Зона сна - Дмитрий Калюжный

Анджей Януарьевич с улыбкой отступил в сторону, и мистер Кокс представил Верховному и премьер-министру немногочисленных членов своей делегации; затем англичанина со свитой вежливые молодые люди увели, как было сказано, чтобы он мог «оправиться с дороги». Б.В. Савинков, извинившись, тоже исчез, предупредив Вышинского, что вернётся к началу официальной встречи.

В зале, если не считать персонала, остались Деникин, Вышинский и Стас. Было известно, что Верховный благоволил Анджею Януарьевичу: поляк по национальности, тот родился вне Польши, а Антон Иванович, внук русского крестьянина и сын отставного майора пограничной службы, – как раз в Польше, во Влоцлавске, уездном городке Варшавской губернии.

– И что же это за юноша у нас в гостях? – благодушно улыбаясь, спросил Деникин у Вышинского. Стасу не стоило труда догадаться: отчим уже доложил Верховному, что привёл в Кремль родственника.

– Мой пасынок, ваше превосходительство, – учтиво склонясь, произнёс Анджей Януарьевич. – Его зовут Станислав.

– Станислав, а по отцу? Раз пасынок, то, наверное, не Андреевич.

– Станислав Фёдорович, ваше превосходительство. Сын покойного князя Фёдора Станиславовича Гроховецкого.

Верховный переменился в лице:

– Как, сын князя Фёдора? Что ж вы не сказали! Князь Гроховецкий начинал у меня корнетом, ещё в 1912 году. Бедняга погиб, когда та сумасшедшая эсерка бросила бомбу в Савинкова. Мне сообщили; я, помню, был очень расстроен. Но тогда, вы знаете, наши среднеазиатские проблемы… Басмачи… Я даже не смог приехать на похороны. А Фёдор был моим другом, хоть я и старше его лет, наверное, на двадцать.

– Прошу прощения, я не знал этого. Жена никогда не рассказывала мне про обстоятельства жизни своего покойного супруга.

– Жена? Да, разумеется, жена. – Деникин прошёлся по залу, мягко ступая обутыми в сапоги ногами. – Конечно, конечно, она жива, а вовсе не погибла тогда. Я совершенно упустил это из виду! Совсем не интересовался её судьбой, ах какая ошибка… Леночка Гроховецкая, прекрасно её помню – чудесная была женщина!

– Елена Эдуардовна и сейчас очень хороша, Антон Иванович.

– Верю. Верю! – Он подошёл к Стасу, посмотрел на него снизу вверх, похлопал по руке. – И сынок хорош! А что интересно: раз вы сын Фёдора, то это уже не первая наша встреча. Я видел вас младенцем! Князь Фёдор очень, очень надеялся на вас… в каких-то будущих свершениях. Уж и не могу припомнить подробностей, но весьма таинственно намекал на некие обстоятельства. Да… Родители, как правило, излишне многого ждут от своих детей. Каков род ваших занятий, молодой человек?

– Изучаю искусства, ваше превосходительство.

– Давайте обойдёмся без «превосходительства». Зовите меня просто по имени-отчеству. Вы музыкант?

– Художник, ваше… то есть Антон Иванович. Занимаюсь церковной реставрацией.

– Иконопись?

– Нет, фреска. Но иконы тоже могу.

– Чудесно, чудесно… – Верховный опять прошёлся по залу, посмотрел в окно, негромко спросил у стоявшего рядом чиновника, не ушла ли уже Марина. Получив ответ, что ещё не ушла, обратился к Вышинскому: – Вот что, Анджей Януарьевич. Мы когда-нибудь позже найдём возможность предаться воспоминаниям. А сейчас и у меня дел невпроворот, и вам, полагаю, пора беседовать с мистером Коксом. Поэтому ступайте и не беспокойтесь: я Станислава Фёдоровича найду чем занять.

– Слушаюсь, Антон Иванович, ваше превосходительство.

Даже не дожидаясь его ухода, Верховный быстрым шагом направился к лестнице, сделав Стасу знак следовать за ним. Они поднялись этажом выше, прошли коридором почти до конца, опять свернули и оказались, как понял Стас, в жилых покоях.

– Марина! – позвал Деникин. – Где ты там?

Им навстречу вышла девочка лет пятнадцати – Марина, дочь Деникина; Стас раньше видел её на фотографиях в журналах – довольно симпатичная, с чуть удлинённым лицом. На его взгляд, её немного портил большой рот – впрочем, нормально.

Антон Иванович представил его:

– Мариночка, познакомься со Станиславом. Он сын моего давно погибшего друга, князя Гроховецкого, а ныне его воспитанием занимается известный тебе Анджей Януарьевич Вышинский. И у меня, и у господина Вышинского сейчас дела, так не могла бы ты взять над Станиславом шефство? Ты ведь, кажется, гулять собиралась?

– Да, папенька, я еду в Нескучный сад.

