Время нашей беды - Александр Афанасьев

– Отлично, мне нравится. Доля – треть пойдет?

– Да. Если не придется вкладывать.

– Не придется. Плюс – работа в штабе. Выдержите?

– Не впервой.

– Тогда – времени на устройство дел сколько надо?

– Трое суток.

– Хорошо. – Бобенков бросил на стол визитную карточку, черкнул прямо на ней пару слов. – Адрес тут. Покажете охране, проводят…

В райцентре вышел за полночь, переночевал у родственников. Утром домой спешить не стал, заехал на стройбазу. Заказал балконную дверь с пластиковым остеклением, два небольших окна, некоторое количество рубероида, шифера, половой доски, материала для пропитки досок от гниения. Лопату, мешки. Оплатил, часть заказанного забрал сразу же, за частью надо будет приехать – не влезло в машину.

Проехал родную деревню, кладбище на горке, на котором лежали в том числе и родные мне люди, на сельской дороге ушел налево. Дорога – еще старая, колхозная – шла полем, впереди были перелески… переходящие в лес. Никогда не знал, где этот лес заканчивается… как‑то не представляю географически…

Я знал, куда еду, но на полпути остановил машину, вышел. Жарко‑то как… к грозе… вон, и правда тучи собираются. И тихо. Я уже отвык в городе от такой тишины. А тут – если машина по дороге не едет, то тишина практически полная. И видно все с горки. Поля… леса вдали. Речка там, за спиной, вдалеке – ее почти не видно, но это Нерль. Недалеко от ее истока…

Тишина…

За мой спиной была моя родная деревня, с городом, погибшим в двенадцатом веке во время набега татар, – он погиб весь, целиком, остались только крепостные насыпные валы, к которым и тулилась деревня. Последний татарский набег здесь был в тысяча четыреста восьмом году. Но после этого здесь не было войны. Сюда не ходили поляки, не дошли Наполеон и Гитлер. Здесь и во время Гражданской войны не было особых сражений.

Здесь уже шестьсот лет был мир.

Так что не надо говорить, блин, про Европу, про то, что мы не Европа и живем мы – неправильно. Правильно мы живем! В Европе не найти места, где шесть веков был мир. Где бы не схватывались из‑за проезжей дороги, из‑за теткиного дома на косогоре, не шли бы друг на друга армии и ватаги князей, графов и королей. Где бы не свирепствовали религиозные войны и реформации, не вырезали людей только за то, что они неправильно молятся, не отправляли бы их на костер. Нет такого места в Европе… и вряд ли где‑то на европейском континенте есть такое место, где люди шесть веков жили без войны.

А ведь в России, в Сибири есть места, где войны не было вообще никогда, за всю писаную человеческую историю.

Для тех, кто живет в других местах, это чудо, благодать божья. Поинтересуйтесь европейской историей… да что там историей. Спросите пакистанского или йеменского крестьянина, хочет ли он жить на земле, где шестьсот лет – мир. На земле, которая щедро благодарит тебя за труд, на которой вот так вот стоишь и смотришь. И понимаешь, что все это вокруг – твое, куда бы глаз ни посмотрел. И нет в небе американского беспилотника, который решает, жить тебе или умереть. Спросите его, если встретите, хочет ли он жить так. Спросите – и уверен, он упадет на колени…

Мы живем неправильно, так нам говорят политологи и политиканы. Мы отдалились от Европы, мы погрязли в азиатчине, мы выпали из течения времени. Это все говорится по телевидению всякими медийными, бородатыми, очкастыми, усатыми, умными, неравнодушными… подонками. Говорится с пылом, с жаром, с осознанием собственной правоты. Расписывается, как мы будем хорошо жить, когда приобщимся к европейским ценностям, и как плохо мы жили без них. Но никакие слова не могут опровергнуть одну простую истину – здесь шестьсот лет не было войны. Здесь шестьсот лет не было врага.

Для меня это важнее всего. А для них – нет. Они даже всерьез рассуждают о «пересборке России снизу» – это примерно то же, что и замена СССР на СНГ. Но прямо они это не скажут, потому что за «прямо» в лучшем случае прилетит в морду. Но меня‑то не проведешь, я весь этот эзопов язык отлично понимаю. Пересборка снизу – это значит разбить, а потом попытаться собрать заново. Если получится. А если нет – они разведут руками и с невинным видом скажут: «Ну, не получилось. Ну, извините, мы думали, будет по‑другому».

И даже не поймут, за что их будут ненавидеть. «Дикари‑с…» Пожмут плечами и будут жить дальше.

