Автономное плавание - И. А. Намор

сотрудничества после того, как мистер Гитлер ликвидировал в своей стране анархию… Чехо-сло-вакия, – с усилием произнес он по слогам. – О! Как я мог забыть? Разумеется, ваша любимая Польша. Ну, здесь я вам даже не советчик.

Редактор откинулся в массивном кресле, глядя на Майкла чуть прищуренными глазами. Планы у шефа, действительно, были наполеоновские.

– Отличная идея, сэр, – Майкл поднял вверх большой палец, – мы покажем «Дэйли Экспресс», что такое серьезная пресса! Вот только…

– Никаких «только»! – отрезал посерьезневший мистер Крэнфилд. – «Дэйли Мейл» – серьезная газета. Ее редактор – серьезный человек, и поэтому его журналисты за свои серьезные материалы получают серьезные деньги.

Он выдвинул ящик стола и, вынув оттуда листок бумаги, выглядевший, как банковский чек, протянул его Майклу. Первое впечатление оказалось верным – это действительно был чек на ту самую сумму, которую ожидал Майкл. И даже чуть большую.

– Благодарю вас, сэр.

– Не будем тратить времени на благодарности. Дело превыше всего.

Редактор поднялся из кресла. Майкл встал вслед за ним. После рукопожатия Гринвуд кивнул и вышел из кабинета. Миссис Маккихан показала ему большой палец и вопросительно наморщила лоб. Майкл ответил ей тем же жестом и осклабился по-фербенксовски зубасто. Секретарша шефа относилась к нему как добрая тетя к любимому племяннику и каждый раз, когда он заходил в кабинет редактора, пыталась напоить своим любимым китайским чаем с каким-то очень странным привкусом. А еще она была заядлым цветоводом и больше, чем в спасение души, верила в то, что самые лучшие в мире тюльпаны по-прежнему растут только в Голландии. Поэтому при возвращении из Амстердама предназначенные для нее луковицы заняли добрую половину чемодана Майкла Гринвуда.

Теперь Майклу нужно было найти здесь еще одного участника для задуманного дела. Человека, которого за пределами редакции «Дэйли Мейл» никто не знал ни в лицо, ни даже по имени. Вовсе не потому, что тот занимался какими-то особо тайными делами. Наоборот, результаты его деятельности были всегда на виду и даже привлекали всеобщее внимание. Правда, не к нему – к газете. Пожалуй, лишь немногие из читателей когда-либо удосужились потратить время на то, чтобы просто глянуть на его подпись, не говоря уж о знакомстве с полным именем. В самом деле, кто же будет смотреть на подписи под карикатурами? Прочитать подписи к карикатурам – другое дело. Но карикатуры Стивена Демпстера часто относились к категории «без слов».

На столе Стивена лежали огрызки карандашей, помятые листки бумаги, старый номер их газеты и какие-то вырезанные фотографии. Одно лицо на фотографии было отлично знакомо и Майклу Гринвуду, и Степану Матвееву. Похоже, именно это лицо пытался изобразить на бумаге художник. В пользу этой версии свидетельствовало обилие большеусых людей на набросках. Похоже, редакционный карикатурист испытывал временные трудности с источником креатива. Значит, роль крылатой вдохновительницы творчества следовало играть прямо сейчас.

– Привет, как дела?

Реакция художника, обделенного вниманием отсутствующей даже у древних греко-римлян музы живописи, была нулевой.

– Я говорю: «Добрый день!» – Степан помахал перед его глазами рукой.

– Да? – тот оторвался от творческих раздумий и, наконец, узнал собеседника, – Как дела, Майкл?

– Шеф в хорошем настроении. Я только что от него, – сообщил Степан, – А это что, не иначе улыбка Джоконды? – он показал пальцем на ряд зубов под густыми усами на одном из разбросанных по подоконнику эскизов.

– Это большевик, – ответил Стивен, возвращаясь к творческой задумчивости.

– Вот этот? – все шло именно так, как Степан и ожидал.

