Возвращение из мрака - Анатолий Афанасьев

Могу поклясться, ее смуглые щеки слегка порозовели, и она отвернулась. Порылась в сумочке, достала радужную пачку каких-то особенных сигарет с ослепительной мулаткой на коробке. Я поднес зажигалку. Продолжал делиться сокровенным.

– Есть такая фирма «Луксор», ремонт бытовой техники и прочее. Там я обретаюсь. За последние годы деньжат немного накопил, долларов пятьсот. Если хочешь, отдам тебе.

Видно, я как-то чересчур изысканно объяснялся в любви, девушка словно язык проглотила.

– Кроме того, у меня действительно есть деловое предложение. Тот, кому ты принадлежишь, моего сына добром не вернет. Я чувствую. И тебя добром не отпустит. Я ведь сразу тебе сказал, у нас общие интересы. Все остальное не так уж и важно. С похотью справлюсь как-нибудь. Но без Вишенки мне хана. Почему молчишь? Скажи что-нибудь. А то нечестно получается. Обо мне знаешь все, а я о тебе ничего.

Она сказала:

– Можем так просидеть два часа, и никто не подойдет. Здесь самообслуживание. Надо самому взять, что надо. Мне – орешки и коктейль. Вон у той стойки.

Я сходил, куда велела. Себе взял кружку пива и бутерброд с сыром. Во рту пересохло. Было ощущение, что погружаюсь в бездну, из которой, возможно, вынырнуть не удастся. Коктейль (в основном ром с молоком) и орешки в серебряной вазочке обошлись всего в пять долларов. Пиво и бутерброд – в доллар. Для кого пустяк, а для кого финансовый штопор.

За несколько минут мы уже переступили в новые отношения, хотя трудно определить в какие. Не во враждебные – это точно. И не в доверительные. И уж, конечно, не в любовные. Возможно, в рыночные. И все же за ее профессиональным умением говорить, ничего не выдавая, я угадал самое важное – она тоже думала обо мне. В каком ключе – непонятно, но думала. Иначе, с какой стати вообще согласилась на встречу? С другой стороны обыкновенное женское любопытство безгранично.

Строгий жакет чуть приоткрывал загорелые, золотистые груди и трогательную ложбинку между ними. Когда ставил перед ней коктейль, невзначай туда заглянул – и вожделение вдруг затуманило глаза почти до куриной слепоты. Словно по лицу полоснули прожектором. Помнится, подобные ощущения я испытывал последний раз лет тридцать назад, в пионерском лагере, когда влюбился в пионервожатую. Студентка (имя забыл, внешность помню) занималась с младшими отрядами, а я был среди старшеклассников, и у нас затеялся нешуточный роман. Она подманивала меня со всем пылом дерзкой, заносчивой юности, но многого не позволяла. Только в последний день, в вечер прощального костра мы провели вместе несколько часов: топтались на полянке в медленном танго, бегали по лесу, целовались и обнимались, наговорили друг другу много любовной чепухи, на том все и кончилось. И вот тяжкое, мучительное сладострастие той волшебной ночи четверть века, лишь зажмурь глаза, заново гудит в клетках. Нынче много говорят и пишут о том, что при прошлом режиме, при лагерях и очередях за колбасой девочки были более целомудренными, мальчики все как один мечтали стать космонавтами, а секса как такового, в его мировоззренческом западном варианте, не было в помине, но все это вранье. Думаю, отношения между мужчиной и женщиной и сила их влечения не изменились с тех достославных времен, когда люди жили в пещерах и мужчина от избытка чувств бросал избраннице лучший кусок пропеченного на костре, полусырого лосиного мяса. От чистой, примитивной физиологии люди иногда поднимались к возвышенным любовным переживаниям, окрашенным светом звезд, и снова падали в бездну черной похоти, и век за веком любящие сердца при слишком плотном соприкосновении разбивались на множество хрустальных осколков, не поддающихся склеиванию. Попытка нынешних новых прогрессистов начинать растление детей прямо с колыбели, причем с поголовным охватом, все эти программы планирования семьи, порнография по телевизору и на книжных прилавках, распространение среди девочек и мальчиков глянцевых журнальчиков типа «Коул» и «Иес», где темы для обсуждения связаны исключительно с гениталиями, и еще многое другое в этом роде, конечно, принесли некоторые результаты, несколько поколений оказались духовно стерилизованными, но это не навсегда и даже ненадолго.

– Володя, – напомнила о себе Стелла, – ты о чем-то задумался? Неужели все о том же?

– В основном о Вишенке. Где он? Что с ним? Так сердце давит.

– Володя, увы, ничего не могу для тебя сделать. Даже если бы захотела. Но я понимаю, что значит, когда похищают твоего ребенка.

– Нет, ты можешь помочь. Я ведь сказал, что есть предложение.

