Афганская война глазами военного хирурга - Александр Карелин

— Ну, как Невский, Великий князь, я буду жить? — попытался даже пошутить Василий Иванович.

Дежурный доктор лихорадочно соображал, прокручивая в голове подобные случаи из врачебной практики. Ничего похожего. Тут взгляд его остановился на столе, заваленном бумагами, папками и до боли знакомыми флакончиками с улыбающимся богатырем на этикетке. Число пустых емкостей превышало десяток… Он быстро схватил один и поднес к глазам больного:

— Вы это принимаете, товарищ полковник? Какими дозами? — похолодев и внутренне напрягшись, спросил Невский.

— Да, пью уже не первый день, а сегодня вот после третьего (?!) пузырька сердце совсем останавливаться начало, вроде бы наоборот должен этот «Тоник» силы придавать. Ничего не понимаю…

Невский даже заскрипел зубами от чудовищного невежества. Перед глазами сразу возникли мучения бедных кошек на лекциях по фармакологии, наверное, во многих медицинских институтах необъятного СССР. Это сколько же животных загубили, демонстрируя, что любое лекарство может быть ядом, все зависит от дозы.

Дальше он действовал уже быстро, осознано набирая необходимые лекарства в шприцы. Ввел очень медленно внутривенно пару сердечных средств, внутримышечно полковнику тоже досталось. Василий Иванович покорно поворачивался по требованию доктора. Уже через несколько минут лицо больного порозовело, черты лица больше не напоминали болезненно сжавшуюся маску. Он глубоко и облегченно вздохнул

— Что это со мной было, доктор?

Вместо ответа, Невский сам задал неожиданный вопрос:

— Вы знаете французский язык, товарищ полковник?

Замкомбригады даже приподнялся на кровати, лицо его выражало крайнее изумление:

— Да я не только французский, но и русский тут скоро забуду, один матерный командирский приходится использовать (Все в бригаде знали о его невероятной способности виртуозно, даже красиво ругаться. Казалось, он даже не повторяется никогда). А чего ты вдруг спрашиваешь?

— Дело в том, что когда я передавал вам коробки с «Тоником» вашему сержанту Степанову, я строго велел передать: принимать только по одной десертной ложке 3 раза в день, еще оговорился, мол, не фужерами, а ложками… В крайнем случае можно прочитать на этикетке, но написано по-французски. Он все вроде понял.

— Да что-то он мне нес про ложки, не запомнил, мол, какие, но вот во Франции сказал, что пьют фужерами. Я решил — чем я хуже французов? А хорошо действовал этот ваш эликсир первые дни, я все везде успевал. Что случилось-то, сильно превысил что ли?

Невский был явно обескуражен, опять рассказывать о бедных кошках не хотелось. А больше этого снадобья полковнику ни в коем случае нельзя, сразу погибнет: чудовищная доза уже скопилась в организме. Выход нашелся. Не сильно преувеличивая, он пояснил, что следующий прием этого чудо — напитка просто убьет организм. Связано это, мол, с идиосинхрозией человека.

— С чем-чем? — переспросил полковник. — Ты меня вроде с идиотом сравнил?

— Так называется индивидуальная непереносимость лекарств.

— Усе понял. Прикажу Степке выбросить оставшиеся флаконы на помойку. — Полковник явно повеселел, силы быстро возвращались к нему.

— Зачем выбрасывать, верните обратно в Медроту. Мы используем для раненых и больных, очень помогает выздоровлению.

— Так и сделаем. Завтра вам Степка занесет остатки, еще почти полная вторая коробка осталась. — Полковник сел на кровати, опустив босые ноги, протянул руку и крепко пожал руку Невского. — Спасибо большое! А ты и, правда — Великий князь, тот тоже умел творить чудеса. Удачи тебе, старлей! Скажи Степану, чтобы принес мне поесть, аппетит вдруг разыгрался.

Невский подхватил сумку с крестом и вышел. Стало уже смеркаться, ночь здесь наступает стремительно как всегда на юге. Передал просьбу сержанту, он явно обрадовался — сильно испугался за своего любимого командира. Бегом побежал в офицерскую столовую.

Крепко вдохнув уже прохладного воздуха, Невский, не спеша, двинулся в обратный путь. На душе было радостно и спокойно. Помог такому хорошему человеку — не зря учился на врача. Взгляд его то и дело натыкался на пустые флакончики от «Тоника», разбросанные по территории жилого городка. Бригада активно принимала чудодейственный бальзам….

Несколько дней спустя Невский по плану был направлен на рабочее прикомандирование в Кандагарский госпиталь. Постепенно «страсти» по «Тонику» в бригаде улеглись — все начали готовиться к встрече Нового 1983 года…

№ 5. «Врач резал вдоль и поперек…»

«За восемь бед — один ответ.В Афгане тоже есть лазарет, —Я там валялся, я там валялся.Врач резал вдоль и поперек,Он мне сказал: «Держись, браток!»Он мне сказал: «Держись, браток!» —И я держался».

Беззастенчиво перевирая слова, Иван Владимирович нарушил молчание. Это был хороший знак — значит, можно расслабиться, все самое тяжелое уже позади. Второй час операции подходил к концу. Все знали о большой любви начальника хирургического отделения Кандагарского госпиталя к прославленному русскому барду. Он имел огромное количество кассет с песнями Высоцкого, постоянно их слушал и в ординаторской, и в своей жилой комнате. Кроме того, сам часто их напевал, совершенно не имея ни слуха, ни голоса. Но это его не смущало. Он, как рассказывал, с детства слегка заикался, врачи посоветовали ему говорить на распев, чаще самому петь. Так и следовал этим указаниям десятки лет. Но в минуты сильного волнения или возмущения заикание опять возвращалось. Однако у врача имелись в запасе слова-выручалочки («так, сказать», «в общем и целом», «э-э-э» и т. д.). Это помогало.

Внезапно прервав пение, майор отступил назад от операционного стола, сказал, обращаясь к своему ассистенту:

— Так, Санька, зашиваешь кожу без меня. Не забудь поставить резиновый выпускник в углу шва. Смотри трубку резиновую не выдерни из левого подреберья. Если будет все нормально, уберем через пару дней. Ничего, и без селезенки люди до ста лет живут. Организм молодой — справится. Пусть радуется, что жив остался после такой травмы. Еще легко отделался. Вроде трое погибли, когда машина перевернулась? — он обратился к анестезиологу, «колдовавшему» у головы пострадавшего.

Тот молча кивнул, продолжая вводить раствор в подключичную вену.

Иван Владимирович приблизился к голове солдата, находящегося еще в наркозе.

— Молодой совсем. Наверное, еще и девок не любил. Ничего, теперь комиссуют, поедет домой. Там все наверстает. А красивый парень, так ведь, Зинуля? — обратился он к сестре-анестезистке, что стояла рядом с дыхательным аппаратом, продолжавшим нагнетать воздух в легкие травмированного.