Старшая школа Йокай (СИ) - Кемпф Станислав

Практика на батате не прошла даром: блокнот подпрыгнул и, перевернув обложку, продемонстрировал то, что я постоянно носил с собой — за исключением последнего дня.

— Но, я тебе признаюсь, от этой конкретной вязи нихрена не изменилось. Как липли в середине апреля, так липнут и в середине мая.

— Ничего удивительного, — Кощей снял с моей ауры последнюю руну воды и принялся разбирать надпись в блокноте. — У тебя здесь на всё тело и на листке одно и то же, причем повторы друг друга не усиливают. Восточные мононокэ туповаты и поэтому обожают руну «человек» и перевернутую «воду». Ума не приложу, почему такой выбор. Они по непонятным причинам уделяют им чрезмерное внимание, причем нормально таргетироваться не могут и промахиваются на полкилометра от руновода.

А, вон оно что…

— …более того, если поблизости водится рыба покрупнее, то могут возникнуть проблемы трудности идентификации. Видишь ли, если есть мононокэ умнее стандартных, он считывает не знаки по одному, а сразу вязи. Если он видит непонятную ему «пустоту», в которой, по логике, должно что-то быть, он начнет на нее охотиться. Ведь в его охотничьих угодьях не может быть неисследованной пустоты.

— Здесь это называют аякаси, что примерно и означает «мононокэ умнее стандартных».

— Значит, особый аякаси, — батя зачистил от рун вообще всё пространство, которое было ими заполнено. — Новые клеить будем, или пока так погуляем?

— Да давай голым похожу, — коже будто стало легче дышать, я с удовольствием потянулся и хрустнул, казалось, всем телом разом. — Если вечером что-нибудь придумаем, тогда и нарисуем. А может, и так обойдемся, ты же со мной. Что там дальше по плану?

— А что здесь есть из местной кухни?

— Пап, мы же только что поели.

— Но ведь это можно взять с собой?

Я накинул футболку, и мы пошли по знакомым местам. Яки-имо уже не продавали, было жарковато. А вот с икаяки проблем не возникло, их жарили на том же месте, где и в прошлый раз. Отец помахал рукой продавцу, оценил кальмара, а потом перекинулся с владельцем лавки парой слов. Как мне говорил репетитор по японскому… Фатическое общение. Болтовня. Не имеет ни малейшего прикладного смысла, однако служит социальным целям и поднимает настроение. Small-talk принадлежал к этой же касте. Я внимательно слушал диалог, будто находясь внутри учебника. Авось чего нахватаюсь: бесцельное общение мне не давалось. Для себя я это объяснял малым социальным опытом.

— До чего же у них эта мелкая уличная готовка хороша! — Кощеев-старший прихватил еще пяток кальмаров с собой, и мы отправились дальше. — Каждый раз смотрю и думаю: чем проще выглядит, тем сложнее учиться.

Помнится, я пришел в свое время к тем же выводам. Воистину, не подменила меня повитуха.

Кондитерская с тайяки тоже стояла на полагающемся месте. Отец, только открыв дверь, сразу показательно всплеснул руками и с хорошим славянским акцентом возопил на плохом японском:

— О ками, это ведь легендарные токийские рыбки! Как хорошо, что мой сообразительный сын привел меня именно сюда! Наконец-то я увижу и попробую такую важную часть восточной культуры!

Надо ли говорить, что спустя минуту он был уже окружен кондитерами. Они едва ли не облепили его и уговаривали совершенно бесплатно попробовать вот эту рыбку, и вот эту, и вот эту тоже обязательно. Я пришел в себя, когда его увели на кухню — показывать процесс. Вот хитрая задница. Ладно, возьму пару рыбок, посижу, покусаю их за хвост. Пока, может, пойму, как он изобразил славянский акцент.

Уходили мы оттуда через полчаса под хоровой плач, и из нас выдирали обещание, что мы обязательно вернемся.

Из известных мне мест — а знал я мало — оставалась раменная. Я решил сначала показать туристический центр города, а потом уже отправляться за едой. Отец вел себя как настоящий гайдзин, но местные смотрели на него с восхищением, близко, впрочем, не подходя. Он каким-то образом запечатал потоки Нави, догадался я, и смертью от него не фонило. Вот чему бы научиться.

