Гардарика любовь моя - Андрей Кедрин

— Вряд ли… — Инспектор успел заметить, как шальные, сверкающие от наслаждения глаза спутницы резко изменились — чуть сузились зрачки, и разом слетела сладкая пелена. Причину перемены он понять уже не мог, оседая на землю. Его единственный стон запутался в последнем поцелуе, так и не отлетев далеко. Девушка резко выдернула нож-траншейник из спины инспектора и провела кусочком влажной ваты по узкому клинку. С шипением испарились остатки крови, а «кошка» быстро включила сканер и набрала на клавиатуре несколько команд. Экран замигал тревожным красным цветом, а «кошка», словно превратившись в это животное, бесшумно скользнула обратно, к празднично одетой толпе.

На площади, как и рассказывал инспектор, можно было заметить несколько групп людей в броне и с надписью «ФМС» на спинах. Они останавливали всех, подходивших к храму, для обязательного сканирования. С каждым шагом, приближавшим его к проверяющим. Алексей чувствовал усиливавшееся волнение. Как они отреагируют на запрет сканирования? Поднимут шум или извинятся и пропустят? А если пропустят, то будут ли докладывать о странных визитерах? На эти вопросы Соснов ответа не получил. Все инспекторы разом пришли в движение, двинувшись в противоположную сторону площади. Некоторые даже подгоняли своих коллег, увлекшихся проверкой. Разгадка столь странного поведения нашлась быстро — чуть покрасневшая, но выглядевшая довольной «Песчаная кошка»-учитель появилась рядом со своими соратникам и легко кивнула.

— ФМС подан сигнал о том, что к западу от храма зафиксировано несколько неграждан. Пославший сообщение инспектор запросил помощь, воспользовавшись кодом тревоги высшего уровня. — Тайра говорила это уверенно, словно она сама колдовала над сканером. — Молодец, Ника, хорошая смена растет…

Глава 27

Ночные грезы Вадима Соснова не долго были приятными. Вначале он, витая в дремоте, готовился совершить традиционное жертвоприношение. Он уже видел пышные формы абсолютно обнаженной девушки, которая лежала на алтаре и чувствовал золоченую рукоятку ритуального кинжала. Со сладкой дрожью он приближался к алтарю, наслаждаясь страхом в широко раскрытых глазах полугражданки. Но вдруг пылавшая над головой сфера как-то странно изогнулась, затрепетала словно пламя свечи от дуновения ветра. Вадим не слышал — сон был беззвучен, но почувствовал, как благочестивое настроение толпы сменяется криками ужаса. Потом на его плечо легла чья-то рука. Жрец гневно обернулся к ослушнику, осмелившемуся на крайнее святотатство — подняться к наружному алтарю. И тут же ярость от вмешательства в грезы сменилась ужасом — рядом с ним стоял бывший друг, начальник храмовой стражи, полковник Константин Сергеев.

— Ты уж извини, что я не переоделся, очень уж спешил на встречу, времени у меня осталось мало… — полковник подцепил двумя оставшимися на обугленной руке пальцами расползавшиеся клочья формы. Вадим опустил глаза и увидел на его груди несколько ран от лазерного луча — сквозь обрамленные черным дыры виднелось осеннее небо.

— Тебе не с кем встречаться, тебя больше нет на этой земле! — Вадим попытался освободить плечо, но пальцы мертвеца лишь сильнее сжали его.

— Погоди, успеешь еще насладиться… ты ведь сам этот ритуал придумал да? Никогда не мог добиться живой женщины и теперь отыгрываешься на самых молодых и привлекательных? — Соснов-старший одеревенело повернулся, поднимая перед лицом ритуальный кинжал.

— Изыди! — Сверкающий клинок не произвел никакого действия. Константин лишь мотнул головой — она единственная не пострадала от огня.

— Я уйду туда, где меня ждут. — Изуродованная рука указала на запад — туда клонился солнечный диск. Соснов заметил, как от руки потянулось странное сияние, словно шторы, распахнувшее небо. В образовавшемся проеме, среди яркого огня возникла женская фигура. Она с готовностью потянулась к Сергееву, и тот радостно сжал плечо бывшего друга. — Она ждала меня, меня, понимаешь ты! Наш сын будет жить, и мы встретимся после… а ты…! — Не договорив, он исчез в столпе света. Соснов покорно посмотрел в противоположную от светлого проема сторону. В земле, у самого подножия храма разверзлась глубокая щель, мерцающая густым багровым пламенем. Жреца неудержимо потянула туда, он сделал последнее усилие, пытаясь толи зацепиться, толи ударить кинжалом жертву — и проснулся.

