Моя схватка с Богом - Джордж Найт

Крест Христа должен быть центром христианской проповеди. Неизменной темой проповеди апостолов было то, что «Христос умер за грехи наши». Это утверждение обычно связывалось с Его победоносным воскресением (1 Кор. 15:1-4; Деян. 2:23, 24). Именно эти истины сделали христианство той силой, которой оно было и по сей день является. С ними тесно связана проповедь о грехе и нуждах человеческих, привлекавшая людей как к кресту Христову, так и к своим личным крестам. Когда христианство упускает из виду эти темы, теряется смысл его существования.

Макграф высказывает гениальную мысль, когда пишет, что попытка «сделать крест более приемлемым для мира сбивает людей с пути», потому что «именно через проповедь креста Бог находит дорогу обратно в тот мир, из которого Он был изгнан»[32].

Без креста христианская проповедь ничего не сможет добавить к другим теориям нравственности, психологии и философии, которые сегодня заполонили весь мир. Сглаженная, выхолощенная христианская проповедь, не желающая смотреть в лицо жестоким фактам грехопадения, жертвы, креста Христова и нашей смерти с Ним на наших крестах, ничего не сможет сказать миру, стонущему под игом отчуждения и гибели. Такая проповедь дает не больше надежды, чем оптимистичные вымыслы гуманистической психологии, и в ней, конечно же, нет ни слова об истинном спасении. В той вселенной, которая на первый взгляд кажется бессмысленной и хаотичной, христианская проповедь рекомендует крест как главный смысл жизни.

«Сын Божий, вознесенный на крест, — писала Елена Уайт, — должен быть основой всех духовных бесед, проводимых нашими служителями»[33]. Одной из самых впечатляющих иллюстраций смысла христианской проповеди, когда-либо виденных мной, было полотно в Виттенбергском университете в Германии, где Лютер начал Реформацию. Это была несложная по композиции, простая картина: из одного угла Лютер-проповедник смотрит вверх и указывает на вознесенный крест Христа; в другом углу картины стоит собрание и также смотрит вверх на крест. Проповедник и слушавшие его люди глядели не друг на друга, но только на распятого Христа, когда Лютер проповедовал Евангелие.

Крест влияет на внутреннюю жизнь христианской общины и определяет ее отношения и действия в нехристианском сообществе, в котором она находится. Верующие — это «посланники от имени Христова»; им доверено «служение примирения» (2 Кор. 5:20, 18). Само присутствие церкви в обществе должно выражаться не только в евангельской проповеди с кафедры, но также и в христианском совершенствовании отдельных людей и всего общества, в котором они живут. Церковь как примирительница восстанавливает и созидает взаимоотношения между людьми и Богом, а также между отдельными людьми.

Еще один важный вклад креста в жизнь Церкви состоит в том, что он является важным контекстом, в котором следует истолковывать и понимать все ее богословие. «Крест, — писал Макграф, — это не просто еще одна глава в христианском вероисповедании; он отбрасывает тень и запечатлевает свой образ на всем богословии». Елена Уайт высказывалась в том же духе, когда писала, что «жертва Христа как выкуп за грех — это великая истина, вокруг которой сосредоточиваются все другие истины. Чтобы правильно понять и оценить каждую истину в Слове Божьем от Бытия до Откровения, ее надо изучать в том свете, который струится с Голгофского креста»[34].

Я бы пошел еще на один шаг дальше и предположил, что философия креста создает необходимый контекст для правильного понимания всякого знания, будь то в области социологии, физиологии, гуманитарных наук или в любой другой области. Всеобъемлющая центральная тема Священного Писания (которая включает возникновение греха, Божье решение этой проблемы и великое противостояние Христа и сатаны) является своего рода философским каркасом, который делает осмысленными те отрывочные знания, которые мы черпаем из окружающего нас реального мира. Я бы даже сказал, что крест является единственным вразумительным ответом на противоречия того запутанного мира, в котором мы живем[35].

Если крест занимает центральное место в жизни Церкви, то «главная опасность, которая ей угрожает, — пишет X. Д. Макдональд, — состоит в том, что в ней находятся люди, которые не от Евангелия. Это происходит в тех случаях, когда Церковь больше печется о благопристойности и численности, чем о спасении и обновлении жизни». Таким членам, отмечает он, «может быть не чуждо стремление к высоким идеалам, однако им чуждо стремление к вышнему». Они будут ценить христианство за его хорошие идеи и Считать его единственно приемлемым образом жизни, но ни за что не пожелают рассматривать его как призыв к полной «перестройке души и жизни»[36].

