Темный век. Трактирщик - Александр Воронков

В итоге, когда мы со Зденеком, после всех перипетий, подходили к калитке монастыря Святого Бенедикта, заходящее солнце уже касалось нижним краем флюгеров и шпилей городских домов.

По дороге мне, наконец, удалось разговориться с моим юным помощником и уже через десяток минут коротенькая биография Зденко Костека оказалась изложенной не хуже, чем в каком-нибудь отделе кадров.

Понятное дело, что не от нечего делать хлопец крутился возле базара, предлагая свою не безвозмездную помощь то в качестве носильщика покупок, то в качестве рассыльного. Отец его, плотник-подмастерье Ян Костек, три года тому назад был угнан монголами вместе с другими работниками, которым выпал жребий стать "десятыми" при очередном сборе дани баскаками. Серебра для откупа у бедняка не хватило, мастер же его отказался одолжить столь большую сумму. Впрочем, мастера никто не осуждал: дела у цеха Святого Йозефа, который, как известно, покровительствует всем работникам пилы и стамески, в тот год шли не блестяще. Разрешение от Дондоксамбу-нойона возводить стену вокруг города было получено князем лишь год спустя, а до того плотники и столяры перебивались продажей мелкого щепного товара, от случая к случаю подряжаясь на мелкий ремонт. По дошедшим позднее сведениям, Яну ещё относительно "повезло": отправленный в хашар, он, благодаря своему мастерству, не был поставлен в пехотный десяток-арбан, а изготавливал и обслуживал осадные пороки, иначе называемые "манджаник". К сожалению, такую добрую весть из Бургундии семье удалось получить лишь однажды, принёс её отпущенный из войска из-за увечья сосед-медник, который, впрочем, с тех пор был вынужден сменить профессию и стать глиномесом-подсобником на стройках. Оно и понятно: ежели перерублены мышцы и сухожилия правой руки, а бок перекошен ударом глевии, то о кропотливой работе с металлом приходится забыть…

Пани Костекова, оставшаяся одна с двумя детьми, перебивалась тем, что вместе с пятнадцатилетней дочерью сучила и мотала нити для мастеров цеха Святых Гутмана и Вонифатия, объединяющего ткачей и портных, а также куховарила для оброчных крестьян князя Пржемысла III и окрестных панов, пригоняемых на работы по возведению стены вокруг города и урывками строящегося уже несколько лет жатецкого собора. Благо, дом, где находились доставшиеся некогда Яну Костеку по наследству комнаты, стоял всего лишь в трёх десятках шагов от пристаней на реке Огрже и выбраться за недостроенную поверх вала стену, а главное — вернуться обратно, не платя въездной пошлины, здесь было несложно.

Мысленно я пообещал себе, что как только выдастся время, побываю в гостях у семейства Костековых. Гостеприимство братьев-бенедиктинцев, как давеча недвусмысленно заявил отец аббат, вовсе не безгранично, поэтому рано или поздно мне всё равно придётся искать себе постоянную крышу над головой, да и место для какой ни на есть "кафешки-чебуречной" тоже, безусловно, потребуется. Нет, товарищи дорогие, не тот я человек, чтобы активно прогрессорствовать и набиваться в "тайные советники вождей" у здешних правителей. Чревато это. Большими неприятностями для здоровья чревато. Буду, шо тот Штирлиц, сидеть тихэсэнько, працювать малэсэнько — так, чтобы и в колдовстве не обвинили, и злые дядьки взгляды завидущие в мою сторону не кидали. Впрочем, кому-кому, а мне покамест жаловаться на судьбу грех. Хоть и закинуло меня из родного времени леший знает куда, однако с тех пор ни одной сколько-нибудь крупной неприятности со мною не случалось. Наоборот: ухитрился не только безболезненно — если, конечно, не считать усталости от пеших переходов — добраться до более-менее цивилизованного места, но и довольно неплохо сумел заработать на разнице здешних валют и полном незнании аборигенами такого металла, как никель. А главное — сумел завести ряд знакомств, часть из которых, как уже выяснилось, весьма полезна. Чего стоит один брат Филипп: ведь с виду — обычный монах, простец-простецом, болтун и пивохлёб. Ан поскребёшь — и оказывается, что под этой личиной скрывается высоко образованный по здешним средневековым меркам человек, руководящий работник монастырской номенклатуры, чьё влияние распространяется далеко за стены жатецкой обители Святого Бенедикта… Поистине, "темна вода во облацех"… Или, к примеру, Хаим-ювелир: хоть и выжига невозможный, но ведь совершенно же необходимый тип, коль скоро, не дай бог, понадобится прокредитоваться для создания и расширения собственной производственной базы. Впрочем, исходя из опыта работы с российскими банками, от кредита у этого сына Сиона я буду стремиться елико возможно дольше воздерживаться, опираясь на собственные силы и средства — в полном соответствии с учением чучхэ и лично товарища Ким Ир Сена. Знаем мы этих пейсатых граждан, про Ротшильдов и прочих Менделей наслышаны. Да и в Средние века их методы работы с должниками уже достаточно известны: думаю, Уилли Шекспир был в теме, описывая своего Шейлока…

— А скажи-ка, Зденек: велик ли ваш дом?

— Отнюдь, ласкавы мастер Макс. Але ж два жила из всего дома. Сам же дом — то живот пана Яна Липова, ковача. Тамо ж и кузня его. Але ж её дверь с задней стены, чтоб спроть установа от Огрже воду сподручно носить, аще пожар учиниться.

"Ты глянь-ка: тут, оказывается, даже какие-то правила противопожарной безопасности действуют? Не ожидал, никак не ожидал… Впрочем, оно и к лучшему: всё-таки соседство с таким огнеопасным производством, как кузница, может закончится довольно грустно. Однако нет худа без добра: если удастся наладить контакты с этим Яном Липовым, то шансы запустить в производство кое-какие мелочи, облегчающие суровый быт средневековья, весьма повышаются. Например, за всё время пребывания в этом времени, мне так и не удалось увидеть не то, что чайника — даже банальной вилки, не говоря уж о более серьёзных вещах…"

— А всё же: в первом этаже какое помещение?

— Цо то естем "этаже", ласкавы мастер?

— В нижнем жиле, по-вашему.

— Шагов с дюжину вдоль, да с восемь впоперечь. А нащо оно?

— И печка имеется? Очаг?

— То так. Естем.

— А жильцов на постой не принимаете? Я бы хорошо заплатил.

— То мать решает. Не приймали ране.

— Ну, так после воскресенья ждите в гости, тогда всё и обсудим. Пока же у меня свои дела со святыми отцами-бенедиктинцами. Кстати, вот мы и пришли к обители. Сколько я тебе обещал за помощь?

— Обол, ласкавы мастер!

— Обол… Вот тебе три: заработал.

— Не тршеба лишних!

— Держи, держи. Я себе ещё добуду, а тебе эти монеты не лишние будут. А если лишние — так матери отдай, она-то точно им применение найдёт.

— Хвала, ласкавы мастер!