Несколько минут Вадим глотал ртом воздух, глядя в потолок. Сердце рвалось наружу, пульсировало болью затекшее во сне плечо. Или не во сне все было? От этого вопроса Вадим подскочил в кресле и уставился на свою руку. Кинжала в ней не было и это немного успокоило. Ноги подгибались — толи из-за потери крови, толи от нервного напряжения. Соснов сделал несколько шагов, при этом потолок комнаты послушно посветлел, и добрался до бара. Наугад выбрав темную бутылку, он опрокинул ее над стаканом. Густое, темное вино выплеснулось в емкость, окрасив ее кровавым цветом. Жрец вздрогнул от непонятного страха, расплескав вино. Стакан ощутимо стучал о зубы, но едва приторно-сладкая и столь же крепкая жидкость опустилась в желудок, пришло блаженное расслабление. Некоторое время Соснов прислушивался к своим ощущениям, потом, успокоившись, одернул мантию и вышел из кабинета.

Под ногой звякнул металл. Скрип закаленной стали, скользнувшей по плиткам пола нельзя было спутать ни с чем. Еще не опустив глаз, Соснов знал, что у его кабинета лежала не оброненная послушником монетка, не гаечный ключ или отвертка, забытые нерадивым ремонтником. Ничего страшного в предмете не было — шесть дюймов обоюдоострой стали, черное титановое напыление на клинке и закопченная рукоятка. Но при взгляде на старый кинжал вернулась боль в рассеченной мышце.

— С-с-сволочь… — Прошипел Соснов, неведомо к кому обращаясь, и уже нажав кнопку микрофона, рявкнул, — Дежурный по этажу, ко мне! — Бледный послушник не прибежал, прилетел на зов жреца. Юноша, несмотря на свое почтение, граничащее с обожанием, испуганно отпрянул, когда Вадим ткнул ему под нос кинжал. Испугал его однако, не клинок, а смесь выражение отвращения и страха, появившаяся на всегда бесстрастном лице жреца.

— Что это такое? Почему под моей дверью валяется ЭТО? — Монах задрожал, мысленно прикидывая, какое наказание получит он за свой проступок. Словно за соломинку, он ухватился за воспоминания о недавних событиях.

— Лейтенант… полковник… начальник… взял… шел… уронил…наверное. — Вадим с рыком бросил звякнувший клинок на пол. С рассеченной ладони сорвались капли крови — лезвие было очень острым, а он в ярости не рассчитал сил, сжимая его в руке.

— Да говори ты толком… трус! — Монах окончательно растерялся, глядя на жреца, размахивавшего окровавленной рукой. Лишь через несколько мгновений, он все же выдавил из себя, что кинжал у тела бывшего начальника, видимо, подобрал лейтенант Сергей Ярский — он давно заглядывался на него. Но без ножен носить его можно было разве что за голенищем, где полностью он не поместился. И, когда он, уже повышенный в звании, явился к Верховному жрецу, ненароком зацепил гардой за дверь выронил клинок… Ответ Вадима успокоил — он бы придумал такое объяснение и сам. Только над своей версией он бы подольше поломал голову. Тогда, возвращаясь в кабинет за кровоостанавливающей губкой, вспомнил бы, что дверь у него входит в стенную нишу, и зацепиться ни при входе, ни при выходе не за что…

Но суеверия жрец считал пережитком прошлого. Он предпочитал самостоятельно придумывать для людей приметы и молитвы, а не вспоминать известные еще с детства. Странное появление кинжала — как раз после зловещего сна, будь оно и происками потусторонних сил, не могло надолго задержать его. Наскоро обработав рану и заклеив ее остатками специального геля из баллончика, оставленного хирургом, Соснов отправился на вершину храма, готовиться к очередной церемонии чествования Солнца.

Правда, у выхода из подземной секции он замешкался — снова вспомнился зловещий сон и слова о женщинах. Стыдясь своего порыва, он развернулся и быстро прошел обратно по коридору. Три поворота, четыре пролета — и вот она, храмовая темница. Глубоко под землей, скрытие за несколькими дверьми, своей участи ждали пленники, избранные на роль жертв Солнцу. Были среди них не только преступники — чаще всего сомнительная честь погибнуть под ритуальным ножом предназначалась тем людям, которые чем-то сильно не угодили Храму. Соснов вспомнил, как несколько лет назад добился, чтобы здесь оказался один из послушников, чересчур рьяно добивавшийся поста жреца. В юноше Вадим без труда усмотрел будущего соперника и со спокойной душой объявил о воле Перуна — видеть блестящего ученика в своем царстве. Послушник воле бога, переданной через Верховного жреца, не поверил, но это было неважно — охранники с ним справились быстро, а после нескольких инъекций он даже радостно смеялся, лежа на алтаре.