Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Медведев

- Я, к сожалению, сейчас должен уйти, - сказал я. - У меня теперь от всех вас секретов нет, слушайте меня сейчас, потом поймёте - эта формула больше недействительна! Слушайте сейчас - поймёте сейчас вот сегодняшняя формула взаимного понимания! Читайте сейчас - поймёте сейчас! И как сказала гражданка Тополева в своих неплохих стихах: "Идёшь на бой, лицо открой, - вот смелости начало!"

Я вышел из комнаты, ощущая в себе чувство спортивной агрессии, способности к максимальному напряжению своих психических и физических возможностей для достижения высоких и наивысших (рекордных) результатов.

Спустя часа два, когда я взлетел по лестнице на свой этаж, я уже на лестничной площадке услышал точно такой же знакомый шум, который некоторое время тому назад я оставил в музыкальном классе нашей школы. Одним словом, стресс продолжается. Стресс - под ним долгое время подразумевали отрицательную реакцию организма на раздражитель (угнетённое состояние, нервный срыв и т.д.), пока автор термина американский учёный Г.Селье не разъяснил специально, что стресс может быть как плохим (дистресс), так и хорошим (эвстресс) - радость, вдохновение...

Среди присутствующих были почти все под дистрессом, и только на лице Тани Тополевой был написан ярко выраженный эвстресс. "Она-то чему радуется?" - подумал я про себя.

Честно говоря, разглядывая из прихожей через стёкла двери столовой лица одноклассников, я продолжал делать сразу два дела: с одной стороны, слушал, что говорят обо мне мои одноклассники, с другой стороны, я продолжал удивляться, как это я, умея произвести в уме, подобно хорошему математику, извлечение корня девятнадцатой степени из числа со ста тридцатью тремя цифрами, не могу написать стихотворение о своём сердце!

- И ругается он словами на каком-то непонятном языке.

- Например? - спросила Таня Тополева.

- Например... - Лена Марченко замялась. - Я не знаю, удобно ли это произнести вслух? Например, сепактакроу! - сказала она, заливаясь смехом.

- Сепактакроу - это в переводе с малайского "игра ногой в мяч", - сказала Таня Тополева.

- Он - человеконенавистник! - закричал Лев Киркинский. - У него любимая поговорка: "Всех бы вас к пираньям во время отлива!"

- Чудаки вы все, - сказала Таня Тополева. - Всё дело в том, что во время отлива океана река мелеет. В это время пираньи никого не трогают, они как бы спят. Наступает прилив, повышается уровень реки, и в неё уже нельзя входить, гибель неминуема.

- Зато, - крикнул Колесников, - он всё время знает, который час!..

Я вошёл в комнату, и наступила тишина. Все смотрели на меня, как будто меня действительно подменили инопланетяне. Между прочим, среди моих одноклассников появились каким-то образом и врач-гипнотизёр, и даже дядя Петя.

- Вы спросите, спросите его, - заорал Колесников, - сколько сейчас времени?

- Юра, - спросил меня отец, - который сейчас час?

- Пять часов тридцать минут двадцать три секунды, - ответил я, не задумываясь.

Все, у кого были часы, посмотрели на циферблаты, а доктор-гипнотизёр, проверив мои показания, цокнул языком и пожал плечами.

- Самая трудная задача на свете - это быть в одном месте с этим фантастическим Ивановым, который оказался вовсе не Ивановым, а сверхфантастическим Юрием Баранкиным! - сказала Нина Кисина.

- Доверь ему встречу с инопланетянами, он нашу Землю поссорит со всеми галактиками!

- И пусть он скажет, он т_о_т Баранкин или не т_о_т? - крикнула Вера Гранина.

- В конце концов, мы все живём, - сказал Лев Киркинский, - и летим на космическом корабле "Земля", и желательно, чтобы экипаж этого корабля был бы совместим и во взрослом возрасте, и в детском.

- Нет, пусть он скажет, он т_о_т Баранкин или не т_о_т? - не унималась Вера Гранина.

- Кстати, это ещё Эйнштейн говорил, - крикнул Маслов, - что любое, самое великое, открытие стоит меньше и дешевле проявления человеческих качеств.

Потом Алла Астахова сказала:

- Академика Велихова спросили, что такое современный человек. И знаете, что он ответил? Что современный человек - это такой человек, который способен чувствовать ответственность за всё, что происходит рядом с ним и далеко. А Баранкин - это такой человек, которому наплевать, что происходит далеко, ему важно, что происходит с ним, вокруг него и в нём.

- И пусть он скажет, он т_о_т Баранкин или не т_о_т? - не унималась Вера Гранина.

- Нет, я не т_о_т Баранкин, а э_т_о_т Баранкин!

- А какой э_т_о_т? - продолжала допрашивать меня Кисина.

