Принц и Ника - Чинара

Мы стоим на лестнице пару коротких и долгих минут. Я не спешу возвращаться обратно, а он не спешит идти дальше. Смотрит так, словно пытается выкопать из моих глаз алмазы, но натыкается лишь на золу.

— Если хочешь, я могу остаться. — рваным вихрем произносит он и я вижу, как его рука сжимает перила лестницы. Он словно не уверен сам. Или беспокоится, что соглашусь на его предложение? В его взгляде я вижу потерявшихся тушканчиков…

Нет, слишком эгоистично по отношению к ним обоим просить об этом…

— Да нет. — с фальшивым безразличием отмахиваюсь. — Зачем. Иди спокойно по своим делам.

Он кивает и хочет уйти, когда я наконец решаюсь:

— Эрик… можешь кое-что для меня сделать? — и, если не согласишься, ничего страшного — хочется добавить мне.

— Говори.

— Ты не мог бы пригласить мою сестру на свидание?

— Твою сестру? — друг щурится и внезапно мне становится холодно. Это все скачки температуры моего организма в первый день красных революционеров.

— Да, Настю. Я ей обещала однажды, что помогу устроить с тобой свидание, если ты будешь свободен.

— Ты обещала сестре свидание со мной. — не спрашивает, всего лишь бесцветным эхом повторяет мои слова. И в том, как именно он их произносит есть что-то неправильное. Терпкое. Жалящее.

— Да.

— Не проблема. — кивает и по выражению лица невозможно прочесть ни одной буквы. Он стоит близко, но сейчас до него невозможно дотянуться рукой. Невозможно. — Организую.

— Спасибо.

— В лучшем виде. — с усмешкой добавляет принц датский и, кивнув, стремительно удаляется вниз по лестнице.

В свою квартиру я возвращаюсь с ощущением странного груза, который мне привязали к ногам, а грудная клетка будто подвергается атаке воронов. Снова эти тупые месячные. Дарт с улыбкой встречает меня и поднимает на руки.

— У тебя классный друг. — искренне произносит Темнейшество.

— Поэтому он мой. — усмехаюсь я и тише прошу. — Поцелуй меня, пожалуйста.

Ему не нужно повторять. Он находит мои губы и прижимается ко мне. Заносит в комнату, кладет на кровать и, не прекращая поцелуй, накрывает меня своим телом. И мне хорошо. Да, тело отвечает на его прикосновения. Да, мне хорошо.

— Все в порядке? — отодвигаясь, уточняет Даниил. — Ты вся дрожишь…

— Это из-за месячных. — тихо шепчу я и тянусь к нему сама.

Просто целуй меня. Без вопросов. Да, вот так. Сильнее. Жестче. Неистово. Сотри своим языком тот необъяснимый испуг, который пустил во мне корни… Заставь меня своими прикосновениями перестать слышать те пьяные слова… Те его пьяные слова так манящие все тропы внутри меня…

Глава 27

Слова стеснение и робость неведомы правой руке Дарта, шустро крадущейся под мою футболку для проведения исследовательских работ. Кожа живота подвергается инопланетной пальпации, умелой и успешной, в то время как рот Темнейшего решает, что неплохо бы вместе с поцелуем забрать весь мой кислород, а для забавы ради прихватить ещё и голос.

Стоит его ладони начать вероломное движение вверх к покорению горных вершин, как мне с трудом удаётся оторваться от губ захватчика и произнести глухое:

— Подожди…

C самого начала нашего с Дартом страстного фехтования языками, мое тело и разум перешли в фазу ожесточённой борьбы. Голос Эрика, который я пытаюсь запихнуть в шумоизолятор, оказывается редким видом коварного вируса, хитро меняющим свои хвосты и преобразующим все тёмные комнаты-глушилки в радиорубки. И ни одна кнопка по уменьшению звука не срабатывает. Все предательски сломаны. Управление подчинено речевому контролю принца… Чем сильнее я пытаюсь постанывать под телом Дарта, тем громче медовый голос обещает трахнуть меня в самых разных позах. Чтоб тебя, Рафикович!

Стараясь не думать о темной лесной тропинке, простирающейся от пупка принца и бегущей ниже — почему гребанный Экибастуз, я вообще об этом думаю? — я принимаю самое верное решение — при первом удобном случае съездить к другу и убить его несколько раз разными способами за такую редкостную и изощренную подставу!

Специально мне всю романтику портит и никак не уберётся из мыслей!

Ещё запретить слово «трахаться» в нашем с Эриком лексиконе. Табуировать. За каждое нарушение будет получать штраф! Проклятья самого сочного языка Ники Тумановой!

— Не переживай. — уверяет меня Темнейший, а его рука под майкой пытается прикинутся спящим глупышом.

Не переживать? Голос принца и к нему добрался? Через слюну пересёк границу? Но Даниила столь ничтожные мелочи не волнуют? Или…

— Ты же про шрамы? — уточняет Вейдер и гипнотизирует взглядом.

Шрамы! Точно! Они сегодня совершенно вылетели из головы… Красные революционеры перевели все крупные планы на себя.

— Шрамы… — повторяю за ним и жду.

Ход Темнейшего. Его ответ в данную минуту — это своего рода увлекательная викторина. Что выберет звёздный захватчик?

А. Не переживай. Они ничего не изменят в моем к тебе отношении.

Б. Мы всегда сможем удалить их с помощью лазера. Готов все оплатить.

С. Покажешь их наконец?

Но Дарт произносит совсем другое:

— Я знаю, что у тебя их нет. — и доказывает мне — зевать около зла нельзя. Рот открывай — муха залетай…

— Чего? — спрашиваю, резко отодвигаясь и убирая потерявшую всякие берега руку Вейдера.

— Не сердись. Мне стало интересно, что за шрамы, как ты их получила… Спросил у матери, а та у твоей тёти Люды. — меняет горизонтальное положение на «сяду с опущенной головой, посыплю голову пеплом и золой».

— А у меня спросить у тебя язык смалодушничал? Всегда к маме обращаешься? — больше нет никакого желания продолжать потягушки на кровати. Отхожу к стене и скрещиваю руки на груди.

— Не хотел задавать тебе некорректных вопросов. — говорит спокойно, но тёмные брови хмуро сдвинуты к переносице.

— То есть привлекать мою тетю — это корректно? Контакты остальных родственников дать? Вдруг ещё какие вопросы возникнут? — как я могла пропустить подвох… надо было понять. Задница-предсказательница ты чего отлыниваешь от должностных своих обязанностей?

И ведь про Музу Доминика ни разу больше не спрашивал…