бревен с заостренными концами. У ворот гуляет на длинной цепи лохматая псина, побрехивает по поводу и без повода, охраняя хозяйское добро.

Когда Гридя со Степаном подошли к Бурьянову двору, песик, завидя их, словно взбесился — рвется с цепи, заходится лаем, рычит, скалится.

Гридя шарахнулся с перепугу.

— Не боись, хлопец, вон цепь толстенная. Парень с ненавистью посмотрел на барбоса:

— У, злючая, сволочь! — Пес зашелся лаем. — Ну шо, цепь не пускает, не пускает, га?..

Гридя встал на четвереньки, скорчил рожу и загавкал. Глаза барбоса налились кровью, с клыков потекла слюна. Степан схватил Гридю за шиворот:

— Сдурел, чего дразнишь?

— А чтоб не гавкал, пустобрех!

— Да ты ж его только злишь! Гридя призадумался:

— А и верно, камнем в него надыть... Чтобы место свое знал.

Степан вовремя перехватил руку, отнял камушек и ткнул Гридю кулаком в бок.

— Ить, за что, батька?

— Эй, хозяева!!! — Белбородко заорал так, что барбос заткнулся и грустно посмотрел на него — видать, кормят лучше, оттого и голос басистей. — Встречайте гостей-то!

— И пса уйми, — обиженным голосом добавил Гридя.

Пес снова залаял.

Через некоторое время в проеме ворот появился Бурьян — небольшого роста мужик, кряжистый, с черной бородой, видно с утра нечесаной, и с такой же нечесаной шевелюрой.

— Здоровы ли, гостюшки, — хрупал яблочко Бурьян, — не попортил ли вас мой Лютун?

— Да слава Роду! Сам здоров ли?

— Да здоро-ов. От только поясницу к дождю ломит...

— Ништо, ты ее ядом змеиным смажь — наипервейшее средство... А хошь, я прежде пошепчу маленько, чтоб проняло шибче?

— Ты бы, — сплюнул косточку Бурьян, — над гаденышем Гридькой пошептал, а то ей-ей, Лютуна на него спущу... А за совет спасибо, Степан, може, и впрямь ядом натрусь, а то иной раз скрючит, не разогнешься.

Гридя переминался с ноги на ногу, хмуро посматривал на Бурьяна:

— Ты это, пошто злословишь? Мужик переменился в лице:

— От я тебе объясню, зараз объясню, шоб всю охоту по девкам шастать отшибло!

Бурьян схватил Гридю за ухо.

— Пусти, пусти, оборвешь!

— Ишь удумал, — методично терзал ухо Бурьян, — к Ладке моей по ночам шастать. Через тын перелезет, и на сеновал...

— Не было такого, Родом клянусь! — божился Гридя. — Ухо, ухо пусти...

— ... А та его уже поджидает... Думал, не прознаю... А я вот прознал... Пронька, челядинка, по малой нужде выходила, гаденыша этого видела...

— Брешет она! — орал Гридя. — Ухо...

— ... Може, ему женилку оторвать, а, Степан?..

— Способ верный, тогда он точно от дочери твоей отстанет.

— ... Или мужицкие яблоки отчекрыжить, а, ведун?

— Так и это для любовного отворота пользительно.

— А то пущай Лютун отгрызет, тады мне и виры платить не придется. Скажу, мол, чего с дурного пса взять...

— Оно без виры-то лучше, — согласился Степан.

— Да не попортил я Ладку, Родом клянусь! — заорал Гридька. — Мы это так, лобызались только... Ухо, ухо пусти!

— Ежли бы попортил, я бы тебе корень под корень...

— Ну пусти, дядька Бурьян!..

— ... Я-то, дурак, думал, чего Лютун бесится по ночам, спать не дает? А это он на Гридьку надрывается, когда тот от тына к сеновалу чешет.

Бурьян отпустил Гридю. Ухо у того было пунцовым и дюже оттопыренным.