На такой вопрос я не нашёл нужным отвечать, но за меня ответила Таня Тополева:

- Я вам могу сказать, какой это Юра Баранкин. По-моему, это самый фантастический из всех реальных и самый реальный из всех фантастических! - И ещё она добавила: - Вы знаете, что это за человек? Вот есть люди, которые испытывают самолёты на всякие перегрузки или даже катастрофы, а он, а он... - сказала Таня два раза, - а он... - сказала она даже в третий раз, - себя, вы понимаете, себя на эти перегрузки и, может быть, на эти катастрофы...

- А ты бы полетела с Баранкиным на выполнение самого трудного задания? - спросила Нина Кисина.

- Нет, - сказала Таня, - я бы не полетела. Я бы не полетела, потому что у Баранкина его фантазия сильнее его самого. Мне кажется, что не он владеет своими фантазиями, а его фантазии владеют им самим.

Я почему-то только при этих словах обратил внимание на то, как во время моего отсутствия изменилась наша столовая. Вся комната была в книгах и журналах. Они кипами лежали на столе, на полу. Они походили на баррикаду, из-за которой вёлся по моей особе огонь отдельными словами и целыми очередями слов. С обложек книг и журналов на меня смотрели Павлов, Галилей, Горький, Кеплер, Ломоносов, Станиславский и так далее. И те слова, что я принимал за жалкие нравоучительные цитаты, на самом деле были как бы не цитаты, а как бы просто слова тех учёных и мыслителей, от имени которых они произносились. "Жалко, что эти ученью и мыслители представлены всего лишь рисунками или фотографиями, - подумал я, - а то бы они были по эту сторону баррикад, то есть на моей стороне, на стороне сверхкосмонавта".

- И можешь порвать свои воспоминания и свой бортжурнал. И вообще перестань терять время на свою сверхожесточённую сверхподготовку к сверхкосмическим сверхполётам. Я не понимаю, - говорил отец, всё повышая и повышая голос, - зачем зря терять время? Зачем готовиться к тому, что никогда не осуществится! Ты никогда не полетишь в космос! Понятно?

Я первый раз в жизни услышал, как кричит мой отец.

- Нет, полечу! - сказал я тоже громко.

- Нет, не полетишь!

- Это почему же я не полечу? - спросил я ещё громче.

- Потому что, - отчеканил мой отец, - в космос летают только очень здоровые люди. А ты болен. Ты очень болен! - Это всё он говорил от себя, не заглядывая в книги.

Если бы я был несерьёзный человек, я бы на такие слова просто рассмеялся. Нет, обо мне можно сказать всё, но сказать, что я нездоровый человек?!

- Ты тяжело болен! - продолжал отец. - Тяжело! Очень тяжело! Сейчас мы тебе поставим диагноз, от которого тебе не поздоровится, - Он стал рыться в журналах и книгах, нервно повторяя: - Нет, это не то! И это не то!

"Интересно, - подумал я про себя, - кого это отец ищет на помощь? Что за консилиум? И так здесь почти весь класс!..".

- Ага! Вот! - сказал отец, беря со стола и разворачивая какой-то журнал. Потом он надел очки и, поглядывая на меня поверх стёкол, прочитал следующее: - "Несколько слов о психологической несовместимости... (Пауза.) В длительную экспедицию исключительно важно подобрать состав участников так, чтобы им было приятно вместе жить и работать. Это исключительно важно... (Пауза). Достаточно вспомнить эпизод из жизни замечательного полярного исследователя Фритьофа Нансена... (Пауза.) Это был крупнейший учёный, человек большой души... И исключительного обаяния!.. (Пауза.) Лекция, которую он однажды прочёл в Эдинбурге, называлась "То, о чём мы не пишем в книгах". Речь шла о знаменитом дрейфе корабля "Фрам". Нансен рассказывал о штурмане Иогансене. Это был его большой друг. Вместе они достигли 86-го градуса северной широты и должны были возвращаться на материк к Земле Франца-Иосифа. Этот путь у них занял около полутора лет. Ели они одну моржатину и медвежатину. Упадок сил, казалось был полный. Но ничто не переносили они с таким трудом, как общество друг друга. Если раз в неделю они и обращались друг к другу с какими-то словами, то не иначе, как "господин главный штурман" или "господин начальник экспедиции". Это на была их прихоть или сварливость характера... (Пауза.) Это было проявлением закона психологической не-сов-мес-ти-мос-ти... который воплощал в себе всем своим существом штурман Иогансен!"

И тут, развивая папину мысль, меня стали то поодиночке, то все сразу обстреливать такими цитатами на эту тему, что я вынужден был зажать своими сверхпальцами свои сверхуши.

- Я тоже хочу сказать, - сказала, выглядывая из-за стопки книг, Нина Кисина, - я хочу сказать, что, как сказал Сервантес, пролепетала Нина, лихорадочно перелистывая какую-то книжку, - тогда, чтобы... м-м-м... для того, чтобы приготовить пирог с яблоками за тридцать минут, надо взбить три яйца, посолить, добавить ванилин, один стакан песку и десять граммов муки... Ой, минуточку, я что-то не оттуда читаю...