Брак по-австрийски - Юлия Петрова

– Да, это непростой период, – кивнул Андрей. – Я знаю. Мы сами через это прошли. Если вам захочется с кем-то поговорить, вот наш телефон. Мы с женой будем рады.

И он передал мне визитку, из которой значилось, что у ее хозяина есть своя туристическая фирма. Как ни крути – интересное знакомство.

– Я позвоню, – пообещала я.

– Звоните, – повторил Андрей. – Вместе веселее.

Вскоре после этого вечера я набрала оставленный Андреем номер и проговорила с его женой часа два. Она пригласила меня в гости, и я с радостью согласилась. Так у меня в Австрии появились русские друзья.

Вскоре я уже почувствовала что-то, отдаленно напоминающее удовлетворение. Не счастье, нет – о таких вещах пришлось забыть. Мне казалось, что все хорошие эмоции остались далеко в прошлом. Я разучилась радоваться солнечной погоде, походу в ресторан или интересному фильму, тем более что девяносто девять процентов всех совместных просмотров заканчивались комментарием Петера: «Это идиотство!» Но благодаря новым русским друзьям и Билли я наконец почувствовала облегчение. Меня покинуло постоянное ощущение войны с окружающими. Точнее, оно притупилось и стало не таким навязчивым. А это уже был прогресс.

Вскоре у нас образовался своеобразный клуб по интересам – как я его называла, «русский клуб». Мы встречались при каждой возможности, делились опытом жизни в Австрии, вспоминали родные фильмы и книги. Андрей познакомил меня с русской девушкой, которая жила в Имсте. Звали ее Оля, она была замужем за местным плотником и родила ему троих детей. Мы как-то сразу друг друга поняли и сблизились. В лице Оли я нашла поддержку. За двенадцать лет жизни в Австрии она успела возненавидеть все вокруг, включая мужа. Тот не был птицей высокого полета. Типичная туповатая деревенщина с коровником и братом-придурком – действительно умственно отсталым и требующим постоянного ухода. Как объяснила мне Оля, все эти бесчисленные дурачки, к которым ушли деньги с нашей свадьбы, были для Тироля нормальным делом. В исконно местных семьях без примеси иностранной крови при наличии более трех детей неизменно рождался умственно неполноценный. Тирольцы издавна славились своей закрытостью и нетерпимостью к другим. Еще пятьдесят лет назад взять себе жену даже из соседней деревни считалось зазорным. Тем же фактом объяснялось множество диалектов – два селения, разделенных горой, относились одно к другому как к загранице. В результате кровь так застоялась, что люди в буквальном смысле слова стали вырождаться. И без нас, эмигрантов, тирольцам грозила демографическая катастрофа. Но узколобость осталась, и они продолжали воспринимать нас в штыки. Оля поведала мне местную фразу: «Bisch a Tirola bisch a Mensch, bisch koa Tirola bisch a Oasch»[17]. Причем ее применяли ко всем без исключения – даже к другим австрийцам. Что, правда, не помешало наводнить Тироль многочисленным туркам. Но за это местные жители могли поблагодарить «лояльные» общеевропейские законы.

Кстати, тут также было много чеченцев. Со мной на курсы ходила девушка – очень милая, но совершенно не говорящая на немецком. Она переехала сюда пять лет назад как беженка и за это время родила пятерых детей, потому что за них полагалась хорошая социальная помощь. Делать домашнее задание ей помогал старший сын. Ее пример помог мне еще сильнее почувствовать социальную несправедливость. Ни одному украинцу или русскому в подобной ситуации ничего, кроме пинка под зад, не светило.

К слову о курсах. К моменту знакомства с русскими я уже успела сдать экзамены продвинутого уровня В1. По большому счету мне полагалось отходить на курсы еще полгода и только потом приступить к более простым экзаменам А2. Но я нажала на газ и освоила все в кратчайший срок. Мне хотелось иметь необходимые бумаги как можно скорее. Я получила диплом с отличием, но Петер едва на него взглянул.

– Тебе все равно еще надо подтянуть грамматику и произношение, – таким был его единственный комментарий.

Вообще, мой муж к этому времени превратился в абсолютного буку и с каждым днем становился все более недовольным. Попытки поговорить с ним он обрывал обидным: «Господи, ну почему ты не немая?!» Похоже, у него был какой-то кризис, о котором он не говорил, но который в полной мере отражался и на мне.

