Господин Ветер - Дмитрий Григорьев

Спустились, идут втроем по какому-то городу. Джим увидел бутылку, потянулся к ней и… Оп! Исчез. Вдвоем идут, Боб Марли увидел на земле джоинт, целый, офигенных размеров, наклонился, и вдруг подумал: «А где же Фрэдди?» Оборачивается, а Фрэдди уже нет.»

«Гомосекс» свернул на грунтовку у подножия холма, а Крис бодро помчался наверх — пока еще не окончательно стемнело, имеет смысл постопить. Трасса была под стать недавнему драйверу — клейкой и неприятной (типичный для русских дорог способ подновления покрытия: на дорогу разливается черная густая смола, и посыпается сверху мелкой щебенкой). «Пупырышки, из которых когда-нибудь прорастут дорожные волосы. Будет меховая дорога…» Крис представил картину «Меховая дорога», он уже стоял перед этой картиной, подняв руку, но пролетающая по реальной, не меховой, а пупырчатой дороге, бросила в незадачливого зрителя несколько камней и вернула его на трассу. «Так и убить недолго!» От следующего, пыхтящего и дымящего МАЗа Крис отошел на самый край обочины. Но МАЗ, вопреки ожиданиям, остановился.

— Привет, хиппи! — сказал водитель, соломенноволосый, стриженный под каре или скорее под горшок, усатый и бородатый мужик, эдакий русский «Васнецовский» богатырь, — Вы теперь как мамонты, или лошади Пржевальского.

— Нет. — Крис поймал интонацию. С таким драйвером сходу можно было общаться на ты. — Ошибаешься, уважаемый, популяция хипей растет, это я тебе точно говорю.

— Не растет. Я по трассе уже двадцать лет ползаю, — возразил драйвер, — всегда попутчиков беру.

— Двадцать лет? — Крис посмотрел на водителя, тот выглядел от силы лет на тридцать. — Много.

— Я с восемнадцати за рулем. И в армии тоже. У нас школа была — вместе с аттестатом права дали…

Драйвер шел в Тольятти, но собирался спать где-нибудь возле ГАИ.

— Ночь не протяну. Прошлую не спал, заебался с этой старушкой.

«Везет мне на извращенцев, — с иронией отметил Крис, — тот «гомосекс», а этот? Автосекс? Автофил? О!» Крис вдруг вспомнил подходящий случаю анекдот.

— Нет, вчера просто какая-то напасть, — весело продолжил драйвер, — сначала насос полетел, потом колесо менял.

— Знаешь анекдот, — спросил Крис, — про водителя и про фею?

«День разговоров о сексе. — рассмеялся Крис внутри Криса. — Заклинило».

— Валяй.

— Ну, значит, один чувак получил новую машину. Колес много, и все такие, попарные, блин, снимаются тяжело. Спустило одно колесо, ну он его снял, ставит другое Запарился весь. И тут на трассе появляется фея. «Чего делаешь, парень?»«Да вот с колесами уже час ебусь!»«А хочешь по настоящему?» — Крис произнес слова феи заманивающим полушепотом. — «Хочу, конечно». И тут спускают у машины все остальные колеса.

Драйвер улыбнулся.

— Я его слышал, но по другому. Ехал мужик в машине. Размечтался, потянулся: «Эх, потрахаться бы!» Бах — спустило колесо. Выходит, смотрит, качает: «Ну, не так же, а по настоящему». И спустили все остальные.

Дальше пошли анекдоты о русских автомобилях, потом разговоры о жизни в Питере, в Тольятти, сам водитель был родом оттуда, потом был пост ГАИ, где водитель встал на ночевку («Утром, если не уедешь, — сказал он Крису, — я тебя возьму»), а Кристофер вышел на трассу, и часа полтора безуспешно стопил под фонарем за ГАИшным шлагбаумом. Затем отошел в сторону (некое поле, поросшее невысокой, по колено, травой) и там, расстелив полиэтилен и завернувшись в спальник, продремал до рассвета, ибо отоспался в Ебурге на несколько дней вперед, а едва рассвело, вернулся на трассу, где и застопил, точнее, сел в тот же самый «МАЗ» с веселым богатырем, и они снова ехали, завтракали и обедали в придорожных кафешках, менялись темы разговора, менялись кассеты в старом магнитофончике — Кристофер ставил свое, водитель — свое. Крисова дорожная фонотека была невелика: одна кассета — с Майлзом, другая с Бадди Гаем, третья — некачественная запись пермского музыканта Чичи с Хмели-Сунели, дописанная какими-то бардами, и четвертая — свой собственный концерт в «Автобусе». У драйвера кассет было больше — Цепеллины, Пёпл, Флоид, группа Who и прочие команды времен семидесятых.