– Ну да, – начал объяснять карикатурист, – этот их лидер, Сталин. Только вот куда его пристроить – ума не приложу.

– А куда его нужно пристроить? – уточнил Степан.

– Ладно, объясняю с самого начала, – снизошел коллега, – Фрэнк пишет статью о туризме в Россию. Большевики открыли представительства по Европе, зазывают к себе: раздают рекламные буклеты и продают туры. Фрэнк наслушался рассказов о красотах Sovdepiya и теперь пишет статью.

– Фрэнк был в самом логове большевиков? – газета лорда Ротермира часто писала об СССР, но, разумеется, отнюдь не комплименты.

– Ты о России? Нет. Я говорю, он был в лондонском офисе красного агентства по туризму… Сейчас… он говорил… Агентство называется «Moscow limited». Меня не спрашивай, я там не был и не собираюсь. Мне поручено нарисовать к этой статье иллюстрацию. Карикатуру.

– Понятно. То есть Коварный Большевик, – Степан показал на сталинские усы, – заманивает Легковерного Туриста в Адский Подвал Чека?

– Ну нет, это как-то уже банально, – возразил снова ставший грустным Стивен, – надо что-то более свежее, – он вынул из кармана брюк и разгладил блокнотный листок, – вот это пока что все, на что меня хватило.

На рисунке карикатурный Сталин в буденовке с огромной звездой плясал вприсядку, обнимая какую-то даму с еще не нарисованным лицом. Дама приседала на правую ногу, выбрасывая левую вверх, демонстрируя подвязки на чулках.

– Это что – красный канкан?

– О! Ты заметил! Это называется «здоровый эротизм». Но все равно тут чего-то не хватает, – Стивен с надеждой заглянул в глаза Майклу Гринвуду.

Степан понял, что пришло время взять быка за рога. Телефонный звонок в посольство, небольшая прогулка по городу, пара слов в присутствии ищущего новую тему Френсиса Стронга – главного автора статей о путешествиях, упоминание о хорошей иллюстрации и вот он – результат. То есть пока что очередной шаг в направлении требуемого результата.

– Для чего нужна карикатура? – Степан начал рассуждать вслух, как это делал мистер Крэнфилд. – Для смеха. Над чем смеются люди? Над другими людьми. В нашем случае – над большевиками.

Сам Стивен смотрел на Майкла, а его карандаш – на новый чистый листок бумаги, но пока не двигался ни тот, ни другой.

– Большевики установили у себя извращенные порядки. Самые извращенные из всех, что были когда-либо знакомы человечеству. Так?

Стивен согласно кивнул.

– А что, по-твоему, является самым большим извращением?

Матвеев взял листок с пляшущей парочкой и обвел указательным пальцем поднятую ногу нарисованной дамы. Стивен наморщил лоб. Он нуждался в подсказке.

– Это здоровый эротизм, – Степан постучал пальцем по рисунку, – А извращение – это эротизм нездоровый. Понятно?

Стивен расхохотался. Поистине гомерическим смехом. До него, наконец, дошло.

– Нет, ну а как мы это опубликуем? Это же… Хотя подожди момент, – карандаш понесся по бумаге – изображение проступало на ней, как фотография в проявителе.

Теперь Сталин уже не танцевал в обнимку с дамой, но прижимался сзади к туристу в костюме-тройке, обнимая за грудь, как любовницу, и смотрел сзади сверху влюбленными глазами (Матвеев восхитился умением Стивена несколькими штрихами показать, что глаза именно «влюбленные»). Турист смущенно улыбался.

– Это уже другое дело! – оценил работу Матвеев. – Вот только еще нюанс, – ткнул в буденовку Сталина, – зачем он в этой шапке? Не надо банальностей. Да и зачем здесь Сталин? Много чести для идиота, купившегося на красную пропаганду, – теперь досталось и туристу, – хватит обычного «chekista».

Здесь Матвееву пригодились навыки Майкла Гринвуда – баронет Лонгфилд умел рисовать. Пусть и не так быстро, как профессиональный художник Стивен