Боец с планеты Земля (СИ) - Тимофеев Владимир

Яростная атака в ответ имела все шансы тут же и захлебнуться, но… лучшего момента для моей авантюры нельзя было и придумать.

Четверо слева, шестеро справа, четверо спереди…

Подхватив валяющийся на песке щит убитого, я бросился за атакующими. После первого не слишком удачного натиска они уже отшатнулись назад, а копья обороняющихся ещё не успели выровняться в прежнюю линию.

Выставив перед собой оба щита, свой и подобранный, я резко сомкнул их углом и попросту проломил ими, словно клином, выставленные на меня копья. Острые наконечники, скользнув по щитам, пронеслись мимо, а вернуть их назад противники уже не смогли. Отшвырнув в стороны не нужные более композитные кругляши, я кинулся в ноги копейщикам и рубанул мечом снизу-вверх, не глядя, ломая их ряд, пробивая в строю столь нужную брешь…

** *

«Вторая метка убийцы» — штука хорошая. Многие мечтают её получить, но не у всех получается. Тем более в первые полгода в кудусе.

У меня она появилась сразу после памятного сражения на Большой арене в День трёх святынь. Метку носили на левом плече на одежде, а если одежды не было, прилепляли на специальный растительный клей. Вреда здоровью это не приносило, два скрещенных «чёрных кинжала» держались на коже сколько потребуется и смывались особым раствором.

Носители «второй метки» имели право свободно выходить в город, приобретать там любые товары, общаться с жителями и заходить в любые общественные заведения, включая не только бордели и кабаки, но и различные здания, принадлежащие Городскому совету. Фактически, такие, как я, мало чем отличались от большинства граждан. Просто на нас лежала обязанность время от времени выходить на посыпанную песочком арену и убивать там друг друга на радость жаждущей зрелищ толпе. А управлять толпой и её желаниями, как оказалось, можно не только из лож для знати, но с залитого кровью ристалища…

Когда я в той драчке сумел-таки разорвать строй копейщиков, всё почти сразу и кончилось. Всего через полминуты от вражеской «терции» осталось лишь пятеро стоящих на коленях бойцов в окружении тринадцати наших. Вокруг до сих пор ещё постанывали недобитые раненые, но это никого уже не волновало. Бой завершился. Парни из лагеря Маммия проиграли. Больше всех не повезло лучнику. Его умерщвили с особой жестокостью, искромсав и изрезав мечами буквально на лоскуты. Что делать с выжившими проигравшими, решали трибуны. Приговор, как правило, был один — смерть.

— Бей! Бей! Бей! Бей! — скандировала просвещённая публика.

Право первого удара по приговорённым предоставили мне. Видимо, как наиболее отличившемуся в сражении.

Подняв валяющееся под ногами копьё, я шагнул к ожидающим казни «честным убийцам» Маммия. Один из них, седой, вислоусый, наверное ветеран, поднял голову и посмотрел на меня. В его взгляде я не увидел ни страха, ни ненависти. Только усталость и понимание неизбежного: отвоевался. В скольких он схватках участвовал, скольких убил? Бог весть. Не он первый, не он последний. Просто сегодня пришла его очередь.

Коротко усмехнувшись, я вскинул копьё, подбросил его в руке и… с силой вогнал в песок перед вислоусым. Древко вошло в землю не меньше чем на полтяны. Вислоусый еле заметно вздрогнул и вновь посмотрел на меня. В его глазах горела надежда.

Я обвёл взглядом своих.

Гриф, рыбак с южного побережья, обращённый односельчанами в рабство и проданный в кудус за долги, молча кивнул, поднял второе копьё и тоже вонзил его в землю. Точно так же поступили и остальные. Никто никому не приказывал, ничего не просил и не убеждал. Просто нам всем неожиданно расхотелось быть палачами.

Пять копий торчало в земле возле бывших врагов.

Трибуны неистовствовали. Толпу лишили привычного развлечения. Толпа требовала крови, неважно, чьей. Сотни и тысячи зрителей сливались для меня в тёмную безликую массу, исходящую злобой и просто вселенской обидой за отнятую внезапно игрушку.

На арену начали выходить солдаты. Много солдат, не менее сотни. Все в шлемах, доспехах. Копейщики, мечники, лучники…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вставший с колен вислоусый выдернул из земли копьё и повернулся ко мне:

— Ты это… спасибо, конечно, но зря.

