Танец с драконами - Джордж Мартин

Когда стемнело, Дени устроилась поудобнее и закрыла глаза, но сон отказывался к ней приходить. Ночь была холодной, земля — твердой, а желудок — пустым. Она думала о Миэрине, о Даарио, ее любимом, о Хиздаре, ее муже, об Ирри и Чхику, о милой Миссандее, сире Барристане, Резнаке и Скахазе Бритоголовом. Считают ли они меня погибшей? Я улетела на спине дракона. Решат ли они, что он меня съел? Она задумалась, остался ли Хиздар королем. Он ведь получил корону благодаря ей. Удалось ли ему удержать власть без нее? Он хотел убить Дрогона. Я слышала. «Убейте его, — кричал он, — убейте это чудовище!», а на лице его читалась похоть. Бельвас-Силач стоял на коленях и трясся, его рвало. Яд. Должно быть, то был яд. Медовая саранча. Хиздар настаивал, чтобы я попробовала, но Бельвас съел ее всю. Она сделала Хиздара королем, впустила к себе в постель, открыла по его просьбе бойцовые ямы, — у него не было никаких причин желать ей смерти. Но кто еще это мог быть? Резнак, ее надушенный сенешаль? Юнкайцы? Сыны Гарпии?

Вдалеке завыл волк. От этого звука ей стало грустно и одиноко, но голод никуда не делся. Когда над травяными просторами взошла луна, Дени наконец погрузилась в беспокойное забытье.

Она видела сон. Все ее заботы ушли, как и вся ее боль, а сама она взмывала в небо. Она снова летала, кувыркаясь, смеясь и танцуя, а вокруг нее кружились звезды и шептали ей на ушко секреты: «Чтобы попасть на север, ты должна отправиться на юг. Чтобы попасть на запад, должна отправиться на восток. Чтобы продвинуться вперед, надо вернуться назад. Чтобы достичь света, надо пройти через тень».

«Куэйта? — позвала Дени. — Где ты, Куэйта?»

Затем она увидела. Ее маска соткана из звездного света.

«Помни, кто ты, Дейенерис, — женским голосом шептали звезды. — Драконы знают. А ты?»

Проснувшись на следующее утро, она почувствовала, как затекло и болит ее покрытое ссадинами тело, а по рукам, ногам и лицу ползают муравьи. Когда она поняла, что это такое, то отшвырнула стебли высохшей бурой травы, служившей ей постелью и одеялом, и с трудом поднялась на ноги. По всему телу были укусы — красные бугорки, зудящие и воспаленные. Откуда взялись эти муравьи? Дени стряхнула их с рук, ног и живота, пробежалась рукой по щетине, выросшей на месте сожженных волос, и обнаружила еще больше муравьев на голове, а один полз сзади по шее. Она сбивала их и топтала босыми ногами. Их было так много...

Оказалось, что муравейник находился по ту сторону стены. Она удивилась, как муравьи ухитрились вскарабкаться наверх и отыскать ее. Для них эти ветхие камни должны быть все равно, что Стена в Вестеросе. Величайшая стена в мире , говаривал ее брат Визерис с таким гордым видом, как будто сам ее построил.

Визерис рассказывал ей истории о рыцарях столь бедных, что им приходилось спать под сенью старых живых изгородей, росших вдоль проселочных дорог Семи Королевств. Дени сейчас бы многое отдала за славную густую изгородь. И желательно без муравейника.

Солнце только всходило. В темно-синем небе все еще оставалось несколько ярких звезд. Возможно, одна из них — кхал Дрого: он скачет на своем огненном жеребце посреди ночных земель и улыбается мне сверху. Драконий Камень по-прежнему виднелся посреди степи. Он выглядит таким близким. Должно быть, я в лигах пути от него, но кажется, будто я могу вернуться туда за час. Ей хотелось снова лечь, закрыть глаза и погрузиться в сон. Нет. Я должна идти. Ручей. Просто следовать за ручьем.

Дени потребовалось некоторое время, чтобы определить направление своего пути. Нельзя было уйти в сторону и потерять ручей.

— Мой друг, — сказала она вслух. — Если буду держаться рядом с моим другом, то не заблужусь.

Она уснула бы возле воды, если бы осмелилась, но ночью к ручью на водопой спускались животные. Она видела их следы. Дени стала бы жалкой добычей для волка или льва, но даже такая добыча лучше, чем ничего.

Определив где юг, она пошла туда, считая шаги. Ручей появился на восьмом. Дени сложила руки чашечкой и напилась. От этой воды у нее свело живот судорогой, но судорогу легче переносить, чем жажду. Другой воды тут не найти, кроме утренней росы, блестевшей на высокой траве. И никакой еды, разве что она решит есть траву. Можно попробовать есть муравьев. Маленькие желтые были слишком мелкие, чтобы обеспечить пропитание, но в траве сновали и красные муравьи, покрупнее.

— Я потерялась в море, — произнесла она, хромая рядом с извилистым ручейком, — так что, возможно, найду каких-нибудь крабов или хорошую жирную рыбу. — Ее кнут мягко стучал по бедру: хлоп, хлоп, хлоп. Шаг за шагом, и ручей приведет ее к дому.

После полудня она наткнулась на куст, растущий у ручья, его изогнутые ветви были покрыты твёрдыми зелёными ягодами. Дени подозрительно покосилась на них, потом сорвала с ветки одну и надкусила. Ее мякоть оказалась тягучей и терпкой, и оставляла после себя горьковатый привкус, показавшийся Дени знакомым.

— В кхаласаре такие ягоды использовали как приправу к жареному мясу, — решила она. Сказав это вслух, она почувствовала себя увереннее. В животе заурчало, и Дени вдруг обнаружила себя собирающей ягоды обеими руками и набивающей ими рот.

Час спустя ее живот свело судорогой так сильно, что она не могла идти дальше. Остаток дня она провела, извергая зеленую слизь. Если я останусь здесь, то умру. Может, я умираю прямо сейчас. Разведет ли лошадиный бог дотракийцев травяное море и призовет ли ее в свой звездный кхаласар, чтобы она могла скакать по ночным землям с кхалом Дрого? В Вестеросе мертвых из дома Таргариенов предавали огню, но кто разожжет здесь для нее погребальный костер? Моя плоть накормит волков и стервятников , подумала она с грустью, а черви выроют норы в моем чреве . Ее глаза вновь обратились к Драконьему Камню. Холм выглядел меньше. Она увидела дым, поднимающийся с иссеченной ветром вершины за много миль от нее. Дрогон вернулся с охоты.

Закат застал ее корчащейся и стонущей в траве. Каждое ее испражнение было более жидким, чем предыдущее, и пахло все хуже. Когда показалась луна, из Дени лилась уже коричневая вода. Чем больше она пила, тем больше выходило наружу, но чем больше выходило, тем сильнее становилась ее жажда, а жажда заставляла ее ползти к ручью и снова пить. Когда Дени наконец закрыла глаза, она уже не была уверена, что ей хватит сил открыть их на следующий день.

Ей приснился ее умерший брат.

Визерис выглядел точно так же, как в последний раз, когда она видела его: губы искривлены в муке, волосы сожжены, а лицо почернело и дымилось — там, где струи расплавленного золота сбежали по его лбу и щекам, и заполнили его глаза.