– Вот и возьми его с собой. – И со значением добавил: – Станислав, кстати, художник.

На авто, в сопровождении крайне молчаливого охранника по имени Серж и, наоборот, очень болтливой молодой бонны – а может, компаньонки – по прозвищу Мими, они приехали на окраину города. Здесь вдоль реки тянулся созданный Прокофием Демидовым Нескучный сад. Начиналось всё с коллекции растений – Демидов устроил замечательную систему из шести террас с оранжереями, где цвели растения из Сибири, Америки, Азии… в общем, редкие. Потом ботаническую экзотику дополнили искусственные гроты и водоёмы, водопады. Появились дворцы, скульптуры, картины, мебель, и сад стал местом светских развлечений! Сам Прокофий, живший в Москве во времена Екатерины Великой, был просто любителем ботаники и вряд ли ожидал такого замечательного результата. При нём сад Нескучным не назывался; название появилось только в следующем веке.

Обо всём этом Стасу по дороге поведала Мими. У неё был очень интересный говор: со своеобразными повышениями и понижениями интонации. Марина их не слушала; отвернувшись, она смотрела в окно машины. Стас даже подумал, что неприятен ей: в самом деле, девушка собиралась отдохнуть, а ей навязали незнакомца.

Лишь когда они приехали в парк, Марина заговорила: может, она считала неприличным или неуместным вести разговоры в авто?..

– А вон за теми деревьями вы видите крыши Голицынской больницы, – продолжила было свои россказни Мими, когда они вышли из машины, но тут её и прервала дочь Верховного.

– Ах, Мими, отстань от Станислава, – сказала она ей, а ему послала улыбку с малым книксеном. – Папенька отдал его мне, а не тебе. – И, демонстративно взяв Стаса под руку, пошла по аллее, увлекая за собой.

– Скажите, князь, а вы тоже польских кровей, как пан Анджей? – спросила она.

– Byіem w Polsce, wiem nawet kilka polskich slоw ale nie jestem Polakiem,[28] – ответил Стас.

– Ach, nietsety, mi bardzo podobaj№ siк Polacy, oni s№ o tyle wytworne, – отозвалась Марина. – Mais j’ai peur, je connais des mots polonais moins de votre.[29]

– Il y aura de m’кtre galant pour vous plaire,[30] – ответил Стас.

Они весело рассмеялись. Мими тащилась сзади, надув губки; плечистый Серж замыкал процессию, внимательно оглядывая окрестные кусты. Немногочисленные, хорошо одетые посетители при встрече с ними вежливо раскланивались.

Теперь уже Марина повела разговор об окружающих красотах.

– Здесь у нас очень красивая альпийская горка, – сделав деловитую мордочку, сказала она, показывая Стасу кучу камней с дохлым водопадиком. – Я сама её придумала. Вот это цинерария, там, подальше, дельфиниум. А вон там, видите, мои любимые бегонии, новый сорт. Правда, необычные? Подобных им даже в Кремле нет.

Стас мог бы много рассказать ей про рожь и горох, но таких названий, которые с лёгкостью произносила она, он сроду не слыхивал и был вынужден соглашаться вслепую: да, бегонии просто потрясающие. Причём сам не знал, смотрит он на бегонии или на что другое, столько было вокруг разных цветов.

– Садовник здесь, наверное, хороший, – предположил он.

– Самый лучший! – с восторгом сказала Марина. – Никита Кириллов, мы его потом найдём. Он зна-ает, что я сегодня приезжаю. Наверняка готовит какой-нибудь сюрприз. Мы Никиту любим! И не удивляйтесь, он обязательно изыщет способ сообщить вам, что происходит из рода самого Аверкия Кириллова. На самом деле… ах, пустяки. Вы с ним, главное, не спорьте.

Стас насторожился:

– Аверкия Кириллова? – переспросил он. – Купца?

Такого случая Мими, которая на протяжении всего их разговора мучилась молчанием, упустить не смогла.

– Аверкий был замечательным человеком, – затараторила она. – Гость, известный купец, он был таким замечательным, что стал думным дьяком. Он заведовал царскими садами, а сады были напротив Кремля, и они были такие замечательные, что Аверкию разрешили поставить там свой дворец. Но в 1682 году…

– Мими! – ледяным тоном произнесла Марина.

– …его убили восставшие стрельцы, – затухающим голосом промямлила Мими и замолчала.

Но Стаса разговор интересовал; он не собирался его заканчивать.

– У Аверкия Кириллова был племянник Тимофей, – сказал он. – Женился в 1672 году на крестьянке Дарье. О нём вы ничего не знаете?

Мими трясла кулачками, открывала ротик и едва не подпрыгивала, так ей хотелось ответить. Но Марина, положив свои пальчики ей на губы и нежно глядя в её большие круглые глаза, проворковала:

– Мы об этом спросим нашего Никиту. Правда, так будет лучше?

Мими с досады топнула ножкой и отвернулась.