Загадка Отилии - Джордже Кэлинеску

— Прикажи мне, чтобы я для тебя пошел на какое-нибудь очень опасное дело, — сказал Феликс.

Отилия задумчиво ответила:

— Придет время, когда у тебя будет для этого повод. Их отношения становились все более и более пылкими.

Феликс, не скрываясь, искал общества Отилии, моляще глядел на нее и украдкой целовал. Девушка не отталки­вала его, но придавала этим порывам дружескую чи­стоту, не допуская ничего лишнего. За столом Феликс не спускал с нее глаз, садился рядом и брал ее за руки, а она мягко выговаривала ему. Дядя Костаке однажды застал их целующимися, но промолчал. Он даже, каза­лось, был сконфужен своим промахом и, отвернувшись, быстро удалился. Он никогда не мешал им, не делал никаких намеков. Ласковое отношение Отилии окрыляло Феликса, приводило его в восторг, и юношу начала иску­шать коварная мысль. Если Отилия действительно его любит, она должна довериться ему и теперь же дать бо­лее основательные доказательства своей любви. Естествен­ная для возраста Феликса чувственность боролась в нем с мистической любовью. Однажды ночью, раздираемый этими противоречиями, он долго лежал без сна. Наконец он встал, оделся, и хотя не думал делать ничего дурного, сердце его сильно билось, словно заранее признавая свою виновность. Власть, более могучая, чем воля, вывела его из комнаты и толкнула к двери Отилии. Как и в прошлый раз, он тихо постучал. Услышал, как девушка испуганно соскочила с кровати и пробежала по комнате. В приоткрытой двери появилась растрепанная голова Отилии.

— Что тебе, Феликс? — с упреком спросила де­вушка.

Феликс смутился и простодушно объявил:

— Люблю.... тебя!

— О господи, — охнула Отилия, — опять ты ведешь себя неразумно. Я же тебе сказала, чтобы ты больше не приходил.

И так как сердитый и в то же время пристыженный Феликс повесил голову, Отилия храбро вышла и обняла юношу за шею, глядя ему в глаза:

— Феликс, если ты меня действительно любишь, если хочешь, чтобы мы и потом были друзьями, не делай так больше. Верь мне, как я верю тебе. Не сомневайся, я тебя люблю.

И притянув к себе голову Феликса, она поцеловала его в губы. Потом быстро скрылась в своей комнате, захлоп­нула дверь и два раза повернула ключ в замочной сква­жине. С тех пор Феликс, благоговея перед Отилией, по­давлял все свои нечистые помыслы (иногда не без не­которой досады и приступов ревности к Паскалополу) и довольствовался пожатием руки и невинным поцелуем в щеку около уха. Тем не менее однажды их застигли врасплох, и это было весьма неприятно. Отилия приши­вала Феликсу пуговицу, и он, не удержавшись от соблаз­на, поцеловал ее, но тут в дверях появился вошедший без разрешения Стэникэ.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал он покрови­тельственно, как будто между Феликсом и Отилией суще­ствовали всем известные, признанные отношения.

Отилия бросила на Стэникэ гневный взгляд и готова была выгнать его вон за такую бесцеремонность.

Стэникэ прикинулся, что не заметил ее негодования, и медовым голосом продолжал:

— Молодость, что поделаешь! Когда я был влюблен в Олимпию, я целый день целовал ее куда попало. Мы никого не остерегались. Так что... не стесняйтесь.

Феликс направился к двери, и у него даже хватило духу учтиво произнести, словно в благодарность за при­шитую пуговицу:

— Спасибо, домнишоара Отилия. Но Стэникэ удержал его:

— Постойте, дорогой, не уходите, я как раз хотел спросить вас кое о чем. Вы изучаете медицину. Вот вам интересный случай. Один мой клиент — это наши адво­катские дела — намерен опротестовать дарственную запись, сделанную его стариком дядей. Он заявляет, что старик не совсем в здравом уме. Конечно, мы можем найти врача, который его освидетельствует, но здесь нужна знамени­тость, профессор университета, слово которого — закон... И с которым можно... Клиент заплатит. Но понимаете, старик не захочет, чтобы его освидетельствовали. Врач придет как будто случайно, в гости. Например, сюда. Здесь буду я, Отилия, Паскалопол, дядя Костаке и тот старик, которого я приведу под каким-нибудь предлогом, потом явится доктор. Никто ничего не заподозрит. Вот я и хотел вас спросить: с кем из профессоров-психиатров можно было бы... И как ему без риска предложить? Если попадется человек несговорчивый, он нам спутает все карты. Вы, кажется, знакомы с ассистентом? Не можете ли замолвить словечко?