На центральном проспекте к нам подошел мужчина в обычной летней одежде. Всё бы ничего, но он поздоровался с отцом за руку. Разговаривали они на японском. На меня внимания незнакомец не обратил.

— Давно не виделись, Кощей-сан. К сыну?

— Да, вот в ваши края заглянул. Встретимся вечером, что ли?

— Что б не встретиться, я в ближайшее время не очень занят.

— Хорошо, пиши-звони, посылай сигнальные ракеты.

Я удивился. Папа поспешил ответить:

— Это Миямото, мы с ним раньше вместе работали пару лет. Я знал, что его семья здесь живет. Оставлю тебя на вечерок, если ты не против. Сослуживцы, всё такое.

Подробности выяснять не хотелось. Но когда мы нагулялись и добрались за раменом, меня все-таки смутила одна деталь.

— Пап, а давно ты японский знаешь?

Он наморщил лоб:

— С прошлой недели.

— Но как?..

— Да без особого труда. Я высший некромант, поэтому обладаю навыком чтения душ. Сначала лет триста — триста пятьдесят практиковал, дальше специально учился. Если душу правильно прочитать, можно установить с ней телепатический мост. Потом действует общее правило коммуникации: адресант, адресат, код. Грубо говоря, один сообщает что-то другому, при этом информация шифруется. Так работает любой язык мира, от привычного до жестового или танцевального. Понять сообщение можно, только если этот код расшифровывается со стороны получателя. Оказалось, если адаптировать высшее заклинание мгновенного перевода, оно хотя и потребляет энергии больше, чем хотелось бы, но дает эффект эмпатии, понимания на абсолютном уровне. И таким несложным образом…

Я внутренне застонал.

— …можно изучить любой язык, если к нему есть ключ. Алфавита и основных понятий достаточно, можно даже в плен никого не брать.

Кошей Кощеевич оценил произведенный эффект и, смотря на мое вытянувшееся лицо, добавил:

— Да не парься, ты тоже осилишь. Не всё сразу. Смысл понял?

Я признался, что в целом да, понял.

— Молодца. Еще лет сто, и меня на этом поприще уделаешь.

— Так вот ты как общался в джунглях?! — до меня дошло спустя несколько шагов.

— А может быть, и раньше, — одобрительно усмехнулся он.

Оценив местный рамен, мы направились к супермаркету. Еда сама себя не добудет.

Должно быть, мы с отцом представляли колоритное зрелище и привлекали многовато внимания. По сравнению с местными мы были высоченными и слишком худощавыми, а наши пепельные волосы довершали картинку. На нас оборачивались поминутно. К тому же отец еще бросал взгляд на любую симпатичную задни…. кхм… юбку, а каждой более-менее пристойной груди он обольстительно улыбался, чем вгонял стеснительных японок в краску. Оборачиваться начали каждые полминуты.

— Смотри, какая шикарная попка в великолепном кимоно. Загляденье. А ведь кимоно было создано, чтобы скрывать фигуру! Так и не скажешь. Попец изумительный. По-любому много лет о нем заботится. Может, даже кремом каким мажет…

— Пап, — закатил я глаза. — То, что ты говоришь это на русском, не отменяет…

Того, что адресат может нас услышать. И иметь пресловутый код для расшифровки сообщения. Понять. И обернуться белым пушистым песцом, очень фигуристым и на редкость зубастым.

— Кажется, я понятным языком говорила: не попадайся мне на глаза, кощеево отродье, — раздраженно процедила Тамамо-но Маэ. — А ты еще и ксерокопировался…

Прекрасная обладательница кимоно вытянула руку и щелкнула пальцами. Вместе со звуком пронеслись волны силы, создавая барьер, оборачивающий Явь в Навь. Точнее, будь маневр в исполнении какого-нибудь старшего кощея или шинигами, я бы точно сказал, что это наш вариант техники, прикрывающий реальность от буйства потусторонних сил. Может, на Востоке дела обстоят с точностью до наоборот. А может, по всему миру барьеры одинаковые, я пока не был в курсе.

— Кажется, нас сейчас будут бить, — спокойно констатировал я. — Вероятно, ногами. Лапами. И даже хвостами. По лицу.

— Бьет — значит, любит, — проявил оптимизм отец. — Прекрасная леди желает познакомиться?