Война Владигора - Валерий Воскобойников

Владигор не знал ни слова по-угорски, но был уверен, что он приказал именно это.

Когда всадники на лосях приблизились вплотную, князь едва не выскочил с длинным копьем в руках им навстречу. Но сдержал себя. Это было важно — не смешать строй. К счастью, и остальные это тоже понимали.

Лоси, уколотые острыми копьями, остановились. А может быть, это сами всадники остановили их, — Владигор не знал. Он зацепил копьем с крюком за плечо всадника из тех, что были ближе к нему, и рванул на себя. Всадник, не усидев верхом, упал под копыта лосей и был растоптан.

— Ого-го-го! — радостно прокричал Кеулькут и тоже свалил всадника, который был ближе к нему.

Если бы противников было только двое! Но место сброшенных сразу занимали другие. На них напирали третьи. Чей-то лось ударом груди выбил копье из рук Владигора. И тогда князь стал биться мечом.

Всадникам все же удалось прорвать первый строй угорцев, и они наткнулись на женщин. Даже дети кололи острыми ножами вражеских боевых лосей в ноги и живот.

Владигор крутился волчком, нанося удары направо и налево. Он уже с трудом различал лица противников. Но, когда у него за спиной закричала девушка, он с удивлением увидел верхом на лосе того самого звероподобного человека, с которым недавно дрался. А может, это был и не он, а просто похожий. Звероподобный проткнул своим копьем отцу девушки здоровую руку, а ее саму как раз примеривался захлестнуть арканом.

Но бросок не удался: князь с силой метнул в него нож, и звероподобный стал медленно сползать со своего лося. Нож торчал у него между лопатками. Однако силы были неравными, и князь с тоской отмечал, как нападавшие выхватывали арканами одного за другим жителей стойбища, покидали место сражения и волокли своих жертв вслед за собой по истоптанному, грязному снегу. Не успел он защитить девушку, как пришлось отбивать Кеулькута. На того уже был накинут аркан, однако Владигор успел перерубить веревку, а резко потянув на себя вражеское копье, сбросил и всадника. Через мгновение оправившийся Кеулькут отбил копье, которое было нацелено в князя.

И вдруг вражеский напор стал ослабевать. Лоси замерли, а потом, словно напуганные чем-то, напирая друг на друга, сбрасывая собственных хозяев, стали разворачиваться и бросились назад. Владигор собрался было их преследовать, но они уже уносились вдаль.

Оставалось лишь подобрать своих и чужих раненых и похоронить убитых.

Жители стойбища радостно обнимали друг друга, и многие показывали на Владигора, с благодарностью повторяя:

— Нючи! Нючи!

Кеулькут, у которого правая рука и голова были ранены, счастливо хлопал князя по плечу, тоже что-то весело приговаривая. Появился и хромой переводчик. Балахон на нем был порван, а капюшон и вовсе оторван.

— Кеулькут сказала, твоя — богатырь, твоя дралась как бог.

Кеулькут закивал и стал подталкивать к нему юную невесту.

— Твоя жена. Без жена — плохо, когда жена — хорошо, — объяснил переводчик. — Твоя — хорошо.

И девушка тоже робко улыбнулась Владигору. Владигор поискал глазами ее отца. Тот сидел на снегу, прислонившись к стене чума.

А потом на площадке у столба ударил барабан, и двое парней вывели к столбу совсем дряхлого старика, едва переставлявшего ноги. Владигор видел этого старика и во время битвы. Старик сидел тогда у своего чума на шкуре и, закрыв глаза, тихо молился, обратив лицо к небу.

Теперь этот старик сел у столба на шкуру и, так же зажмурив глаза, стал произносить нараспев неожиданно громким голосом какие-то слова. И остальные тоже сразу опустились на снег и стали повторять те слова вслед за ним.

Князю было неловко стоять среди молящихся, и он, привыкший уважать чужих богов, сел рядом с юной девушкой.

Молитва была недолгой. После нее молодые парни помогли старику подняться, и он заговорил с жителями стойбища. Голос у него был неожиданно звонким. Старик то ли спрашивал их о чем-то, то ли убеждал. А они подхватывали каждое слово и нестройным хором повторяли его вместе с ним.

— Нючи, нючи! — произнес старик и повернулся к Владигору.

И все тоже подхватили:

— Нючи!

— О чем это он? — тихо спросил князь переводчика.

— Твоя — хорошо. Твоя — Ай-Мэргэн.

— Что это еще за мэргэн?

— Ай-Мэргэн — Умный и Сильный. Твоя — моя править. Твоя — всех править.

— Нючи — Ай-Мэргэн?! — громко спросил у общества старик.

И все жители хором подтвердили:

— Нючи — Ай-Мэргэн!

Все жители стойбища смотрели на князя, и Владигор понял, чего от него ждут: ждут, чтобы он вышел на середину площадки.

Он приблизился к столбу, и переводчик заковылял следом за ним.

Владигор, как было принято в Синегорье, поклонился народу.

— Скажи: я готов защищать их, но не знаю здешних обычаев и к тому же у меня тут есть важное дело, — обратился он к переводчику.

Переводчик произнес несколько слов, и все в ответ снова закричали:

— Нючи — Ай-Мэргэн!

— Все мужчины — раненые, все — плохо, воевать. Одна твоя — хорошо воевать, — объяснил переводчик. — Одна твоя, Ай-Мэргэн. Править — хорошо.

Старик повернулся к Владигору, показал рукой, чтобы он встал совсем рядом, и заговорил снова. Многие в ответ засмеялись, а кое-кто отправился в свои чумы и скоро вернулся, прихватив какую-нибудь вещь.

Первым с тремя волчьими хвостами вышел вперед Кеулькут. Он сказал несколько фраз, отчего все снова засмеялись, и положил хвосты у ног Владигора. Потом поманил рукой юную девушку и, когда она подошла, поставил ее рядом с князем.

Следом стали подходить другие жители и складывать у ног Владигора свои приношения: кто — хвост северного серебристого волка или серебристой лисы, кто — нож или копье.

Дряхлый старец сказал еще что-то, и двое парней, кивнув, сбегали за новым одеянием из белого меха. Старец накинул его князю на плечи.

— Твоя — хорошо. Твоя — олешек кушать. Моя тоже — твоя олешек кушать, — проговорил переводчик.

Из всего происходящего князь понял, что он теперь уже не раб и не пленник, а, возможно даже, вождь этого стойбища и что у него есть жена и много здешних богатств. Как управлять стойбищем, он пока не знал, да и не собирался этим заниматься.

«Найду кого-нибудь из сообразительных и передам власть», — подумал князь.

Однако начинать править угорцами ему пришлось немедленно.

Дряхлый старец обратил к нему морщинистое лицо и спросил о чем-то. Хромой перевел его вопрос:

— Твоя есть первая приказания?

«Отпустите меня на волю», — хотелось ответить Владигору, но вместо этого он произнес:

— Надо выставить стражу, чтобы злобных всадников издалека было видно.