Факторы времени и успеха оказывают отрицательное воздействие на Церковь. Это ясно видно на примере Церкви второго столетия, и подобная участь постигала любую другую церковь с того времени, когда дети и внуки «апостолов-основателей» начинали больше интересоваться организационными, номенклатурными структурами, призванными сохранять традиции, чем самим динамичным крестом, который затрагивает вопросы жизни и смерти[37].

Крест и личная трагедия

Я иногда думаю о судьбе того малыша, которого посетил в Галвестонской клинике ожогов; о том крохотном создании, которое держало ложку правой ногой, потому что у него не было рук; о «невинном младенце», у которого не было век, губ и ушей (см. первую главу). А когда я посетил семью Анны Франк в Амстердаме, то задумался о миллионах семей, погибших от рук Гитлера, Сталина и им подобных. Во многих отношениях работа дьявола в окружающем нас мире видна лучше, чем работа Бога.

Где был Бог, когда малыш получил такие страшные ожоги и когда евреи и славяне гибли миллионами? Что Он при этом испытывал и вообще есть ли у Него чувства? Если Он всемогущий и всезнающий, то почему Он не положит конец всем страданиям и несправедливости, которую мы видим вокруг? Иногда Бог кажется нам более похожим на нравственный айсберг, странствующий по небесам, чем на Существо, заботящееся о ранах и переживаниях Своих детей на земле.

Трудно, сидя у постели любимого человека, тающего на глазах от рака, не усомниться в «заботливости» и благости Бога. Я могу относиться к смерти абстрактно. Меня не слишком шокирует сообщение о том, что 1000 монгольских шахтеров погибли от удушья в шахте. В конце концов, я не знаю ни одного монгольского шахтера. Я могу придумать хитросплетенные теории, чтобы объяснить эти «бессмысленные» смерти, но меня потрясает до глубины души, когда несчастье случается с моими близкими, дорогими мне людьми. В такие минуты во мне мгновенно пробуждаются почти уже забытые сомнения в благости Божьей.

И снова ответом на эти сомнения является крест Христа. Крест показывает, что Бог — не холодный айсберг, которому нет дела до человеческой боли. Крест означает, что «Бог с нами» в наших страданиях. На кресте Бог вкусил страдания, одиночество и смерть, когда облекся в лице Христа в человеческое естество. Таким образом, крест — это символ того, что Бог принимает непосредственное участие в нашей жизни в этом разобщенном мире, где сатана no-прежнему демонстрирует принципы своего царства.

«Братские отношения со Христом, — пишет Мольтман, — означают страдание и активное соучастие в истории этого Бога»[38]. Возможно, мы заимствуем свои представления из истории. Некоторые, по всей видимости, путают Бога с голливудской версией американской кавалерии — некоей доброй силы, которая часто прибывала на помощь как раз в тот момент, когда индейцы готовы были разорить караван повозок.

Действительность такова, что ни Христос, ни апостолы не избежали страданий и мучительной смерти. Они испытывали на себе смертоносные происки сатаны. Христос сказал им, что такой будет их участь (Ин. 15:18, 20; 16:1, 2), а Он никогда не давал пустых обещаний. Всезнающий Бог никогда не освобождал христиан от жизненных проблем, но Он обещал сделать их мужественными и поддержать в бедственное время, чтобы в конечном итоге они вышли победителями. «В мире, — сказал Христос Своим ученикам, — будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16:33).

Крест помогает избавиться от того ложного взгляда, что Бог спасает нас от всех бед и несчастий. «На Голгофе, — пишет Макграф, — Бог вошел во тьму человеческой боли и страданий. Бог столкнулся с угрозой померкнуть навсегда; и, встретив эту угрозу, распознав, разоблачив и назвав ее по имени. Он победил ее». Образ Христа, явленный на Голгофе, можно охарактеризовать как образ «оставленного, изъязвленного, истекающего кровью и умирающего Бога, Который придал новый смысл и достоинство человеческому страданию, пройдя Сам через его смертную тень»[39]. Христу суждено быть «милостивым и верным Первосвященником пред Богом… — читаем мы в Послании к Евреям, — ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен», то может помочь и нам в бедственное время (Евр. 2:17, 18).