— Что зря?

— Зря вы это затеяли. Нас всё одно прикончат, — пожал он плечами и, взяв оружие наизготовку, гаркнул своим. — А ну, босяки, подъём! Встали, построились! Сдохнем, так хоть не баранами!..

Скомандовал и махнул мне рукой:

— А вы уходите. Вам можно. Вы победили…

Секунд пять я смотрел, как его проигравшее воинство готовится к последнему бою, потом поднял с земли щит, копьё и молча встал рядом со смертниками.

Вислоусый покосился на «новобранца», но ничего не сказал, просто кивнул.

— Подвинься, — буркнул подошедший ко мне с таким же оружием Гриф.

Следом в строй встал ещё один наш. Потом ещё. И ещё…

А потом я вдруг засмеялся. Громко, раскатисто. Так, что мой смех, наверное, слышали даже на самых дальних рядах, а, возможно, и за пределами стадиона.

Новая «терция», собранная из бывших врагов, стояла опять, как и десять минут назад, в центре арены, ощетинившись копьями, прикрывшись щитами, готовая драться с любым, кто захочет попробовать её на зубок. Хоть с сотней, хоть с тысячей, хоть даже и с целой армией. Вопрос: почему? Да потому что мы все уже давно умерли, и каждый прожитый день — это просто отсрочка вынесенного приговора… Зачем это понадобилось лично мне? Хрен знает. Наверно, я просто устал всё время плыть по течению. А ещё — понял, что из любой ловушки есть выход. Его не надо искать, его надо пробивать силой…

Внезапно наступившая тишина оглушала. Трибуны молчали. Ветер шуршал песчинками, шевелил флагами на флагштоках, поскрипывал сломанным в нескольких местах ограждением.

Выстроившиеся полукругом солдаты ждали приказа. Умирать им, понятное дело, совсем не хотелось.

Краем глаза я вдруг заметил какое-то шевеление в ложе для почётных гостей. Через десяток секунд оттуда по широкой каменной лестнице на площадку для схваток сбежал посланец. Он что-то шепнул на ухо командиру охранной сотни. Тот сначала нахмурился, но потом дёрнул щекой и, развернувшись к солдатам, отдал негромкий приказ.

Луки с натянутыми тетивами медленно опустились, вскинутые мечи разом вернулись в ножны, копья неспешно легли на плечи бойцов. Строй слаженно повернулся и, превратившись в колонну, двинулся к выходу со стадиона.

В ту же секунду трибуны буквально взорвались.

— Тру́сы! Тру́сы! Тру́сы! — летело со всех сторон вслед покидающим площадку солдатам.

И наоборот.

— Даёшь! Молодцы! Свободу честным убийцам! — неслось на нас отовсюду…

С арены мы уходили как триумфаторы.

Перед спуском в подтрибунные помещения дорогу мне преградил даниста.

— Поздравляю. Сегодня ты стал кумиром толпы, — ткнул он мне пальцем в грудь и хмуро добавил. — Но берегись, парень. Слава — баба капризная…

** *

Я был согласен с данистой. Людские желания переменчивы, а слава и вправду капризна. Однако, пока она меня не оставила, её плодами я пользовался с удовольствием. Ходил в город, когда хотел; принимал предложения богатых горожан дать им пару уроков реального боя (за щедрое вознаграждение, естественно); рекламировал (опять же за хороший бакшиш) оружейные лавки; получал хорошие скидки в борделях и кабаках, а в некоторых так и вообще не платил…

Единственное, что напрягало, — это наличие восторженных почитателей моего «таланта». Первое время они мне и шагу не давали ступить, окружая толпой, славословя напропалую и наперебой предлагая разные ништяки и услуги. Потом, впрочем, всё как-то наладилось. Особенно, когда я пообещал особо навязчивым кое-чего отрезать, а после скормить это кое-чего местным собакам. Лишь после этого большинство «обожателей и поклонников» предпочло восторгаться мной на расстоянии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Исключения я делал только для дам, да и то: по причине суровой «патриархальности» здешнего общества свободные женщины редко когда проявляли излишнюю «смелость» в отношении чужаков. Ну, кроме «профессионалок» конечно. Хотя эти, как правило, являлись рабынями и, даже будучи вольноотпущенными, достаточно часто продолжали служить у прежних хозяев.