Еcли устраивать хит-парады среди дальнобойщиков, то первые места безусловно держала бы русская попса, типа Алены Апиной или Шуфутинского. «Для меня, чем проще, тем лучше, — объяснял мне один из драйверов, — а тут ритмичная музыка, слова понятные, едешь, думать не надо, голова не болит». Самое интересное, что эта наша «родная эстрада», дома вызывающая лишь желание побыстрее выключить телевизор или приемник, на трассе мне кажется вполне естественной и от нее даже не тошнит. Записи западной попсы десяти-пятнадцатилетней давности, типа «АББЫ» тоже не редкость. Есть тип драйверов, слушающих преимущественно псевдоблатные или бардовские песни (от Розенбаума до Северного) — это любители не ритма, а текста, отвлекающего от дремоты. Наш рок особой популярностью не пользуется («ДДТ» наиболее слушаемая команда из непопсовых). Зато западный рок старых времен встречается намного чаще. Некоторые молодые драйверы слушают «кислоту» и рэйв. Этническая, медитативная, экспериментальная музыка на трассе почти не звучит.

Многие же водители просто включают приемник. Правда, чисто поймать какую-либо радиостанцию можно лишь вблизи больших городов.

Водитель оказался настолько любезным, что вывез Кристофера за город, до Александровки: «Там уж точно машину до Рязани поймаешь…» И Крис поймал, но не до Рязани, а до Большой Рязани — маленького поселка в двадцати километрах от Тольятти. И дальше начался совершенно «безмазовый» стоп — Крис шел по трассе, его обгоняли машина за машиной, но ни одна не останавливалась. «Начну искать место для ночлега, сразу остановится». Крис начал искать такое место. И нашел его — холм, неподалеку от трассы, за которым, судя по всему, начинался лес — Крис видел зеленый, поросший травой склон и вершины деревьев по другую сторону. Он простоял еще полчаса напротив этого холма. Без толку.

«Ладно, утро вечера мудренее». Кристофер пересек болотце, поднялся наверх, и лишь тогда обнаружил, что это вовсе не холм, а железнодорожная насыпь. Серо-коричневая грязная щебенка, блестящие, накатанные частым движением рельсы.

Но… Рядом, в полусотне метров, параллельно действующей, тянулась вторая насыпь. Лес успел наложить на нее свою зеленую березово-осиново-ивовую руку — судя по возрасту деревьев, растущих на ней, поезда не ходили лет двадцать.

На второй насыпи остались лишь следы дороги — рельсы были сняты, и только местами, там, где травяной ковер образовывал песчаные проплешины, виднелись вросшие в землю старые деревянные шпалы. Крис быстро нашел площадку, подходящую для ночлега: рядом с очередной проплешиной (можно без заморочек развести костер), на границе плато и склона (если дождь, вода будет скатываться вниз), под раскидистым деревом, породу которого определить не смог: ольха — не ольха, липа — не липа, главное, что на нем можно легко закрепить тент. Он скинул рюкзак и, вооружившись ножиком и полиэтиленовым мешком, спустился к настоящему лесу. Здесь, как и во многих других лиственно-еловых лесах, грибы росли по принципу — чем ближе к опушкам, тем их больше. Основной улов (десятка два маленьких красноголовых подосиновиков и столь же крепких подберезовиков плюс несколько крепких сыроежек) Крис собрал именно там — сразу под насыпью и на ней. Отчасти потому, что грибов было много, отчасти потому, что для «грибных шашлыков», фирменного Кристоферовского блюда, годились лишь молодые и крепкие, старые грибы Крис пропускал, сорвав лишь два сросшихся белых. Как ни странно, один из них оказался насквозь червивым, а другой — абсолютно чистым.

Охота за дровами пришлась уже на сумерки: хотя небо было безоблачным, они опустились по-восточному (точнее по-южному) быстро — все же, по сравнению с Питером, юг, и следом за ними сильно похолодало, костер Крис разводил уже поеживаясь, а когда красное коптящее берестяное пламя перекинулось на ветки, он, расставив ноги, растопырив полы свитера и куртки, встал над огнем, поглощая дым и тепло, предназначенные небу.

Вскоре костер разгорелся настолько, что Крису пришлось отойти и сесть на рюкзак, отвернувшись в сторону от искр и жара.

— Грибы — то же мясо, — с этими словами, сказанными разве что для птиц и насекомых, Крис принялся за приготовление трапезы: из ивы сделал стоечки для шашлычницы, в качестве шампуров приспособил несколько очищенных от коры березовых прутиков, помыл из фляги грибы, нарезал, насадил на прутья, и подождав, пока костер прогорит до слабого пламени и углей, сконструировал над ними настоящую шашлычницу. Вода, шипя и пенясь, покидала темные ломти, однако, подсыхать они не успевали, и вместе с хлебом составляли весьма вкусные «бутерброды».