Инквизиция: царство страха - Тоби Грин

Поэтому становится понятно, что у Эрреры имелись основания говорить о Салазаре, как о человеке «устрашающего вида, чрезмерно суровом в судебной процедуре ведения расследования и в вынесении приговора».

Об общем способе действий этого Салазара можно судить по делу рыбака, который не отдал пажу инквизитора из своего улова столько, сколько хотел хозяин слуги. Просто улов в тот день оказался совсем скудным, и нельзя было удовлетворить всех.

Рыбак предстал перед Салазаром. Допрос продолжался в течение всего дня…

Сообщения Эрреры о методах, применяемых Салазаром, поступили в высший совет (Супрему) слишком поздно. За два месяца до их поступления сам инквизитор выступил с протестом против Эрреры, которого 14 августа 1553 г. лишили должности[528].

Но достоверность докладов Эрреры вскоре была продемонстрирована сполна. К 1558 г. Салазар оказался вовлечен в серию текущих споров с гражданскими властями Мурсии[529]. Этих людей, как жаловался он сам в письме от 14 июня 1558 г. в высший совет (Супрему), подстрекали те, «кто питают враждебное отношение к Святой палате». Во вступлении инквизитор заявлял: «тайные иудеи» Мурсии вскоре смогут слишком ясно понять, что он «ставит свою честь выше тысячи жизней».

В то же лето в Мурсии началась эпидемия чумы. Преданное служение церкви со стороны команды инквизиторов не предполагало готовности рисковать своей жизнью ради истины. Они бежали из города и набросились на небольшой городок Эльин. Салазар остановился у некоего Мигеля Матео, который жил со своей тридцатилетней овдовевшей дочерью Каталиной. Инквизитор быстро пристроился к ним в компанию и убедился, что ему не придется страдать от голода. Типичный обед состоял из ноги беконной свиньи, шести цыплят с острой приправой, за которыми следовали двенадцать жареных цыплят с беконом. Жареная баранина, шесть порций среднего размера бланманже, вишня, абрикосы — все это сопровождалось белым и красным вином[530].

Такие пиршества едва ли рассчитаны на холодный темперамент. Салазар быстро вступил в интимную связь с вдовой Каталиной[531]. Все это привело к сплетням, отношения между ними вызывали особую подозрительность у Лопе Чинчильи, одного из местных жителей.

Каталину видели вместе с Салазаром в окне здания, где находился весь двор инквизиции. Это происходило во время боя быков, за которым они наблюдали. Однажды при азартной игре в карты Чинчилья проговорился о своих подозрениях.

16 января 1559 г. инквизиция арестовала Лопе де Чинчилью, обвинив его в тайном исповедании иудаизма. Его обвинял «друг-иудей» Хуан де Валибрера, Хуан де Алива и его жена. Всех их арестовали, Салазар обвинил их в тайной приверженности иудаизму.

Относительно точности этих свидетельских показаний можно судить по тому факту, что Салазар ходил «один в дни религиозных праздников и ночью в тюрьмы, убеждая людей давать показания на других, заставляя третьи стороны поступать тем же образом. Он даже отправлялся совершенно один безо всякого сопровождения на законное слушание дела, чтобы пытать их».

Но, несмотря на весь характер этих «доказательств» и историю Салазара, Лопе де Чинчилью сожгли 8 сентября 1560 г., поскольку он выступал против отвратительного злоупотребления властью.

На несколько следующих лет огромные костры пылали в Мурсии. Точно число сожженных не установлено, так как записи утрачены. Но в 1562 г. сожгли девятнадцать человек, тайно исповедовавших иудаизм, а также двух морисков[532].

В следующем году сожгли еще четверых тайных иудеев[533].

В 1569 г. жители Мурсии пожаловались в Рим, что сожжено более 500 человек, которые до самого конца кричали, что они верные католики. Когда посланцы заявили свой протест в высший совет (Супрему) еще в самом начале суровой политики подавления, после возвращения в Мурсию их всех арестовали и бросили в инквизиторскую тюрьму. Представитель Супремы пытался освободить некоторых из заключенных, но ему сделал выговор великий инквизитор Вальдес. Было сказано, что больше никогда не следует даже пытаться делать что-нибудь подобное[534].

