Мы родились в тельняшках - Сергей Зверев

Сергей, увидев прибывающий контингент, распушил волосы на груди и вполне серьезно порекомендовал всем без исключения отправиться на санаторно-курортное лечение.

Кэп от лица личного состава поблагодарил за заботу, но воспользоваться предложением отказался. Сказал, что раны заживут, как на собаках. Кроме того, добрый доктор со «Смотрящего» дал раненым специальные мази от ран, таблетки и пуд бинтов на перевязки.

Поскольку пересадка шла ночью, все отправились спать, решив оставить дела до утра. Шкипер после приема пассажиров не забыл развернуть яхту и направить ее на пока еще далекий остров Сицилия.

Голицын снова оказался с Гердой в знакомой каюте. Он хлопотал над ней, хотя та сама уже могла поднимать руки и выполнять простейшие действия.

Ей сильно досталось, но вдруг она почувствовала влечение к нему и попыталась сквозь боль обнять русского за шею. Ощущение изолированности, покоя и комфорта располагали к физической близости.

«А знаете, неплохо для разнообразия, когда руки у женщины не здорово работают – до, во время и после. Не слишком жизненно, но эмоций хватает. Беспомощность – один из символов капитуляции перед сильным мужчиной».

Голицын застыл над женщиной, переживая нахлынувшую волну и рассматривая перед закрытыми глазами взрывы сотен цветных воздушных шариков на черном фоне.

Балдеж отпускал медленно. Наконец он тряхнул головой, скатился и лег рядом.

– Кул? – справился он у нее.

– Йес, – ответила она, вытягивая губы трубочкой и требуя очередного поцелуя.

Когда красноголовая снайперша появилась в кают-компании, там уже вовсю шла работа. Народ рассматривал фотографии, передавая друг другу стопки с отпечатками.

Заботливый Голицын приготовил омлет. Так бы делал только для нее, но команда не поймет; пришлось замешивать и жарить на всех.

Дед оценил поступок:

– Давайте все время с Поручиком возить беспомощную женщину, будет нам разносолы готовить.

Зато Татаринов юмор не оценил.

– Мичман Диденко заступает в суточный наряд на камбуз… Не слышу ответа.

– Так точно, товарищ кавторанг.

– То-то. Не понравится мне твой обед – будешь стряпать вечно…

Устроившись на высоком стульчике и разложив на барной стойке фотографии, Поручик, как прилежный ученик, рассматривал предоставленные шкипером Сергеем материалы на предмет узнавания кого-либо.

Рожа Джезима была повсюду. То крупно, то мелко. Вот он в окружении стриптизерш. Вот сходняк в каком-то ресторане. Света настолько мало, что разглядеть лица невозможно. Стоп, вот этот точно, в смокинге, плотный такой, на каком-то приеме, наверное, – один в один наш старший прапорщик Иващенко, зав. столовой. И что он тут делает в Албании? Оставил матроса-маслореза без присмотра, забыл о бесконечных рядах кильки в томате и тушенки на складе и рванул на юга?

Лицо Голицына вытянулось, как у коня, что характерно, когда человек выполняет монотонную и несколько интеллектуальную работу. Мышцы лица расслабляются, работают только глаза, мозги и руки, перекладывающие листочки с картинками.

Татаринов не давал забыться:

– Увидел подозрительное, откладывай в сторону. Будем изучать детально.

– Смотрите внимательно, – вторил ему Сергей. – Поройтесь в памяти. Наверняка кого-то из этих людей вы встречали или наблюдали издали, или мельком.

«Тест. Точно тест. Я не могу не опознать вот этого однорукого с посеченным лицом». С ним Голицын столкнулся нос к носу на каком-то складе, когда они получали оружие для убийства турка-конкурента.

Старший лейтенант дисциплинированно отложил фотографию, на которой однорукий прохаживался по набережной вместе с Джезимом.

Тут же подошел шкипер и начал расспрашивать, что да как. Но ничего нового Голицын сообщить ему не мог. Говорил, а сам вспоминал эпизод, случившийся четыре дня назад, еще до того, как они снова пересели с фрегата на «Марию»…

Когда военный корабль проходил мимо оазиса, где они оставили несколько дней назад молдаванина и двух его женщин, Поручик с Дедом сели в резиновую лодочку с моторчиком и поехали к египетскому берегу – извиняться. Надо ли говорить, что их ждали так, как люди на необитаемом острове ожидают прибытия хоть чего-нибудь, способного плыть?