Зато Билли меня радовал. Это был невероятно потешный щенок, который стремительно мужал. Мы быстро выучили все команды, а также записались в школу дрессировки. Надо было подготовиться к опасному возрасту, когда Билли станет огромным и тяжело управляемым. Что касается Петера, он с собакой дальше «ути-пути» не пошел. Как и мне когда-то, он купил Билли много вещей, включая большой уличный вольер за три тысячи евро, и самоустранился. Мой муж всегда предпочитал компенсировать деньгами любовь и время, которые он мог бы нам дать. К этому когда-то привыкли его дети. К этому постепенно привыкала и я.

Как-то раз в приступе диареи Билли обделал дорогой ковер, и Петер сильно пнул его ногой. Совершенно инстинктивно я подлетела к мужу и дала ему такого же пинка. Начался очередной скандал, и Петер в привычной манере пообещал вышвырнуть меня вон. Но теперь я была сильнее. Теперь у меня были друзья готовые выслушать и поддержать. Я немедленно позвонила Оле и рассказала, какой мой муж козел. А она поделилась со мной, какой козел ее муж. Я немедленно развеселилась и возблагодарила небеса за то, что у меня есть такие замечательные друзья. И Билли. Вместе с ними выдерживать все эти ужасы было гораздо легче.

Но вскоре между нами с Петером произошла ужасная драка.

Все началось в День матери. Мы поехали поздравить Фелиситас, причем я задержалась, поскольку после моего пробуждения Петер устроил мне скандал из-за неубранного дома. Пришлось остаться убирать. Мой муж уехал раньше, без меня. А я прибыла в уже неприятный мне дом Фелиситас на час позже. С собой у меня была белая орхидея. Поздравить Фелиситас также приехали Мартин и Франциска с Хайнцем. Подарком Петера оказался обычный букетик полевых цветов, о которых Мартин сказал: «Он их, наверное, собирал, выставив руку из окна машины». Остальные привезли более приличные подарки. Как то: Франциска – плед и тирольскую косметику на основе меда, а Мартин – букет роз и набор мыла «Lush». Но, что самое ужасное, Петер пришел в трусах. То есть просто в трусах, без штанов или шортов. Я не проследила, в какой одежде он покинул дом. А ему было лень надевать что-то поверх труселей. Он приехал вот так, а потом прошел в подобном виде от стоянки до дома матери. Это уже было верхом вседозволенности. Если эдакая штука сходила ему с рук, и все боялись сказать слово поперек, диагноз напрашивался сам собой: это была полная клиника.

Петер прекрасно все понимал и пользовался попустительством других. Мы тихо обедали, а он расходился все больше и больше, словно тестируя границы нашего терпения. Сперва он громко испортил воздух. Потом рыгнул. Потом принялся харкать на пол. Меня так и подмывало ему врезать, но я даже слова не сказала. В конце концов, это была территория его матери, которая в свое время совершенно не сумела привить ему основы приличия. И сделать замечание было ее обязанностью, не моей. Но ничего подобного – она промолчала.

Наконец мы дошли до десерта, и Петер развалился на стуле, раскинув ноги и почесывая пах. Он достал сигару и стал ее курить, приговаривая, какая она говенная, и ежеминутно сплевывая. Я стиснула зубы, стараясь не проронить ни слова. Похоже, в этой семье я была единственным человеком, которого это волновало.

Петер нажрался до безобразия. Он попытался было посадить меня за руль, но со мной эти штучки больше не проходили – я сама немало выпила и отказалась. Как Петер дорулил до дома, не убив нас, – это загадка. Но, когда мы приехали, он начал цепляться к собаке, а потом и ко мне. Билли, который был еще маленьким и проводил часть времени в доме, сжевал в наше отсутствие свою игрушку. Петер принялся материться и кричать, что от этой собаки только вред и грязь, и что напрасно он согласился его купить, и что я – попутно – дура. Затем он навалился на щенка всем телом и плюнул ему в морду.

– Ты что творишь? – не выдержала я.

– А это чтобы он знал, кто тут хозяин.

– Чтобы он знал, кто тут дебил!

– Чего-о-о-о-о?

– Ты вообще уже в скотину превратился! Посмотри, что ты делаешь!

– Заткнись! – взревел он.

Билли пищал и пытался вырваться. Ему явно было больно.

– Отпусти его, – я попыталась оттащить Петера, но тот почему-то вцепился зубами Билли в ухо.

Щенок завизжал, а Петер заржал.

– Будешь знать, как себя вести в моем доме!

В приступе паники я пнула Петера ногой, и он ослабил хватку. Я успела вытащить из-под него Билли и поволокла щенка к выходу. Увы, тот был тяжелым, и я не могла передвигаться достаточно быстро.

Петер схватил меня за щиколотку и дернул. Я потеряла равновесие и, еле успев отбросить Билли в сторону, рухнула лицом в дверь. Я успела осознать, что рискую остаться без зубов, но сделать уже ничего не смогла.