Семь лет спустя - Джессика Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мел шагнул к ней, и Коппер испугалась, что сейчас он ее ударит. Но он круто повернулся и пошел к двери. Выходя, Мел ледяными глазами взглянул на Коппер через плечо.
— Тебе, Коппер, я ничего не даю только потому, что мне ничего от тебя не хочется получить взамен, — с обжигающим презрением процедил он и вышел, громко хлопнув дверью.
— Что с тобой? — охнула Джорджия утром, увидев измученное лицо и поблекшие от тоски глаза Коппер.
— Ничего, все хорошо, — с резиновой улыбкой отозвалась та, хотя в глазах у нее мелькали круги, а сердце сжимала ледяная клешня.
Всю ночь она провела без сна, с тупым отчаянием упершись взглядом в стену. В голове бились и отдавались эхом слова Мела. Бестолковая. Безответственная. Хуже Лайзы. С тех пор как Мел вышел из спальни, она его не видела, но ей и не нужно было его видеть. Теперь, когда ей стало ясно, какого он о ней мнения, надежда разрешить все проблемы в постели показалась Коппер до смешного наивной.
Мел никогда не простит ей происшедшего с Меган, и чем больше Коппер думала об этом, тем больше убеждалась, что он совершенно прав: в Бирраминде от нее нет никакого толку, она явно пришлась не ко двору. Мелу нужна жена вроде Джорджии, а Коппер совсем не такая, как она. Душа Коппер окаменела, но зато теперь она твердо знала, что ей надо делать.
Главное — не обращать внимания на тревожные взгляды Джорджии.
— Как там Меган?
— Прекрасно, если бы не лодыжка, — ответила Джорджия. — Дети такие непоседы, но мы решили, что сегодня ей лучше полежать, чтобы не случилось осложнений после ушиба головы.
«Мы»… Коппер вздрогнула. Хоть это вырвалось невольно, но спокойствие и рассудительность Джорджии остро напомнили ей о ее собственной никчемности.
— Пойду проведаю ее, — вяло сказала она.
Меган со скучающим видом сидела среди подушек, но, заметив Коппер, просияла и заторопилась продемонстрировать забинтованную ногу.
— У меня растяжение, — гордо сообщила она и тут же попросила: — Почитай мне.
— Не сегодня, мое солнышко, — сдавленным голосом сказала Коппер, присаживаясь на край кровати. Горло стиснула судорога, трудно было глотать. — Я должна поехать в Аделаиду.
— А я? — вскинулась Меган.
— А ты останешься здесь и позаботишься о папе, — покачала головой Коппер.
— А когда ты вернешься?
Коппер замялась. Она собиралась сказать Меган, что вернется через недельку-другую, но, может, это более жестоко, чем сразу сказать правду?
— Меган… Я не вернусь.
Никогда в жизни ей еще не было так тяжело.
Меган уставилась на Коппер, ее голубые глаза, и без того огромные, становились все больше и темней.
— Ты не можешь уехать!
Больше всего Коппер боялась этой минуты, но во взгляде Меган было нечто худшее, чем она могла вообразить.
— Папа говорил, ты насовсем останешься с нами.
Голосок Меган взметнулся до крика, сорвался, и полились горькие слезы.
— Меган, милая…
Коппер прижала плачущую девочку к себе и разрыдалась. Слезы обжигали ей щеки и стекали на темные кудряшки Меган.
— Прости меня, — шептала она, понимая, что для маленькой девочки одного «прости» мало, — Джорджия будет заботиться о тебе, ты ведь любишь Джорджию?
— Не нужна мне никакая Джорджия, — всхлипывала Меган, — мне нужна ты! Ты же сама говорила, что останешься навсегда!
— Меган, я… — Слезы мешали говорить, голос дрожал. — Я не хочу уезжать. Мне хотелось бы остаться навсегда.
— Тогда зачем ты едешь?
Как объяснить такое четырехлетнему ребенку?
— Меган, ты любишь папу?
Темная головка с готовностью кивнула, и Коппер собралась с духом:
— Вот и я тоже, а он меня не любит.
— Любит! Любит!
Коппер хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать звонкого голоска Меган.
— Знаешь, когда любишь человека, желаешь ему счастья, даже если сама несчастлива. Вот и я так. Думаю, твой папа будет счастливее, если меня с вами не будет.
— Нет! — рыдала Меган. — Он тоже хочет, чтобы ты жила с нами!
Коппер крепче прижала малышку к себе, поцеловала кудрявую макушку.
— Я здесь никак не могу прижиться, Меган, — сквозь слезы говорила она. — Но ты знай: я очень люблю тебя и буду любить всегда. Ты будешь умницей ради папы, правда ведь?
Меган не ответила, только отчаянно уцепилась за Коппер, мешая уложить себя в постель. В конце концов Коппер пришлось сидеть и баюкать девчушку, пока та не уснула, обессилев от слез.
Коппер укрыла ее, нежно отвела спутанные кудряшки с раскрасневшегося, заплаканного личика. Она еще долго стояла и смотрела на вздыхающую во сне Меган, и сердце у нее разрывалось, а потом тихо вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Ты не можешь уехать! — протестовала Джорджия, когда Коппер посвятила ее в свои планы. — Нельзя вести машину в таком состоянии.
— Придется, — онемевшими губами произнесла Коппер и села, сгорбившись как старуха.
Джорджия расстроилась.
— Я знаю, вы с Мелом поссорились вчера ночью, — робко начала она. — Он выходил из спальни с таким видом, будто мир рушится. Просто у вас был очень тяжелый день, вы оба переволновались… Поговорите, и я уверена, все обойдется.
— Мы с Мелом уже поговорили. Хватит! — возразила Коппер. Ее одолевала усталость. Странно, еще нет девяти. — Я тут не у дел, Джорджия. Верхом ездить не умею, починить машину не умею, ногу перевязать не могу, а вчерашний день показал, что не гожусь даже смотреть за Меган.
— Ерунда все это, — решительно перебила ее Джорджия. — Главное — вы с Мелом любите друг друга. Останься, поговори с ним вечером.
— Не могу.
Коппер скривилась от рыданий. Она не вынесет больше отвращения и презрения в глазах Мела. Хватит с нее и одного раза.
— Правда, не могу.
— А что мне сказать Мелу, если он спросит, почему ты уехала?
Коппер подняла чемодан. В спальне на подушке лежит ее экземпляр контракта, разорванный пополам.
— Ничего не говори. Он сам поймет.
Плача, Джорджия проводила Коппер до машины.
— Тебе надо остаться, — всхлипывала она, обнимая Коппер на прощание.
— Нет, так будет лучше для всех. — Коппер смахнула слезы. — Джорджия, ради меня позаботься о Меган. И передай Мелу… Скажи ему, что я очень сожалею… обо всем.
— Вечером я вышлю брошюру почтой, — сказала Коппер в трубку, потирая занывшую вдруг шею. И как это раньше ей нравилось работать в офисе?
Последние десять дней она пыталась по кусочкам собрать воедино свою прежнюю жизнь, но ни на минуту не могла отделаться от ощущения мутной нереальности происходящего. Реальной была лишь непроходящая боль в сердце. Дни тянулись бесконечно, а впереди был лишь вечер, унылый, как все вечера теперь. Раньше Коппер нравился неумолкающий шум и стремительное движение большого города, но теперь она возненавидела в этом городе все: асфальтированные дороги, запах бензина, беспрерывно трезвонящий телефон, многочасовой рабочий день, заполнение бесчисленных бланков и рассылку брошюр в больших конвертах.