Чего хотят женщины? (сборник) - Александра Коллонтай

Но этого мало. Нередко между различными проявлениями чувства любви возникает кричащее противоречие, начинается борьба. Любовь к «любимому делу» (не просто к делу, а именно к «любимому») не умещается с любовью к избраннику или избраннице сердца [3]; любовь к коллективу борется с чувством любви к мужу, к жене, к детям. Любовь-дружба противоречит одновременной любви-страсти. В одном случае в любви преобладает созвучие духовное, в другом – любовь построена на «созвучии тела».

Любовь стала многогранна и многострунна. То, что в области любовных эмоций (чувствований) переживает современный человек, в котором культурные фазы в течение тысячелетий воспитывали и заостряли различные оттенки любви, совершенно не умещается в слишком общее и потому неточное слово – любовь [4].

Многогранность любви при господстве буржуазной идеологии и буржуазно-капиталистического быта создает ряд тяжелых и неразрешимых душевных драм. Уже с конца XIX века многогранность в любви сделалась излюбленной темой писателей-психологов. «Любовь к двум» даже «к трем» занимала и смущала своей «загадочностью» многих вдумчивых представителей буржуазной культуры. Эту сложность души, это раздвоение чувства пытался еще в 60-х годах вскрыть наш русский мыслитель-публицист А. Герцен (Искандер) в своем романе «Кто виноват?». К разрешению этой проблемы подходил и Чернышевский в своей социальной повести «Что делать?» На двойственности чувства, на расщеплении любви часто останавливаются крупнейшие писатели Скандинавии – Гамсун, Ибсен, Бъернсен [5], Гейерстам. К ней возвращаются не раз французские беллетристы последнего столетия; о ней пишет близкий к коммунизму по духу Ромен Роллан и далекий от нас Метерлинк [6]. Эту сложную проблему, эту «загадку любви» пытались в жизненной практике разрешить такие гении в поэзии, как Гете и Байрон, такие смелые пионеры в области взаимоотношений полов, как Жорж Занд; ее познал на собственном опыте автор романа «Кто виноват?» – Герцен и многие, многие другие великие мыслители, поэты, общественные деятели… Под тяжестью «загадки двойственной любви» и сейчас гнутся плечи многих «не великих» людей, тщетно ищущих ключ к ее разрешению в пределах буржуазного мышления. А между тем – ключ в руках пролетариата. Распутать эту сложную проблему чувства может только идеология и быт нового трудового человечества.

Мы говорим здесь о двойственности любви, о сложностях «крылатого Эроса», но такую двойственность нельзя смешивать с половыми сношениями без Эроса одного мужчины со многими женщинами или одной женщины со многими мужчинами. Полигамия (многоженство), в которой не участвует чувство, может повлечь за собою ряд неблагоприятных, вредных последствий (раннее истощение организма, увеличение шансов на венерические заболевания в современных условиях и т. д.), но «душевных драм» такие связи, как бы запутанны они ни были, еще не создают. «Драмы», конфликты начинаются тогда, когда налицо любовь в ее разнородных оттенках и проявлениях. Одного женщина любит «верхами души», с ним созвучны ее мысли, стремления, желания; к другому ее властно влечет сила телесного сродства. К одной женщине мужчина испытывает чувство бережливой нежности, заботливой жалости, в другой он находит поддержку и понимание лучших стремлений своего «я». Которой же из двух должен он отдать полноту Эроса? И почему он должен рвать, калечить свою душу, если полноту бытия дает только наличие и той, и другой душевной скрепы?

При буржуазном строе такое раздвоение души и чувства влечет за собою неизбежные страдания. Тысячелетиями воспитывала культура, построенная на институте собственности, в людях убеждения, что и чувство любви должно иметь как базу принцип собственности. Буржуазная идеология учила, вдалбливала в голову людей, что любовь, притом взаимная, дает право на обладание сердцем любимого человека целиком и безраздельно. Подобный идеал, такая исключительность в любви вытекала естественно из установленной формы парного брака и из буржуазного идеала «всепоглощающей любви» двух супругов. Но может ли такой идеал отвечать интересам рабочего класса? Не является ли, наоборот, важным и желательным с точки зрения пролетарской идеологии, чтобы чувства людей становились богаче, многоструннее? Не является ли многострунность души и многогранность духа именно тем моментом, который облегчает нарастание и воспитание сложной, переплетающейся сети духовно-душевных уз, которыми скрепляется общественно-трудовой коллектив? Чем больше таких нитей протянуто от души к душе, от сердца к сердцу, от ума к уму – тем прочнее внедряется дух солидарности и легче осуществляется идеал рабочего класса – товарищество и единство.