Измученный двумя самками молдаванин Сосеску был готов выпить от радости океан при виде лодки. Да, он не находился на острове, он жил на материке, но в далеком оазисе, находящемся от благ цивилизации на расстоянии более двухсот километров, и идти к сим благам через пустоши было крайне рискованно. От того, приедут ли обратно русские, зависела его дальнейшая судьба. Он в раю с двумя женщинами, но уже через день настоящий мужчина начинает скучать по пиву, картам и футболу, а постоянно мелькающие перед носом сиськи сбивают и отправляют мысли к возможности очередного полового акта. Но сил-то уже нет, сколько яблочками и дыньками перед носом ни тряси. А отсюда раздражение и уныние.

Он уже начал рыбачить, чего не случалось с ним лет десять, так как устал от бесконечной женской трескотни. Иногда ему казалось, что Аурики сживали его со света, специально не закрывая рты, именно поэтому он решил вернуться в Европу, как только это станет возможным, высадить их к чертовой матери в первом же порту, дать денег и распрощаться. Какие кольца! Какие свадьбы!

С помощью самодельной удочки Вережан таскал одну за другой рыбок, клюющих на обманку, сделанную из красных ниточек и семечки. Хотелось рыбного супа, а еще больше обратно на свою яхту.

И вот по лазурной глади, обогнув кривую берега, к нему шумит лодка.

Он вначале напрягся, разглядывая силуэты, – мало ли. Но у людей не было оружия, уже легче. Потом, когда надутая резинка, побулькивая и покряхтывая крошечным движком, подошла ближе, он узнал арендаторов.

– А где?.. – вместо «здрасте» послал Голицыну молдаванин.

Услышав грустную историю, описывающую кораблекрушение в результате неожиданного тарана, мореплаватель стал широко раздувать ноздри и дышать часто, как кузнечный мех, нагнетающий воздух в горн.

Второй солдат вытащил на берег две тяжеленные сумки, потом еще одну.

– Ты, мужик, не горюй, мы тебе тут кайфа привезли. На всю оставшуюся жизнь хватит и еще внукам-мутантам останется.

Диденко расстегнул сумки, и перед глазами Сосеску поплыли белые круги чистейшего афганского героина. Когда наконец он сфокусировал зенки, от возмущения не осталось и следа.

– Это мне? – оглядевшись по сторонам, спросил он, подтягивая семейные трусы повыше и застегивая на все пуговицы, вплоть до горла, рубашку с коротким рукавом.

– Компенсация за яхту, – подтвердил Голицын. – Здесь этой муки на глаз около пятидесяти килограммов, мы не взвешивали.

Искатель счастливой жизни взвесил на руке одну из сумок и включил в голове калькулятор:

– Ну, это более чем.

– Вот и отлично, – гости снова залезли в лодку.

– А как же… отсюда очень сложно выбраться.

Солдаты, не слушая беднягу, запустили двигатель и стали удаляться от берега.

– Мужик! – прокричал Поручик. – У тебя есть бабы, деньги и наркотики. Что еще нужно человеку для счастья?

Ну, не могли же они эту троицу на фрегат привести! Там Пыжов. После того как он перепил Татаринова, вообще «Кракен» замечать перестал. Каждое слово через губу, скотина.

– Туда, километров через пятьдесят, поселок, – указал рукой направление Поручик. – На твоей карте его нет. Там наши геологи обосновались год назад.

Герда, сидевшая на диване, вскочила со своего места, рассыпав часть фотографий на пол. Она светилась изнутри. Удача! Девушка не произнесла еще ни одного слова, кроме понятного всем «йес», но по ее быстрым шагам к Сергею и вытянутой вперед руке, что было явно непросто после ранения, стало ясно, что как минимум клюет, а как максимум кто-то попался.

На фотографии рядом с человеком, со вчерашнего дня ставшим исполнять обязанности президента Албании, Герда увидела знакомое ей лицо. Молодой высокий европеец в бирюзовом костюме шел за плечом Фисника Бушати по улице какого-то города – скорее всего, столичной Тираны, но не факт.

Лица войны… Они не стираются из памяти, они встают перед глазами в кошмарных снах и разрывают сознание. Иногда они заставляют вас плакать по ночам, иногда вздрагивать, вскакивать, сваливаться на пол. Они будят вас среди ночи, тормошат, пугают кошмарами прошлого.

Она отдала шкиперу карточку, а сама вспомнила тот бой на афганской тропе, офицера, который был под обстрелом вместе с ней и с Гретой. Они отбивались от нападения плечом к плечу. Герда не до конца еще могла понять, КАК? Она вернулась на свое место, не комментируя находку.

Когда их караван выпотрошили, как рыбу с кладкой ценной икры, спецслужбы взялись шерстить весь личный состав. Невозможно подготовиться к нападению, не имея информации о времени и маршруте колонны. Ее кто-то слил. Грамотно, за несколько часов до начала движения. Но кто и как, осталось тайной.