Но мне не нужны такие эксперименты. Мне нужно еще шестьсот лет без войны. И мне плевать, сколько медийных, неравнодушных и умных придется положить в землю ради этого. Сколько надо – столько и положу. Ради шестисот лет мира – цена, поверьте, небольшая…

Да… гроза скоро будет.

Сел в машину… догнал до леса… лес в основном березовый, с орешником. Я его хорошо знаю… в детстве гонял сюда за орехами…

Когда пробирался по лесовозной дороге – она ведет прямо к моему новому селу и новому дому, – прямо над головой громыхнул гром, разразился короткий и яростный ливень. Я остановил машину и молча сидел, смотря, как потоки воды заливают ветровое стекло…

Летние ливни столь же коротки, сколь и яростны, и этот закончился через десять минут. Когда ливень закончился – я вышел из машины, мокрая трава тотчас промочила мне ноги. С деревьев капало, вдалеке погромыхивал гром – но солнце уже пробивалось через кроны берез, пытаясь лучами нащупать меня…

Место это было мне знакомое – тут я нашел саперную лопатку. Не знаю, кто оставил, и хотел даже выбросить – думал, она сломанная, с лезвием назад. Потом она у моих родственников долго «жила»…

Ага. Здесь. Подходящая полянка…

Шагами перемерил, записал в блокнот результаты измерений. Прошелся, лопатой наметил контуры, прикинул так, чтобы отходов от доски было меньше…

Как копать схрон – это можно в Сети, в YouTube найти видео. Правда, оно от чеченских боевиков – но боевики есть боевики, а схрон есть схрон. Мне надо человек на шестнадцать, обязательно чтобы можно было тут зимовать, с печкой. Шестнадцать человек – обычный состав разведывательно‑диверсионной группы специального назначения.

По выходным и буду копать.

Если в этом году успею – то второй схрон выкопаю дальше. Там, в конце дороги, километров за двадцать – село, из которого происходит мой род, называть его я не буду. Там тоже лес, знакомый, мы в него за грибами ездили. Там – тоже потихоньку отрою. Тоже человек на шестнадцать… там можно базу побольше сделать, лес большой…

Надо еще круп купить. Оптом. Щи да каша – пища наша. Хотя нет, лучше – макарон. Крупа может прогоркнуть…

Вот так вот… господа депутаты…

Юрьев‑Польский – МоскваРоссия17 мая 2018 года

Выборы.

Нет, не так. Выборы, блин.

Нормально, спокойно – про выборы говорить невозможно. Это полный пипец. Некий гибрид марафона и гопака на граблях. После выборов надо в отпуск уезжать… недели на три. И вне зависимости от результата.

Что представляют из себя выборы – любого уровня. Первое – ты должен найти деньги. Как можно больше. Второе – легализовать их, потому что с выборов тебя могут снять по любому поводу, даже такому, который кажется совсем пустяковым. Третье – распечатать агитационные материалы и расклеить их. Или заказать баннеры и развесить их по городам. Плюсом к этому ты должен попытаться уничтожить агитационные материалы конкурентов и не допустить, чтобы уничтожили твои. Это делается с помощью отрядов гопников, которым платят из черной кассы и которые прочесывают город… бывает, доходят до того, что почтовые ящики с чужой агитацией поджигают. Далее – выступления. У всех – программы типа «за все плохое против всего хорошего»… тьфу, блин, – крыша уже едет, наоборот, за все хорошее и против всего плохого. Люди на программы редко смотрят, потому что их обманывали и обманывали десятки раз, и они не верят никому. Главное – арендовать хорошие места для встреч с избирателями, привлечь туда людей (мы решили просто – ставим ларьки и торгуем по сниженным ценам или без наценки вовсе) и попытаться все‑таки до кого‑то достучаться. Потом надеяться, что за время до дня голосования народ не забудет и вообще придет на выборы.

А вообще – народ у нас на удивление аполитичный, и большая его часть – из тех, кто вообще утруждает себя ходьбой на выборы, – принимает решение в самый последний момент, часто перед избирательной урной.

Почему так печально? Ну, я уже говорил как‑то. В США – каждый, кто идет на выборы, четко осознает те изменения, которые он хочет получить, когда голосует. Например, тот, кто голосует за республиканцев, хочет снижения налогов и большей свободы в экономике, тот, кто за демократов. уважения к меньшинствам, легализации набившихся в страну мигрантов… что‑то в этом роде. А на местном уровне – голос на выборах может означать очень большую разницу в местных налогах. Теперь скажите – когда вы идете на выборы, вы можете точно сказать, за что и против чего вы голосуете, и главное – измерить это в деньгах? Например, я хочу, чтобы мои налоги уменьшились на пятьдесят тысяч в год. Нет? Не можете? Не можете. Потому на постсоветском пространстве голос избирателя так и дешев – кило сахара или гречки.