Феликс в раздумье слушал Стэникэ. Он вспомнил о визите Василиада, о насильственном осмотре дяди Ко­стаке. Дела Стэникэ казались ему подозрительными и не­чистоплотными. А самое главное — зачем приходить с вра­чом именно сюда? Совершенно очевидно, что Стэникэ за­мышляет какую-то махинацию и ему нужен врач-сообщник. Феликс невольно подумал о дяде Костаке и представил себе, как университетский профессор опять станет иссле­довать его, расспрашивать, раздевать. На каком основа­нии? Бедный дядя Костаке! Правда, он скуп и несколько бесцеремонен, но никому не причиняет зла и до смешного нормален и осторожен во всех своих поступках. Феликс поспешил разочаровать Стэникэ, сообщив ему о вошедшей в поговорку суровости университетского профессора. Это — ученый, не знающий ничего, кроме своего микроскопа, не­способный снизойти до подобной комбинации и, кроме того, богатый. Стэникэ нахмурился.

— Меня удивляет то, что вы говорите. Может быть, вы не знаете его как следует. В наше время за деньги при­дет кто угодно. Я соберу еще сведения.

— Эта комедия с врачами заставляет меня тревожить­ся, — заметила после ухода Стэникэ Отилия.— Паскало­пол был прав. Я-то хорошо знаю, что они метят в меня.

— Кто метит в тебя? — спросил Феликс.

— Ну кто? Сам можешь догадаться! Зачем расстра­ивать папу? Я найду себе место под солнцем.

Феликс сделал движение, словно хотел защитить Отилию.

— Если бы ты меня послушался, если бы любил меня, ты через несколько месяцев, когда станешь совершенно­летним, уехал бы отсюда, жил один, работал и сделал бы хорошую карьеру.

— Значит, ты хочешь, чтобы я уехал и оставил тебя, — сказал совсем убитый Феликс.

Отилия с отчаянием стиснула руки:

— Ты меня не понял. Какой ты еще ребенок!.. Паскалопол, с интересом наблюдавший за маневрами

Стэникэ, решил наконец поговорить с дядей Костаке и однажды вечером пришел пораньше, захватив с собой множество пакетов со всякими деликатесами, и напросился на ужин. Ужин проходил как обычно. Однако за кофе Паскалопол взглядом попросил Отилию, с которой он, казалось, сговорился, и Феликса оставить его наедине со стариком. Феликс начинал понимать положение Отилии и был всецело предан ее интересам, поэтому, сообразив, о чем пойдет речь, не стал возражать и, притворившись, что очень занят, ушел. Он уже не смотрел на Паскалопола злыми глазами. Помещик сразу приступил к делу.

— Тебе прекрасно известно, Костаке, что я люблю домнишоару Отилию не меньше, чем ты, — сказал он. — Будь я десятью годами моложе, возможно, я женился бы на ней.

— Женись! — хрипло попросил старик.

— Нет, нет! — рассердился Паскалопол. — Не следует ее принуждать. Я не хочу делать ее несчастной. Если бы она когда-нибудь пожелала, я был бы готов положить к ее ногам все, что имею. Но она молода, пусть пользуется жизнью, делает то, что ей нравится. Впрочем, сейчас я собираюсь говорить с тобой вовсе не об этом. Ты столько раз говорил мне, что намерен ее удочерить. Так вот, Костаке, наступило время осуществить это. Отилия рас­тет, скоро станет совершеннолетней, есть что-то двусмыс­ленное в ее положении: она, девушка, живет в доме чужого мужчины. Ты здоров, проживешь дольше всех нас, но подумай, каково ей придется, если она останется одна. Конечно, я всегда в ее распоряжении, но она девушка гордая и не захочет обращаться к человеку, который ей безразличен. И кроме того, я постоянно слышу, как зло­словит о ней кукоана Аглае... Нет, нет, надо, чтоб ты это уладил. До сих пор ты был несколько беспечен, но время еще не потеряно.

Костаке слушал упреки Паскалопола, стыдливо опу­стив глаза в чашку, — кофе он уже выпил и теперь жевал гущу, доставая ее со дна пальцем.

— Что же ты об этом думаешь, Костаке? — добивался ответа Паскалопол.

Дядя Костаке осторожно огляделся по сторонам и про­шептал в самое ухо помещика:

— А что скажет Аглае?

Господи боже! Ну какой ты! — мягко пожурил его Паскалопол. — Тебе-то что за дело до слов кукоаны Аг­лае? Она не имеет никакого права вмешиваться, это со­вершенно ее не касается. Отилия — дочь твоей жены, не так ли? Ты воспользовался ее деньгами без всякого пись­менного документа — это правда или нет? В таком слу­чае ты должен возместить их. Да что ж тут говорить, ведь ты любишь Отилию!

— Я ее не оставлю, — уклончиво заявил Костаке.

— Я сам знаю, что не оставишь, но в таких делах всегда следует, чтобы документы были в полном порядке. Ты, конечно, можешь дать ей деньги, можешь заве­щать их...