Безусловно, в этом страшном рассказе о коррупции и паранойе ощущаешь больше, чем просто эхо деяний Лусеро в Кордове за пятьдесят лет до того. Но и время оставляет свой отпечаток. Когда в Кордове протесты горожан закончились заседанием совета в Бургосе (см. начало главы) и снижением престижа инквизиции, жалобы из Мурсии остались более или менее незамеченными. Вопрос о целостности инквизиции просто не стоял. Хотя паранойи Лусеро был брошен вызов, паранойя Салазара оказалась популярной.

А сейчас вернемся к тому письму великого инквизитора Вальдеса от 1558 г. и многочисленным угрозам вере, о которых он упомянул. Среди них были и «вызовы», исходившие со стороны обращенных мусульман — морисков (см. начало главы).

Они, как мы только что видели, стали особыми объектами инквизитора Салазара в первые годы его пребывания в Мурсии. Проблема морисков к концу XVI века сделалась центральной для Испании.

Эти мориски — потомки мавров, насильно обращенных в христианство в Гранаде в 1502 г., в Арагоне и Валенсии в 1520-е гг. Проблемы, связанные этими двумя группами, были различными. В Гранаде мориски были потомками населения последнего королевства мавров в Испании. А в Арагоне и Валенсии они жили под христианским владычеством в течение столетий, что предполагало, что этой группе оказалось значительно проще ассимилироваться.

Однако тот способ, с помощью которого морисков Арагона и Валенсии обращали в христианство, способствовал плохому старту. В период между 1520 и 1522 гг. в регионе свирепствовала гражданская война. Она имела форму народного восстания против аристократии, ее возглавляли братства, известные как «германии». Так как мусульмане Арагона в большинстве своем были сельскохозяйственными тружениками, которые работали на крупных помещиков, они оказались легкой мишенью для повстанцев. Основная часть армии герцога Сегорбе в битвах с «германиями» при Оропесе и Альменаре в июле 1521 г., а также третья часть пехоты вице-короля Мендосы при Гандии (битва 25 июля) были представлены маврами. «Германии», делая их своей мишенью, могли попытаться разгромить противников и пробудить у них нестроения, утверждая псевдорелигиозную мотивацию[535].

Поэтому, когда в 1521 г. мятеж охватил восточную Испанию, мусульман погнали к купелям или убили. Около 40 000 человек погибли в боях, не говоря о массе других, которые умерли от голода и эпидемий[536]. Бойцы повстанцев искали мусульман повсюду, где бы те ни находились, уничтожая всех, кто отказывался от крещения[537]. Мечети освящали в качестве церквей, в них служили литургию[538]. В Гандии крещение проводили с помощью метелок и ветвей, смоченных в ручье. В Полопе мавры прятались в замке несколько дней и вышли из него только тогда, когда войска восставших пообещали пощадить их, если те примут крещение. «И как только крещение закончилось, они перерезали глотки 600 из них, даже не вспомнив о своем обещании, а заявив, что этим способом они отправили их души на небеса, а монеты — себе в карманы»[539].

К концу 1522 г. это восстание разгромили окончательно. Незамедлительно инквизитор Валенсии Чуррука потребовал власти над бывшими мусульманами, разыскивая списки всех вновь обращенных.

Проблема заключалась в то, что принудительное обращение стало произвольным и беспорядочным. Никто не знал, кого крестили, а кого нет. Единственным возможным решением оказалось немедленное завершение работы. В феврале 1524 г. высший совет Супрема предоставил Чурруке полномочия для проведения расследований и выявления морисков-вероотступников.

Следующей весной в Мадриде созвали чрезвычайное совещание Супремы. 11 апреля великий инквизитор Манрике постановил: с этого момента и далее следует считать всех мусульман христианами[540].

Конгрегация сформулировала это следующим образом: «Учитывая, что в процессе обращения и крещения не применялось абсолютно никакого давления или насилия, все, кто прошли его, обязаны соблюдать догматы католической веры»[541].

Понятно, что они решили: если считать, что обращение не было принудительным при «германиях», то необходимо предусмотреть, чтобы далее оно оказалось бы таким же.

Приказ, предписывающий морискам пройти обращение или покинуть страну, сопровождался рядом условий, которые фактически исключали для них все возможности, предлагая только одну — остаться в стране в качестве «христиан». Серия писем из Арагона свидетельствовала о том, что бывшие мусульмане оказались важны для процветания королевства.

22 декабря 1525 г. Карл V издал указ, просто запрещающий морискам покидать Арагон. Но сам король 14 декабря 1525 г. написал папе: «Обращение, которое провели, вовсе не было добровольным для многих из них. С тех пор они не были проинструктированы и обучены нашей католической вере»[542].