Оzеро - Евгений Васильевич Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что завтра будет? – поинтересовался Егор.
– А вы здесь не были никогда? На горе Пикет будет большой концерт, можно много кинозвёзд посмотреть, – со знанием дела ответила она. Егор успел отметить, что женщина была симпатичной и доброжелательной. – Мы каждый год приезжаем сюда, это того стоит, – добавила она.
– Я уже понял, – улыбнулся Егор.
Он поставил палатку, положил в неё коврик со спальником и решил заняться ужином: уже порядком стемнело. Женщина, увидев, что Субботин достал примус и котелок, сказала:
– Да вы не готовьте ничего, поужинайте с нами!
– Дров принесёте, а мы вас накормим, – добавила высокая курносая девушка, готовившая ужин. – Даже, Нина Васильевна?
– Люда, да мы и так накормим, свой же брат, турист! – сказала женщина, но Егор поддержал девушку:
– Не вопрос, ребятишки! Сейчас, принесу!
Он снова упаковал примус с котелком, достал топорик и пошёл в лес. Берёзовый лес невдалеке упирался в высокий обрыв, подлеска практически не было, и нарубить дров оказалось совсем непросто. «Вот почему они меня за дровами послали, – усмехнулся Субботин. – Всё уже выскребли здесь». Поплутав около получаса, он всё-таки набрал охапку берёзовых сухих веток и принёс к костру. Ужин был в разгаре.
– Ой, да не нужно было ходить! – воскликнула Нина Васильевна. – Садитесь ужинать. Люда, положи гостю плов. Кстати…, как вас зовут?
– Георгий Петрович, – ответил Егор. – Но, можно просто – Георгий, я не обижусь.
– Давайте вашу чашку! – скомандовала Люда.
– Большую? – улыбнувшись, спросил Егор.
– А то! У нас все хорошо едят! – ответила девушка, сверкнув ровными зубами.
– Вы с ней поаккуратней, Георгий, – улыбнулась Нина Васильевна. – Никифорова у нас остра на язычок!
–– А мне такие жуть как нравятся! – ответил Егор. Он достал из рюкзака пластмассовую чашку, подал девушке.
Наевшись, Егор почувствовал, что сил созерцать этот мир уже не остаётся совсем, захотелось спать. Он сходил к речке, умылся, вымыл чашку и, вернувшись, растянулся на траве у своей палатки. Из палаточного городка послышались звуки гитары и незнакомая песня. Подошла Нина Васильевна, сказала:
– Георгий, не хотите сходить на фестиваль? А то мои ребята собираются.
Егор присел, усталым голосом произнёс:
– Нет, Нина, я за сегодня столько насмотрелся и наслушался, что больше в меня не войдёт. Если вы хотите – сходите, я посторожу лагерь, – предложил он, с трудом моргая.
– Да нет, что вы, – отказалась она. – Я тоже останусь в лагере, отпущу ребят.
Она ушла, а Егор забрался в палатку и достал свой дневник.
«Люба, милая моя Люба! – писал он при свете фонаря. – Я сегодня нахожусь в таком месте, где, мне кажется, живут не тела, но – души людские! Такое наслаждение я испытал за один только вечер, проведённый здесь, на родине Шукшина – трудно высказать! Как мне жаль, что нет со мной рядом тебя, моей единственной радости!.. А знаешь, какое совпадение я сегодня обнаружил? Помнишь фильм «Калина красная»? Кто там были главные герои? Люба и Егор!!! Бывает же такое?! Значит, не зря я приехал сюда: что-то важное и нужное я должен здесь понять, мне так кажется».
Егор описал события, что произошли с ним за день: что видел, где проехал, сколько километров, какая погода была. Он писал бы ещё – для Любы у него слов было много, и все казались главными, – но, усталость брала своё: глаза сами собой стали закрываться. Он разделся, залез в спальник и мгновенно уснул, не услышав с улицы негромкий голос Нины:
– Георгий, все ушли… Выходите, посмотрите, какое на Алтае красивое звёздное небо…
Ближе к обеду, попрощавшись с гостеприимными студентами и их руководителем Ниной Васильевной, почему-то смотревшей на Егора с загадочной улыбкой, Субботин отправился в посёлок.
– Может, вместе пойдём? – предложила Нина. – Сейчас ещё рановато, часок можно подождать.
– Спасибо вам за всё, Нина, но я пойду, пока музеи посмотрю, да и вообще…
Егор уже настроился на дорогу и остановить его было невозможно. Он махнул ребятам и покатил свой велосипед в обратную сторону, любуясь широко разлившейся Катунью, свернувшей и исчезающей за невысокой пологой горой.
Недолго прокатив велосипед в гору, Егор остановился – вспотел. Посмотрел вдаль – сквозь белёсую пелену утреннего воздуха на горизонте виднелись, невысокие, казалось, вершины Алтайских гор, – затем оглянулся на лагерь, чуть передохнул и, не спеша, сдерживая себя, пошёл дальше. У школы он задержался. На площадке снова было много людей, а на сцене показывали инсценировки Шукшинских рассказов. Егор завёл велосипед в ограду, прицепил его цепочкой к забору и пошёл осматривать музей. «А ведь и я учился в такой же школе, сидел за такими же партами, – думал Егор, проходя по коридорам. – А вот кому-то бог даёт талант, а кому-то… зависть» – вдруг вспомнил он вчерашнюю женщину.
Выйдя на улицу, Субботин присел на траву у сцены – мест на лавках не было – и долго так сидел: смотрел, слушал, переживал. Увидев, что люди стали уходить, он спросил одного старичка, который сказался сокурсником Шукшина – учились вместе в автомобильном техникуме, в Бийске, – куда они идут, и получил подробное описание: что такое гора Пикет, что там будет, и как туда попасть.
Посёлок Сростки расположился на большой, с уклоном от Чуйского тракта к реке, равнине. С другой стороны, сразу за окраиной посёлка, начинался резкий подъём в гору Пикет. «На лысину похожа» – подумал Егор, когда с большим трудом он вкатил свой велосипед наверх, где была устроена рубленая из плах сцена с большим портретом Шукшина. Сходство с лысиной Егор увидел в том, что по обе стороны большой, с километр, поляны располагался берёзовый лес. Часть поляны у сцены уже заняли зрители, сидевшие прямо на траве. Чуть поодаль шла торговля сувенирами.
Егор выбрал себе место, положил велосипед и с облегчением сел, снял мокрую от пота майку. Солнце, казалось, было совсем близко и пекло, никого не жалея. Народ всё прибывал и прибывал, когда вдруг, среди этого людского хаоса, над горой запел высокий женский голос:
Калина красная, калина вызрела,
Я у залёточки характер вызнала…
За два часа, что шёл концерт, Субботин будто заново осмыслил свою жизнь. Такими мелочными и никчёмными показались ему проблемы, которые переживал и он сам, и люди, окружавшие его. И только его любовь к той женщине, которая в мыслях не покидала его ни на мгновение, теперь казалась ему тем, ради чего и стоило жить, стоило терпеть, ждать и мечтать. Любовь будто обретала для него новый
