Искатель. 1963. Выпуск №1 - Станислав Лем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Команда крейсера «Память Азова» взбунтовалась. Убит командир и пять офицеров. Крейсер в руках мятежников».
Царский приказ был тоже коротким:
«Повелеваю немедленно привести в повиновение команду крейсера «Память Азова». В случае необходимости потопить его».
СЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ!
Пять часов утра. Медленно пробили склянки. Раньше положенного по уставу времени с мостика раздалась команда:
— На флаг и гюйс смирно!
Горнист заиграл сигнал, его подхватила дробь барабанов. Из-за ходового мостика медленно поднялся красный флаг. На шканцах раздался могучий клич сотен глоток:
— Долой самодержавие! Да здравствует революция!
Команда была распущена, но не ушло с мостика новое командование крейсера. Командиром «Памяти Азова» был единодушно выбран Нефед Лобадин, руководитель корабельной большевистской организации, помощниками командира — Оскар Минес и Петр Колодин. Они совещались, как действовать дальше.
Неожиданно снялся с якоря и пошел к выходу из бухты минный крейсер «Воевода». На всех кораблях отряда слышали стрельбу на «Памяти Азова», потом увидели красный флаг на его мачте и без труда догадались, что крейсер захвачен восставшими матросами. Командир «Воеводы» лейтенант Гильдебрандт решил рискнуть уйти из бухты, чтобы сообщить в Ревель о случившемся. Но на «Памяти Азова» зорко следили за кораблями, и на мачту флагмана взлетел сигнал:
«Воеводе» встать на якорь».
Минный крейсер сделал крутой поворот, но пошел не обратно в бухту, а к берегу и выбросился на мель.
Тогда двинулся и «Память Азова». Крейсер пошел к выходу из бухты и на ходу поднял сигнал:
«Абреку» и миноносцам следовать за мной».
После томительной паузы минный крейсер и миноносцы подняли ответ:
«Ясно вижу».
На носу у шпилей засуетились якорные команды, из труб повалил дым, забурлили под кормой винты, но корабли не двинулись с места.
— Враздрай работают![12] — возмущенно и зло закричали на «Памяти. Азова».
На правом борту крейсера высунулось в амбразуру шестидюймовое орудие. Вспухло облако дыма. Между «Абреком» и «Ретивым» поднялся мощный фонтан воды. И словно ожидая этого сигнала, минный крейсер и миноносцы дали полный ход. Но пошли они не к выходу из бухты, а тоже к берегу. Корабли врезались форштевнями в прибрежный песок, с бортов спустили трапы. Под дулами офицерских револьверов матросы сошли на берег и побежали в лес.
Все было кончено. Крейсер под красным флагом остался один.
Командный состав крейсера собрался в боевой рубке.
— Что будем делать? — обводя взглядом верных друзей, спросил командир крейсера Лобадин.
— Идти в Ревель! — без колебаний ответил Оскар Минес. — Там нас ждут рабочие. Объединенными силами, с моря и суши возьмем город и присоединим к себе солдат. Царских карателей из Петербурга в первые дни можно не бояться. Эстонские боевики взорвут железнодорожные мосты.
— А в Ревеле к нам присоединится «Рига». Я в этом уверен, — поддержал Минеса Лобадин. — Я тоже за поход на Ревель!..
Под кормой крейсера заклубились буруны. Он лег на курс в открытое море. Только чайки вились за кормой одинокого корабля с красным флагом на мачте.
«РИГА» ПОКАЗАЛА КОРМУ
Из боевой рубки не расходились. Ждали, какие вести принесет радиотелеграф. Наконец на стальном трапе загромыхали шаги телеграфного квартирмейстера Николая Баженова. Но в рубку он вошел медленно, с угрюмым лицом.
— Молчат! Молчат как рыбы! — безнадежно развел он руки. — Свеаборг молчит, Кронштадт молчит, «Цесаревич» и «Слава» молчат, минный отряд в Гельсингфорсе молчит!
— А «Рига», как «Рига»? — нетерпеливо поднялся Лобадин.
— И «Рига», Нефед Лукьяныч, молчит, как проклятая!
После тяжелого молчания заговорил Петр Колодин, исполнявший обязанности старшего офицера:
— Дело будет серьезнее, чем думали. Поэтому давайте обсудим, как поступим с оставшимися на крейсере офицерами. Враги ведь!
— Комитет уже решил. Офицеров не трогать, их судьбу решит позднее революционный суд, — ответил Оскар Минес.
— Офицеры первые начали стрелять в матросов: Захаров, Соколовский, Зборовский. Ладно! Коли комитет решил так, перетакивать не будем. Но есть еще и кондукторы, а их даже не заперли в каютах.
— Как они себя держат? — спросил Лобадин.
— Как кулаки на деревенской сходке. Кучкой держатся, матросов чураются. Вспомните, товарищи, сколько вреда принесли шкуры кондукторы в Севастополе и на «Потемкине».
— Ты, Петя, кондачок любишь. А тут дело серьезное, — недовольно возразил Лобадин. — Надо поговорить с ними, прощупать.
— Щупайте! — рассерженно отмахнулся Колодин. — Только они, извиняюсь, не куры-несушки.
Доверчивость и гуманность простых русских людей, матросов, вскоре погубила их.
Переговорная трубка на мостике заурчала.
— Рубка слушает! — крикнул Лобадин.
— Выходим на створ ревельских маяков! — донесся из трубки голос рулевого Мундштукова, теперь штурмана крейсера. — Начинаем поворот на Ревель!
— Поворачивайте! — ответил Лобадин. — И передай, Алеша, сигнальщикам, чтобы зорче смотрели. Ищите «Ригу»!
Командиры поднялись на мостик. А палуба крейсера уже была забита матросами. Все чувствовали, что приближается решительный момент. Открылся заросший соснами остров Нарген[13] у входа в ревельскую бухту. Отсюда до Ревеля час хорошего хода. Как-то встретит восставший корабль рабочий Ревель? И где-то близ острова проводит учебные стрельбы «Рига», готовая присоединиться к революционному крейсеру.
— «Рига»! — вдруг закричали на палубе. Взлетели бескозырки, загремело «ура».
Но куда же она идет? Обогнув южный маяк Наргена, «Рига» начала уходить за остров, на запад, а не на юг, в Ревель.
— Почему «Рига» уходит? — встревоженно посмотрел Оскар Минес на Лобадина. — Нужно ее догнать!
— Догоним! Обойдем остров с севера и ляжем на пересечку курса «Риги»! — ответил Лобадин.
Всех, и на мостике и на палубе, шатнуло от крутого поворота «право на борт». Крейсер весь дрожал от мощной работы машин. Вот и бело-красный маяк на северной оконечности острова. Тут азовцы снова увидели «Ригу», вернее — ее корму. Винты уходившего корабля бешено работали.
— У нас ход семнадцать узлов, у «Риги» двадцать! — сказал безнадежно Мундштуков. — Командуй, Нефед, поворот!
Лобадин приказал повернуть и идти на Ревель, На палубе подавленно молчали.