Исключительность в любви, как и «всепоглощение» любовью, не может быть идеалом любви, определяющим отношения между полами с точки зрения пролетарской идеологии. Наоборот, пролетариат, учитывая многогранность и многострунность «крылатого Эроса», не приходит от этого открытия в неописуемый ужас и моральное негодование наподобие лицемерной морали буржуазии. Наоборот, пролетариат стремится это явление (результат сложных социальных причин) направить в такое русло, которое отвечало бы его классовым задачам в момент борьбы и в момент строительства коммунистического общества.

Многогранность любви сама по себе не противоречит интересам пролетариата. Напротив, она облегчает торжество того идеала любви во взаимных отношениях между полами, которое уже оформляется и выкристаллизовывается в недрах рабочего класса. А именно: любви-товарищества.

Родовое человечество представляло себе любовь в виде родственной привязанности (любовь сестер и братьев, любовь к родителям). Антично-язическая культура выше всего ставила любовь-дружбу. Феодальный мир возводил в идеал «духовную» влюбленность рыцаря, любовь, оторванную от брака и не связанную с утолением плоти. Идеалом любви буржуазной морали являлась любовь законобрачной супружеской пары.

Идеал любви рабочего класса, вытекающий из трудового сотрудничества и духовно-волевой солидарности членов рабочего класса, мужчин и женщин, естественно, по форме и по содержанию отличается от понятия любви других культурных эпох. Но что же такое «любовь-товарищество»? Не значит ли это, что суровая идеология рабочего класса, вырабатываемая в боевой атмосфере борьбы за рабочую диктатуру, собирается беспощадно изгнать из взаимного общения полов нежнокрылый, трепетный Эрос? Ничего подобного. Идеология рабочего класса не только не упраздняет «крылатый Эрос», а расчищает путь к признанию ценности любви как психосоциальной силы.

Лицемерная мораль буржуазной культуры беспощадно вырывала перья из пестрых, многоцветных крыльев Эроса, обязывая Эрос посещать лишь «законнобрачную пару». Вне супружества буржуазная идеология отводила место только общипанному «бескрылому Эросу» – минутному половому влечению полов в форме купленных (проституции) или краденых ласк (адюльтеру-прелюбодеянию).

Мораль рабочего класса, поскольку она уже выкристаллизовалась, напротив, отчетливо отбрасывает внешнюю форму, в которую выливается любовное общение полов. Для классовых задач рабочего класса совершенно безразлично, принимает ли любовь форму длительного и оформленного союза или выражается в виде преходящей связи. Идеология рабочего класса не ставит никаких формальных границ любви. Но зато идеология трудового класса уже сейчас вдумчиво относится к содержанию любви, к оттенкам чувств и переживаний, связывающих два пола. И в этом смысле идеология рабочего класса гораздо строже и беспощаднее будет преследовать «бескрылый Эрос» (похоть, одностороннее удовлетворение плоти при помощи проституции, превращение «полового акта» в самодовлеющую цель из разряда «легких удовольствий»), чем это делала буржуазная мораль. «Бескрылый Эрос» противоречит интересам рабочего класса. Во-первых, он неизбежно влечет за собою… излишества, а следовательно, телесное истощение, что понижает запас трудовой энергии в человечестве. Во-вторых, он беднит душу, препятствуя развитию и укреплению душевных связей и симпатических чувствований. В-третьих, он обычно покоится из неравенстве прав во взаимных отношениях полов, на зависимости женщины от мужчины, на мужском самодовлении или нечуткости, что, несомненно, действует понижающе на развитие чувства товарищества. Совершенно обратно действует наличие «Эроса крылатого».

Разумеется, в основе «крылатого Эроса» лежит тоже влечение пола к полу, как и при «Эросе бескрылом», но разница та, что в человеке, испытывающем любовь к другому человеку, пробуждаются и проявляются как раз те свойства души, которые нужны для строителей новой культуры: чуткость, отзывчивость, желание помочь другому. Буржуазная идеология требовала, чтобы все эти свойства человек проявлял по отношению только к избраннице или избраннику сердца, к одному-единственному человеку. Пролетарская идеология дорожит главным образом тем, чтобы данные свойства были разбужены и воспитаны в человеке, а проявлялись бы в общении не только с одним избранником сердца, но и при общении со всеми членами коллектива. Безразлично пролетариату также, какие оттенки и грани преобладают в «крылатом Эросе»: нежные ли тона влюбленности, жаркие ли краски страсти или общность или созвучие духа. Важно лишь одно, чтобы при всех этих оттенках в любовь привходили те душевно-духовные элементы, какие служат развитию и закреплению чувства товарищества.