МЕДВЕЖАТНИК ФАРТА НЕ УПУСТИТ - Евгений СУХОВ

«А откуда узнал об этом Бочков? — острыми молоточками застучало в голове. — Кто мог ему об этом сообщить?»

И сам собой напросился единственно правильный ответ: ему об этом могли сообщить лишь легавые или чекисты. Кто-то, верно, его узнал и стуканул куда надо, и теперь в нумере его, вероятно, ждет засада.

«А Елизавета? — пронеслось в голове и ударило в висок острой болью. — Что с ней?»

Следовало выяснить, что с ней, а для этого нужно было идти в нумер. Савелий дошел до дверей десятого нумера, постоял малость, прислушиваясь.

В нумере ни звука.

Тогда Родионов извлек из кармана футляр с галантерейными вещицами, открыл его и вынул пилку для ногтей и крохотные ножницы. Вставив острый конец ножниц в верхнюю часть английского замка, он нажал на них, а пилку для ногтей просунул в прорезь замка и повернул по часовой стрелке. Замок тихо щелкнул и открылся. Неслышно приоткрыв дверь, он просунул за нее руку и поставил предохранитель замка в положение «открыто». Затем затворил дверь десятого нумера и подошел к своему нумеру одиннадцатому.

Постоял, опять прислушиваясь, затем легонько постучал в дверь, хотя ключ у него был.

Тихо.

Спит?

Он вставил ключ в замочную скважину и осторожно повернул. Замок щелкнул вышедшим из паза язычком: открыто. Савелий тихонько открыл дверь и заглянул.

— Лиза, — позвал он.

Никто не отзывался, хотя чувствовал, что в комнатах кто-то присутствует.

— Лиза! — уже громче позвал он и вошел в нумер.

Какая-то тень метнулась в прихожую, и Савелий ощутил, что в бок ему уперлось что-то металлическое.

— Стоять! — приказал чей-то жесткий голос.

— Стою, — произнес Савелий.

— Руки за голову!

— Зачем?

— Выполнять!

— Как скажете, — произнес Родионов и, подняв руки, скрестил ладони на затылке.

Чьи-то ловкие опытные руки прощупали карманы, рукава и штанины брюк — искали оружие. Ничего, кроме футляра с галантерейными вещицами, носового платка и портмоне с кое-какими деньгами обнаружено не было.

— Он чист, — сказал прежний жесткий голос.

— Хорошо, выводи, — послышалось из глубины нумера.

— Пошел, — услышал Савелий, и в ребра ему опять уткнулся ствол револьвера.

Родионов, держа ладони на затылке, вышел в коридор. За ним шагнули еще двое. В конце коридора, где начинались ступени в холл гостиницы, маячила фигура легавого в штатском с револьвером в руке.

— Ну что, гражданин Родионов, попались? — спросил тот, что выводил его из гостиничного нумера. — Много слышал о вас. Птица вы знатная…

— О чем таком вы говорите? — не поворачивая головы, произнес Савелий. — Это какая-то ошибка. Меня зовут Александр Аркадьевич Крутов. Я старший инспектор Наркомата финансов. Прибыл в Казань с ревизией…

— Ну да, конечно, — насмешливо произнес все тот же голос. — Инспектор Наркомата финансов. Старший. Да вы такой же инспектор, как я архиерей. По сейфам вы инспектор, гражданин Родионов.

«Сейчас они обступят с двух сторон и поведут к выходу, вот тогда уйти будет невозможно». Не дожидаясь, когда это случится, Савелий сделал шаг вперед. Первый из милиционеров пошел следом и оглянулся на второго. Этого было достаточно, чтобы сделать еще шаг и толкнуть боком открытую дверь десятого нумера. Еще миг, и Савелий, метнувшись в растворенный проем, захлопнул дверь и щелкнул предохранителем замка: закрыто.

Высадить дверь с ходу милиционерам не удалось. Тогда один из них дважды выстрелил в замок, вырвав его из дверного полотна.

Когда, пнув дверь, милиционеры ворвались в нумер, он был пуст, лишь цветастая занавесь окна, выходящего во двор, колыхалась от утреннего ветерка, весело врывавшегося с улицы.

— Ушел! — вырвалось у одного из них, и в ярости он больно ударил кулаком в стену. Хотелось рвать и метать, топать ногами, посыпать голову пеплом, кусать локти и кричать во всю глотку всякие нехорошие слова. Но слов не хватало.

Глава 20. ПОДВОДЫ С ЗОЛОТОМ

Небольшой локомотив выпустил пар и, клацнув сцеплениями вагонов, медленно двигался по рельсам одноколейки. Проехав задами улицу Большую Проломную, поезд с налетчиками выехал к рукаву-протоку Булак. Здесь рельсы кончались. До вокзала, куда планировалось довести узкоколейку, оставалось не более полуверсты, однако проблему создавали мосты через Булак, могущие не выдержать поезд. Именно поэтому и остановились работы по прокладке одноколейной «железки».