– Какое, Володя?

Я отпил пива, собрался с духом.

– Ты знакома с дочкой Гараева?

– Да, знакома… – я ждал продолжения, и она добавила: – Было время, абрек доверял мне больше, чем кому-либо другому. За это теперь я расплачиваюсь.

– Ненавидишь бека?

– Скорее боюсь. Он – моя главная ошибка в жизни. Ты прав, я мечтаю освободиться, но не знаю как. Это, Володя, хищник с железным желудком. Переваривает все, что попадет в пасть. И никогда не отрыгивает. Прости, я…

– Ничего… Ты уверена, что пришла одна?

– Да, конечно… Он приглядывает за мной, но не так плотно, как думаешь. Считает, достаточно преподал мне науки, чтобы я больше не рыпалась.

Мы не заметили, как перешли на «ты», и не заметили, что разговор принял такой откровенный характер, словно мы знакомы сотню лет и не раз проворачивали вместе темные делишки. Когда я это сообразил, на сердце потеплело. Я ей нужен. Может, не меньше, чем она мне. Она в который раз легко отгадала, о чем я думаю.

– Верно, Володечка. Я обрадовалась твоему звонку. Хочешь знать причину? Пожалуйста. Я все последние годы почти не встречалась с теми, с кем хотела. Некогда было. Не осталось даже подруг. А в тебе есть что-то надежное, человеческое. Чем-то ты моего папу напоминаешь.

– Сомнительный комплимент, – я отпил из кружки. – Давай лучше вернемся к Марианне. Она тебе доверяет?

– Наверное… Мы успели подружиться. Она не похожа на отца. У нее доброе сердце и ясный ум… Что ты придумал, Володя?

– Хочу забрать ее из Оксфорда, привезти сюда и обменять на Вишенку. Поедешь со мной?

Поперхнулась коктейлем, взгляд остолбенелый.

– Я не ослышалась, нет?

– А что тут такого. Можно взять с собой Каплуна. Это мой друг, тоже надежный человек. Ему Исламбек чуть шею не свернул. Но он рискнет еще разок. Он отчаянный. Собрался жениться на молоденькой армянке.

На сей раз Стелла высказалась с оттенком соболезнования.

– Володя, ты не допускаешь, что вся эта история как-то повлияла на твою психику?

Я улыбнулся покровительственно:

– Они не ждут от нас ничего подобного, а мы это сделаем. В том вся и хитрость. Сделать то, чего не ждут. Иначе их ничем не проймешь.

– Ты про кого говоришь, Володечка?

– Да про тех, кто ворует детей.

– А что после будет с нами?

К этому вопросу я, естественно, был готов.

– Со мной – неважно, а тебя прикроет Дарьялов, бывший полковник ГРУ. У него огромный опыт. Спрячет так, что родная матушка не сыщет. Но это ненадолго. Дни Гараева все равно сочтены. Он хотя и с железным желудком, как ты говоришь, но Вишенкой подавится.

Губы ее приоткрылись, грудь вздымалась от бурного дыхания. Хотела что-то сказать, вероятно, путное, но споткнулась на полуслове – и лишь жалобно пролепетала:

– Володечка, прошу тебя, принеси коньяка. Большую рюмку.

Я сходил к стойке. Володечка. Я – Володечка. И интонация сердечная, искренняя. Как быстро сбросила с себя позолоченные рыночные доспехи и обернулась растерянной женщиной, которая не знает как разговаривать со свихнувшимся, зациклившимся на изуверских планах мужичком. Неужто и это всего лишь умелое лицедейство, или открылась ее истинная суть? Хоть так, хоть этак, но между нами шел сложный поединок, и от того, как он закончится, зависело, наверное, мое ближайшее будущее. Я это сознавал, сознает ли она?

Подал с поклоном хрустальную рюмку, пододвинул нарезанный на фарфоровом блюдце лимончик, украшенный горкой сахарного песка.

– Прошу, сударыня.

– А ты?

– Я за баранкой.

– За баранкой? Как же сюда добрался? Ведь уже был под мухой.

– Подфартило. Дворами просочился.

Кивнула с пониманием. Выпила свой коньяк. Закурила с видимым облегчением. Что-то в ее настроении снова менялось. Изучая меня с таким видом, будто разглядывала прыщик на губе. Меня это не смущало. Во мне крепла уверенность, что мы сошлись не на час и не на два. Может, на целый месяц, если Господь его нам подарит. Пока шло к тому, что не подарит.

– Володя, можешь ответить честно, без дураков на несколько вопросов?

– Могу. Я вообще избегаю вранья. Ложь чужда моей солдатской натуре.

– Ага… Я заметила, какой ты солдат. Тогда скажи, вот все это, что ты придумал про Гараева и про поездку в Англию, – ты всерьез или придуривался?