Шестая колонна - Роберт Хайнлайн

– В таком случае я не стал бы особенно переживать. Мы с вами – не единственные сосуды благодати Божьей.

– Подождите! После этого она побывала у меня в церкви лишь однажды, а потом ушла навсегда. Теперь она живет в так называемом убежище, которое они устроили для женщин. Она примкнула к этим идолопоклонникам! Я не могу с этим примириться, Фрэнсис! Какая польза от того, что исцелено ее смертное тело, если это подвергает опасности ее душу?

– Она хорошая женщина?

– Одна из лучших.

– Тогда я полагаю, что Господь сам позаботится о ее душе, без нашего с вами участия. Кроме того, Дэвид, – продолжал Дойл, набивая трубку, – эти так называемые священники. Ведь они не считают для себя унизительным прибегать в делах веры и к нашей помощи. Вы же знаете, что они не совершают венчании. А если вы когда-нибудь захотите воспользоваться их храмом, то убедитесь, что не так уж сложно.

– Это немыслимо!

– Возможно, но я недавно обнаружил у себя в исповедальне подслушивающее устройство. – Священник сердито поджал губы. – И теперь, когда мне предстоит выслушать что-нибудь такое, что могло бы представить интерес для азиатов, я с разрешения хозяев делаю это в укромном уголке храма Мотаа.

– Не может быть, Фрэнсис! – воскликнул Вуд и, немного успокоившись, спросил: – А ваш епископ об этом знает?

– Видите ли, у епископа очень много других забот.

– Ну, знаете!…

– Нет, нет, я написал ему письмо, где изложил ситуацию как можно обстоятельнее. Как только найдется человек, который соберется в те края, я попрошу его отвезти письмо. Когда речь идет о делах церкви, я стараюсь не пользоваться официальными каналами связи – там всегда возможны всякие искажения.

– Так вы ему не сообщили?

– Я же сказал, что написал ему письмо! Господу Богу это известно, а если епископ прочтет его не сразу. ничего страшного не случится.

Месяца два спустя Дэвид Вуд принес присягу и был зачислен в Секретную службу армии Соединенных Штатов. Он не очень удивился, когда вскоре после этого его старый приятель отец Дойл подал ему при встрече тайный опознавательный знак, известный только сотрудникам этой службы.

Церковь росла. Повсюду возникали все новые тайные организации при храмах и подземные центры связи – под ними. Там, в этих центрах, о существовании которых благодаря достижениям науки противник и не догадывался, у приемопередающих устройств, работавших в пара-диапазоне, круглые сутки посменно дежурили операторы. Эти люди добровольно отказались от надежды когда-нибудь вновь увидеть дневной свет, они общались лишь друг с другом и со священником своего храма и числились без вести пропавшими в списках, составленных завоевателями-азиатами. К своему неустанному труду, к неизбежным лишениям они относились философски: война есть война. Их боевой дух поддерживало сознание, что они снова обрели свободу и готовы защищать ее. Они с нетерпением ждали того дня, когда благодаря их усилиям свободным станет весь народ страны, от побережья до побережья.

А в Цитадели женщины в наушниках тщательно записывали все, о чем сообщали операторы пара-радио. Их доклады перепечатывались, систематизировались, обобщались, снабжались ссылками и комментариями. Два раза в день дежурный офицер связи клал на стол майора Армдора короткую справку обо всем, что произошло за последние двенадцать часов. Сообщения почти из двух десятков епархий, адресованные Ардмору, приходили кипами и ложились на тот же стол. Кроме этих бесчисленных бумаг, каждая из которых требовала внимания, к нему поступало множество отчетов из лабораторий: помощников у Кэлхуна теперь хватало, все пустовавшие, заселенные лишь призраками погибших комнаты были заполнены, и работа там шла по шестнадцать часов в день.

Из управления кадров сплошным потоком шли требования прислать то в один, то в другой одел еще людей. Снова и снова приходилось решать головоломный вопрос: кого можно посвятить в тайну? Весь персонал был разделен на три категории. Рядовые служащие, занятые на вспомогательных работах, – например секретарши и делопроизводители, – совершенно не соприкасались с внешним миром. Служителям храмов, имевшим дело с публикой, сообщали только то, что им необходимо было знать, и они даже не догадывались, что служат в армии. Наконец, сами «священники» по необходимости должны были быть в курсе дела – их приводили к присяге, зачисляли в армию Соединенных Штатов и объясняли истинное назначение всей организации.

Но даже «священники» не знали главного секрета – научного объяснения чудес, которые они творили. Их обучали обращению вверенными им техническими устройствами – обучали тщательно и дотошно, чтобы они могли безошибочно пользоваться смертоносными символами своей власти. Но, если не считать тех редких случаев, когда наружу выходил кто-нибудь из первоначальной семерки, ни один человек, знакомый с эффектом Ледбеттера не покидал Цитадели.

Со всей страны в Главный храм близ Денвера прибывали под видом пилигримов кандидаты в «священники». Здесь они жили в подземном монастыре, расположенном под зданием храма этажом выше Цитадели. Их подвергали психической проверке всеми способами, какие только можно изобрести. Не прошедших испытание отсылали назад, в местные храмы, где они работали простыми служителями, так и не узнав ничего существенного. Тех же, кто выдержал проверку, кто в специально подстроенных ситуациях не потерял голову от гнева, не поддался искушению проболтаться, доказали свое мужество и преданность, – этих посылали на беседу к Ардмору, который принимал их в обличий Первосвященника Бога Мотаа. Больше половины их он браковал – без всякой внешней причины, руководствуясь лишь интуицией, неясным тревожным ощущением, которое подсказывало ему, что это не тот человек.

Но, не смотря на все предосторожности, каждый раз, когда он подписывал приказ о зачислении на службу новичка и о направлении его на самостоятельную работу, Ардмора охватывало глубокое беспокойство: что если этот человек и станет тем слабым звеном, из-за которого рухнет все дело?

Такое напряжение было ему не по сила. Слишком большая ответственность свалилась на одного человека, слишком много мелочей приходилось ему помнить, слишком много решений принимать. Ему все труднее становилось сосредоточиться, справляться даже с самыми простыми делами. Он потерял уверенность в себе, стал раздражительным. Его настроение передавалось окружающим и распространялось все дальше.

Что– то нужно было делать.

Ардмор не привык себя обманывать и сознавал, что с ним происходит что-то неладное. Однажды он вызвал к себе Томаса и все ему рассказал.

– Как вы думаете, Джефф, что мне делать? – спросил он в заключение.