Локомотив встал точно в самом конце рельсов. Возле них, скучая и лениво покуривая, кучковались у одной из восьми подвод мужики-возчики. Увидев подъехавший локомотив с высунувшейся в окно головой Якима, возчики охотно побросали папиросы и самокрутки и подошли к поезду.

— Открывайте первые два вагона, — крикнул им Яким и первым спрыгнул со ступенек локомотива. За ним сошли на землю Сергей, Мамай и химик с электрическим специалистом.

— Ты сымотри давай, чтопэ никто не помешал пакрузкэ, — сказал Якиму Мамай, зорко поглядывая по сторонам. — И ты тоже, — добавил он подошедшему Сергею.

Боевики покорно встали у входа в тупик, перекрыв его. Мало ли кому в голову взбредет прогуляться по железнодорожным путям! Кроме того, следовало вовремя предупредить подельников, ежели выгрузкой-погрузкой заинтересуется милицейский или воинский патруль. Остальные же, включая Мамая, принялись перегружать мешки, ящики и кули с золотыми полосами из вагонов в подводы.

Когда из вагонов выгружались в подводы последние ящики, со стороны вокзала послышались ружейные выстрелы. Мамай с несостоявшимся профессором-химиком вопросительно и тревожно переглянулись.

— Не пужайтесь, — заметив это, сказал один из возчиков. — То учения идут.

— Учения? — переспросил адъюнкт недоверчиво и снова переглянулся с Мамаем.

— Точно, не сумлевайтесь. Мне это сам военком Межлаук сказывал.

— Ну-ну, — недоверчиво протянул адъюнкт.

Закидали золото пустыми мешками, холстиной, забросали сеном и тронулись по Старомосковскому тракту. Проехали дамбу, мост через Казанку, но при въезде в Ягодную слободу уперлись в перекрытую рогатками улицу. За рогатками цеховые и работные Алафузовской фабрики под присмотром плюгавенького тощего человека с козлиной бородкой, в кожаных галифе, френче и пенсне — явно комиссара из военных — строили баррикаду из ящиков и бревен.

— Куда прешь! — гаркнул один из цеховых, верно, старший или какой-нибудь социалист-демократ левого толка. — Давай поворачивай!

— Куды ж поворачивать? — прокричал в ответ возница, первый упершийся в рогатки.

— Назад поворачивай, дубина!

— А пошто назад-то? Нам вперед надоть.

— Ты что, русского языка не понимаешь?! — заорал что есть мочи цеховой и снял с плеча винтовку. — Так я тебе щас вмиг объясню, что «надоть», а что «не надоть».

— Сыворащиваем опратны, — произнес Мамай, сидевший на второй подводе.

А химик-адъюнкт, повернувшись к вознице, что говорил об учениях, зло посмотрел на него и смачно сплюнул.

Повернули назад. Проехали мост через Казанку, дамбу и вновь оказались у начала Старомосковского тракта.

— Ну, и куда теперь? — спросил адъюнкт.

— Паехали на Кизищескую дампу, — после почти минутного раздумья произнес Мамай. — Праетем Козьей слапатой, Кизищеской слапатой и сывернем патом наливэ. Щерез верысту выйтем на Нижекаротскую даругу.

Поезд из восьми подвод двинулся нижней дорогой к крепости, от которой начиналась Кизическая дамба. Когда крепостные стены остались уже по правую руку, навстречу попались идущие вразброд солдаты.

— Поворачивайте назад оглобли, мужики, — хмуро сказал им бородатый красноармеец с перебинтованной выше локтя рукой. — Каппелевцы уже в Козьей слободе, а чехи взяли Суконку и вокзал. — Их патрули через полчаса будут у крепости.

Все, двигаться было некуда.

На Нижегородский тракт, который бы вывел их так или иначе на тракт Московский, дорога была отрезана. Со взятием Суконки, а стало быть, и Арского поля, были отрезаны Арский юл и Сибирское шоссе.

— Куды ж теперя податься-то? — спросил недоуменно передний возница.

— Сказывают, Оренбургский тракт покуда чист, туда и ехайте, — ответил бородатый и, буркнув еще что-то, понуро побрел дальше.

— Что будем делать? — спросил Мамая Яким.

— Паетем на Оренпурыкский тракыт, — отрезал Мамай, крутя лысой башкой в разные стороны. — Польше-та и некута.

Повернули в сторону Оренбургского тракта, начинающегося в районе Архангельского кладбища. Покуда ехали до сего погоста, обогнали толпы беженцев с котомками, покидающими город. Вот вам и учения, вот тебе и Красная Армия, что «сильна как никогда» и теснящая врага «по всем фронтам».

За Архангельским кладбищем дорога пошла вдоль берега озера Средний Кабан. Близ поворота на сельцо Борисково попался им конный красноармейский разъезд. Яким с Серегой напряглись было, да и Мамай сунул руку в карман полосатого деревенского «спинжака», где лежал старый пристрелянный наган, однако красноармейцы лишь покосились в сторону подвод, и не более: люди, покидающие город и спасающиеся от «учредиловцев» и белых чехословаков, были «своими».