Радуга взаимности - Оксана Кирсанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне совсем не хочется есть, пью чай с мелиссой, но он не помогает справиться с охватившим меня напряжением. На улице вечер. В окне, в закатном солнце, колышется ветка лианы, немного закрывая обзор. По улице бегут прохожие, мы смотрим на их монотонные передвижения туда-сюда и впадаем в легкий гипноз. Молчим. Мы ждали этого момента слишком долго, а вот теперь не знаем, что сказать, а, может, и не хотим говорить. Мы чувствуем друг друга и понимаем – вот оно счастье. Здесь и сейчас. Все, что было до, все, что будет после – не важно. Есть только настоящее, здесь и сейчас.
У него звонит телефон. Он что-то быстро отвечает, после чего выключает все сигналы и просит меня сделать тоже самое. Да, правильно.
Мы как будто боимся нарушить это хрупкое равновесие. Мы обижали друг друга, долго ждали, мирились и снова надолго расставались. Мы были рядом, но не вместе. А вот теперь тихо сидим и молчим. Бездонные серые глаза меня затягивают все дальше и дальше. И я уже сейчас ему отдаюсь, хотя мы по-прежнему сидим за столиком в кафе… Просто сидим.
Он зовет официанта и просит счет, берет меня за руку и ведет к выходу. Мы едем загород, совсем близко, но все же это уже не Москва. Уютный отель… Он берет ключи от номера, а мне стыдно смотреть на администратора. Как будто всем все понятно – что мы любовники, что приехали сюда тайно. Хотя умом я понимаю, что никому до нас нет никакого дела и все, что мне кажется – это лишь голос моего сознания. Той его части, которая отвечает за логику. Которая всегда правильная, отличница, спортсменка и комсомолка… Которая сейчас мне говорит: до чего же ты докатилась, а мужу как будешь в глаза смотреть? Но я заглушаю этот голос. Я смотрю на любимого, который поднимается по лестнице впереди меня. И я позволяю себе быть сегодня нехорошей девочкой. Да, я поступаю плохо. Но как же я хочу этого человека. И это желание появилось не сейчас… и будет со мной всегда, пока я его не удовлетворю…
И вот мы совершенно одни. Он впервые касается моих губ не ласково и мимолетно, а требовательно, вызывая ответное желание, провоцируя на продолжение и дразня предвкушением экстаза. Наша любовная прелюдия – не игра несмышленых и торопящихся подростков, это глубокое понимание человеческого тела, умение дарить удовольствие партнеру не спеша, доводя его до нестерпимого желания, и снова возвращаясь к нежным ласкам, продлевая блаженство. Волна за волной, все с нарастающей страстью, мы с упоением отдаем себя во власть партнера, и в момент наивысшей точки моей чувственности, он позволяет себе думать исключительно о себе: его глаза закрыты, фрикции стремительны, лицо выражает жгучие потуги, исступление и приближение неминуемого финала.
Мы лежим рядом и смотрим в белоснежный потолок. Каждый думает о своем. Внезапно он наклоняется ко мне и нежно целует в губы. Очень нежно, как будто боится спугнуть: «Спасибо, милая».
Мы стоим перед дверью, готовые выйти. Он берет меня за руку, смотрит в глаза и вновь целует в губы. Долго и чувственно. Потом мы молча выходим, садимся в машину, он довозит меня до дома. Целует в щечку, смотрит в глаза и отпускает.
Олеся замолчала и посмотрела на Марину. За весь этот длинный рассказ Марина ни разу ее не перебила, не высказала отношения к услышанному ни взглядом, ни вздохом.
–А хочешь, теперь я тебе расскажу, как все будет? – предложила она задумчиво.
– Давай. Я тебя слушаю.
– Вы встречаетесь на даче у его друга. Дача неухоженная, заросшая сорняками, в доме пахнет сыростью, да еще именно сегодня отключили воду и свет. Будний день, решили провести ремонтные работы, пока основная масса дачников трудится в Москве и нагрянет только в пятницу вечером.
У него постоянно бренчит телефон – приходят смс-ки, кто-то звонит, дает о себе знать вотсап и мессенджер фейсбука. Ты отключила звук на телефоне и просишь его сделать тоже самое. На что он отвечает, что не может этого сделать, потому что работа превыше всего. А вдруг ему позвонят из департамента, а он не сможет ответить? И тогда его уволят. Он привязан к телефону, и даже когда звонок прерывает ваш первый поцелуй, он отвечает звонившему. Долго обсуждает что-то, связанное со школой, затем раздраженный возвращается к тебе. Он пытается взять себя в руки, пытается быть нежным и настроиться на романтический лад, но тут опять что-то падает на телефон, и он опять отвлекается.
И все-таки вы как-то умудряетесь раздеться и лечь на холодные, шершавые простыни. Ткань раздражает твою спину, тебе морально неприятно лежать на чужой кровати и каких-то непонятных простынях, пусть даже и стиранных. Он делает все быстро, не давая тебе расслабиться и почувствовать себя желанной: работа, работа, работа – он думает только об этом. Ему не мешало бы сходить в Изумрудный город, попросить у Гудвина пламенное сердце. Ты пытаешься его ласкать, на что он никак не реагирует, ты не понимаешь, нравиться ему это или нет. Он давно готов завершить то, ради чего сюда приехал. И делает это быстро и грубо. Ты не успеваешь кончить.
Вам негде помыться. Помнишь, воду отключили? Ты натягиваешь на себя одежду, и спешить поскорее уехать. Он высаживает тебя в трехстах метрах от дома, потому что боится чужих глаз. Ты идешь пешком, всклокоченная, неудовлетворенная, несчастная. Залезаешь в ванну и долго стоишь с головой под душем, смывая с себя душевную грязь. Ты сожалеешь о случившемся, тебя терзают муки совести, ты называешь себя наивной дурой и плачешь под интенсивными струями обжигающей воды.
– Марин, но это как-то совсем уж… жестоко, грязно что ли… Не знаю, как назвать.
– А то, что ты намечтала, это правдоподобно?
– Мне бы хотелось, чтобы так было, – сказала Олеся.
– Истина, как обычно, где-то посередине. Точнее нет, ближе к моему рассказу. Олесь, зато я знаю, чего точно не будет: постели, усыпанной лепестками роз, бокала шампанского или сухого вина (он всегда за рулем), золотого колечка в подарок (на память о вашей встрече), и цветов – цветов тоже не будет (ты же не понесешь их домой). Будет торопящийся секс без прелюдий: банально, низко и сомнительно в плане твоего удовольствия.
– Да-да, истина где-то посередине, – задумавшись, ответила Олеся.
«Людус, вот он, тот самый людус. И то, что можно перевести