Командир субмарины - Бен Брайант

В ту ночь небо впервые заволокло облаками и стало темно, так что вполне возможно было только тогда заметить небольшой бугорок в воде, когда ты уже на него наткнулся. Обычно, однако, их относило боковой волной, и мы с благодарностью махали им рукой.

Боукер, великий навигатор, ушел работать вниз, а я остался на его месте с правой стороны мостика, когда внезапно увидел мину по правому борту; по прихоти волн и течения она плыла прямо на нас. Мы ничего не могли поделать. Я автоматически скомандовал: "Полный вправо", чтобы избежать столкновения мины с кормой, но у лодки оставалось слишком мало времени на ответ.

Я невольно затаил дыхание, когда это отвратительное черное рогатое чудовище, заскрежетав по борту, ушло вниз, под корпус. Мина не взорвалась, так что, возможно, день этот оказался не совсем уж несчастным. Когда мина исчезла во мраке, я позволил себе снова начать дышать, с трудом сохраняя присутствие духа.

"Силайон" уже пережила период первой молодости и к этому времени давно нуждалась в технической поддержке, неся на себе последствия всех пережитых неприятностей и испытаний. Инженерам постоянно приходилось возиться над устранением очередных дефектов. Рецидив сбоя в главном электродвигателе, который за три месяца до этого едва не стоил нам провала на глубину при уходе из пролива Каттегат, сейчас заставил нас остановиться, а когда усталые люди наконец разогнулись после нескольких часов упорной борьбы с двигателем, начала показывать свой нрав муфта на двигателе левого борта. Чтобы моряки не особенно скучали, вышел из строя и привод перископа, так что мы оказались перед нелегкой задачей протянуть новый привод сквозь труднодоступные участки вокруг силового цилиндра. Таким образом, два последних дня июля субмарина провела в состоянии практически полной неисправности. К счастью, вокруг нас все было спокойно, хотя во второй перископ мы видели обычные морские и воздушные патрули. Когда же 1 августа нам пришлось уйти на глубину из-за угрожающего нашей безопасности самолета, я подумал, что мы наконец можем хоть как-то действовать и маневрировать. Эта приятная мысль тут же улетучилась, когда во время погружения внезапно выяснилось, что люк боевой рубки отказывается задраиваться. Я знал, что первый помощник, Джон Бромидж, обязательно успеет закрыть внутреннюю крышку рубки прежде, чем вода пойдет в лодку, но все равно - затопленная боевая рубка и неизбежное повреждение электрооборудования казались более чем нежелательными. Я снова вскочил на мостик. Самолет нас еще не засек, поэтому я включил звуковой сигнал на всплытие. Чиф, как обычно, оказался на месте происшествия мгновенно. Компенсационные грузы, которые уравновешивали тяжелый внешний люк боевой рубки, находились в лодках нашего типа низко в обшивке мостика и соединялись с петлями длинными прутами. Это, несомненно, представляло собой явную техническую недоработку, которая в последующих моделях была устранена. А в нашем случае противовес оторвался и застрял в обшивке.

Я встретился взглядом с механиком Ривиллом в тот момент, когда он протискивался сквозь узкую щель, через которую можно было добраться до обшивки. Оба мы прекрасно понимали, что если вдруг сейчас на нас пойдет самолет, то мне придется погружать лодку, закрыв внутренний люк рубки, и тогда он утонет, словно крыса в ловушке. Противовес скоро ответил на сильные удары и резкие, хотя и приглушенные, комментарии насчет правомерности и законности его появления на свет, и вскоре "Силайон" снова обрела полную способность погружаться.

В течение следующих двух дней, однако, ничего не произошло, и стало очевидно, что вражеский флот больше не использовал те маршруты, которые мы так старательно патрулировали. Но даже и в этих условиях отсутствие темноты и постоянное наблюдение с воздуха не позволяли регулярно заряжать батареи. На следующий день мы поменяли свои координаты, поскольку противолодочные корабли заметно активизировали свои действия, а одна группа из четырех кораблей явно вышла на наш след. Один из них больше часа кружил над нами, и, хотя мы старались производить меньше шума, он все равно что-то слышал. Прошло досадно много времени, пока нам удалось уйти от слежки. Несмотря на интенсивность вражеского дозора, цели отсутствовали, и на следующий день я решил двигаться прямо к берегу.

4 августа, рано-рано утром, "Силайон" с хорошо заряженной после нескольких спокойных дней аккумуляторной батареей, скрытая предрассветным туманом, направилась к берегу. Вскоре сквозь туман мы разглядели неясные очертания - это оказалось небольшое каботажное судно - и прибавили скорость с намерением атаковать. В этот момент вертикальный руль заело, и мы обнаружили, что проскочили заметно дальше, чем нам того хотелось. Сильные парни ломами и проклятиями исправили положение, но время оказалось упущенным, и когда мы вернулись, куда следовало, увидели, что атаковать уже некого.

Мы продолжали движение вокруг небольшого острова с маяком на горе до тех пор, пока не оказались в нескольких сотнях, ярдов от пляжа. Взошло солнце, туман рассеялся, и настало великолепное ясное утро. На пляже стоял дом, и когда я осматривал через перископ берег, невольно задержал на нем взгляд. На втором этаже к окну подошла женщина, широко распахнула ставни и начала делать зарядку. Это была молодая блондинка, но что самое главное, одежды на ней не было совсем. Изучая свое прекрасное видение при полном шестикратном увеличении, я внезапно почувствовал, как вокруг меня наступила напряженная выжидающая тишина - все члены экипажа, конечно, решили по степени моего напряжения и концентрации, что я наблюдаю ни больше ни меньше, как за немецким Северным флотом.

В тот вечер вдоль берега крался весьма внушительный транспорт. Без сопровождения он представлял собой легкую цель и должным образом пошел ко дну с торпедой в машинном отсеке. А я все думал, смотрит ли на нас моя светловолосая красавица, а если смотрит, то получает ли от этого такое же удовольствие, какое я получил утром от созерцания ее действий.

Мы исследовали Манн-фиорд, о котором нам сообщили, что возле него сконцентрированы германские суда, чьи моряки отрабатывали высадку на берег. На самом деле фиорд оказался пустынным и тихим, и пару дней спустя мы уже патрулировали порт Кристиансанп. Справа на горизонте внезапно показался дым, и мы бросились к приборам погружения. А вскоре на западе появился уже целый лес мачт.

Меня не раз спрашивали, какое чувство испытываешь при виде неприятеля. Для меня первая реакция всегда была такой же, как при трудностях плохо спланированной атаки; мои чувства ярко описаны в Библии. Я испытываю сильнейшее чувство товарищества по отношению к тем древним воинам, чьи кишки выворачивались наизнанку прямо в воду, желудок опускался куда-то до уровня нижних палуб, руки и ноги распухали и немели, и невольно в душе рождалась молитва, которую никогда бы не произнес вслух.