Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке - И. Д.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вашей?..
– Твоей… – с одной стороны, язык не поворачивается, сказать такому взрослому человеку «ты», с другой – есть что-то невероятно заводящее в самой мысли, что я и этот дядя в жутких прилежных серых штанах, с таким тяжелым, широким, мужским телом, с лысиной… словом, что я позволю ему себя любить.
– Смысл жизни в самой жизни.
– И все-е? – разочарованно говорю я.
Меня ужасно забавляет и заводит говорить с ним, приблизив свою черную голову, без единого седого волоса к его вихрастой, старомодно постриженной голове, как инеем покрытой сединой. Открыто, широко раскрытыми, заигрывающими глазами смотреть в его несколько сконфуженные, твердым взглядом вливающиеся в меня глаза. Разговаривая с ним, я испытываю чувство, похожее на то, которое испытываешь, подавая бедным или ухаживая за больным. Мне кажется, что человек с такой внешностью, да еще такой старый, не привык, чтобы ему кто-либо уделял какое бы то ни было внимание. Приятно дать немного тепла одинокому и несчастному человеку. Главное, чтобы он только не истолковал это неправильно.
– Когда я был молод, как ты, я бы тоже никогда не смог принять такой ответ. Мне тогда казалось, что смысл жизни в том, чтобы создать что-то бессмертное, великое.
– Пра-а-авда?!
Я внимательно смотрю на Гарика во все глаза. Так я и знала, что все, через что я еще прохожу и долго буду проходить, для него уже пройденный этап.
– Были времена, когда, если бы пришел ко мне Бог и спросил: «Что ты выбираешь, жить, как простой человек, или написать “Возвращение блудного сына”, но сразу умереть после этого?» – я бы, не задумываясь, выбрал второе.
– А сейчас нет?
– Сейчас нет. Один философ сказал: «Смысл жизни для юноши – в поиске смысла жизни, а смысл жизни для зрелого человека – в самой жизни». Понимаешь?
– Смысл жизни для юноши – в поиске смысла жизни… – повторяю я шепотом, как следует вникая в эту фразу. – А смысл жизни для зрелого человека – в самой жизни… Кто это сказал?
– Не помню, какой то философ, а может быть, Гете.
– Неужели наступит такой день, когда жизнь будет казаться мне ценной сама по себе, без всяких там великих свершений? Неужели такое возможно?
Гарик кивает, глядя в мое восхищенное лицо, своим твердым, не выдающим ни одной эмоции взглядом.
* * *
В дверь неожиданно постучали. Я взглянула на Гарика в недоумении, а он на меня.
– Ты кого-то ждешь? – спросил он.
– Не-ет…
– Кто же это может быть?
– Понятия не имею…
Я подошла к двери и через глазок увидела Леню. Открыла.
– Ты? Опять без предупрежденья?
– Проезжал мимо, увидел свет в окне и решил зайти. – Леня выглядит мрачным и взволнованным.
– Я знаю. Ты это каждый раз решаешь. Но я сейчас не одна.
– Я знаю… Я заехал попрощаться.
– Ты куда-то уезжаешь?
– Нет.
– Чего ж прощаться?
– Я пришел тебе сказать: «Прощай». Навсегда. – Леня проникновенно смотрит мне в глаза, и его глаза блестят.
– Ну это, как хочешь. Я не знаю, о чем ты, но и вникать не хочу. Хорошо, прощай.
Леня, однако, стоит, мнется на месте, не уходит. Наконец он поворачивает голову в сторону зала, где сидит Гарик на полу и с укором долго смотрит Гарику в глаза.
– Так… – говорю я, испытывая страх, что Леня сейчас опять начнет весь свой репертуар и с Гариком (у Лени закоренелая привычка бить всех молодых людей, которых я привожу в дом, он их как-то нюхом выслеживает). – Все, Леня, ты уходишь.
– Я сейчас уйду, – говорит он. – Я уйду…
Я жду, молча. Я не знаю, что ему сказать. Ведь только перед вечером Вознесенского он говорил мне, что иллюзий давно не питает, что мы – просто брат и сестра… Как еще я должна объяснить ему? Грубо, по-хамски гнать его? Неужели это единственный путь объяснить Лене, что я никогда уже не вернусь к нему?
– Вот ты сидишь с ним здесь… он сидит в моем зале, на моем ковре… А ты хоть что-нибудь о нем знаешь?
– Я не выхожу замуж за Гарика, это, во-первых. Во-вторых, это тебя не должно волновать. Леня, кончай преследовать меня. Гарик здесь ни при чем. Между нами все давно кончено. Понимаешь?
– Ты знаешь, что он был женат?
– Знаю. И что дальше?
– А ты знаешь, на ком он был женат?
– На женщине. Не на мужчине.
– Он женился на жене своего лучшего друга. Он увел ее у своего лучшего друга! Ты, как никто другой, поймешь, что означает такая маленькая деталь в его биографии. Кем должен быть человек, чтобы увести жену своего друга? Друга, который пустил его к себе в дом, доверял ему, он ударил из-за угла. Кто он после этого?
Я смотрю на Гарика в недоумении. Этот тонкий, интеллигентнейший человек не мог такого сделать. Леня просто старается по-черному устранить Гарика, не знает, что придумать.
Гарик улыбается, и взгляд его впервые становится самодовольно-лукавым. Он смотрит в пол и с виновато-побитым видом говорит.
– Я увел жену у своего друга, это правда. Но тогда я был молод, был легкомыслен. Я заплатил за свою ошибку сполна. У меня ее тоже увел – другой. Я страдал. Тогда только я понял, как я был не прав. Жизнь побила меня за мою ошибку сполна, не волнуйся об этом.
Леня смотрит на Гарика, который теперь уже встал и вышел к нам в переднюю.
– Твоя профессия – уводить чужих жен. Ты извращенец. Тебе нужны не сами женщины, а сладость самоутверждения. Вот я увел ее у того-то и у того-то, и у того-то… Скажи, что это не так?
– Это не так.
– Ты же знал, что она моя жена. Ты же знал. Тебе же сказали. А ты? Ты лезешь с еще большим воодушевлением, потому что такая игра для тебя – острая приправа. Это тебя еще больше заводит…
– Я знал, что вы давно разошлись.
– Хорошо. Пусть по-твоему. Я только хотел, чтобы она знала. Я ухожу.
Я не верю своим глазам, что Леня действительно ушел. Заперев за ним дверь, я возвращаюсь к Гарику. Мы оба испытываем неловкость. Леня своим появлением, сам того не желая, как будто сблизил нас. Ревнуя меня к Гарику, затем, оставив меня с Гариком и переживая это с болью, он как бы дал нам обоим понять, что мы не просто друзья. Гарик, выходило, ухаживал за мной и одерживал победу над соперником, Леней. Вот это да! Нужно было рассеять
