Безупречный муж - Лиза Гарднер

Куинси читал уже десятую страницу записей, но все безуспешно. Операторы отвечали на каждый звонок, записывали имя и адрес звонившего, его телефон и краткое содержание его сообщения. Затем офицеры полиции на дежурстве просматривали эти записи и вычеркивали восемьдесят процентов звонков как абсолютно бесполезные. Восемнадцать процентов помечались как достойные звонка, и только два процента требовали личного посещения. Сообщали все, что угодно, начиная с того, что Джим Бекетт – это сам Элвис[61], и кончая информацией о кражах автомобилей.

Куинси отложил записи и налил себе вторую чашку кофе. Растворимого. Он ненавидел эту бурду. Агент верил, что справедливость в мире наступит в тот самый день, когда в полицейских участках установят аппараты для приготовления капучино.

Лейтенант Хоулихан заметил Куинси с другого конца комнаты и подошел к нему.

– Выглядишь ты просто ужасно, – начал он беседу.

– Спасибо. Новые правила внутреннего распорядка. Все агенты должны выглядеть измученными, иначе им урезают зарплату за безделье.

– Что у вас новенького?

– Плохо то, что мы так и не обнаружили Джима Бекетта. Хорошо то, что, по-моему, мы нашли Джимми Хоффу[62]. Да, ну и еще отбили пару атак НЛО на правительство Соединенных Штатов.

– Неплохо. А как тебе наш кофе?

– Абсолютно и фантастически ужасный.

– Благодарю, мы этим очень гордимся. Обрати внимание, что рядом с кофеваркой стоит большая коробка с ТАМС[63].

Куинси кивнул и допил свой кофе. В конце он не смог не вздрогнуть, но все-таки какое-то количество кофеина попало к нему в организм. Поставив чашку, он покрутил головой, напряг и развел руки в стороны и, наконец, почувствовал себя живым человеком. Агент обратил внимание на медальон, который висел у Хоулихана на шее. Раньше он его не видел.

– Что, новый талисман, приносящий удачу?

– Это мое обручальное кольцо, – на лице лейтенанта появилось глуповатое выражение, и он переступил с ноги на ногу.

– Правда?

– Понимаешь, для жены очень важно, чтобы я носил кольцо. Я уже много раз говорил ей, что у меня такая работа, что чем меньше будет известно о моей личной жизни, тем лучше. Три дня назад была первая годовщина нашей свадьбы; так она сделала из моего кольца медальон и подарила его мне. Теперь мы оба счастливы. И, может быть, он принесет удачу – она нам нынче совсем не помешает. А ты женат?

– Недавно развелся.

– Эта у меня уже третья, – признался лейтенант, указывая на медальон. – Она медсестра в травматологическом отделении, и это просто здорово. Я прихожу домой на три часа позже и говорю, что был на автоаварии и нам понадобилось два часа, чтобы найти руку пострадавшего, а она просто кивает, говорит, что сама задержалась из-за перестрелки и что обед уже на столе.

– Я тебя понимаю.

– Но могу себе представить, что с твоим графиком семейную жизнь так просто не устроишь. У всех у нас – и у копов, и у агентов – на лбу написано одно слово: р-а-з-в-о-д.

Куинси пожал плечами. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что его семейная жизнь закончилась.

– Точно. А такие ребята, как Банди, умудряются жениться и даже рожают детей… Никогда не мог понять женщин.

– Ты от этого не очень страдаешь.

– Это правда, – напряженно засмеялся Куинси.

– Итак, агент, у тебя есть для меня хорошие новости?

– Новости у меня есть, – со вздохом сказал Куинси. – Но не такие уж они хорошие.

Он провел лейтенанта к крохотному рабочему месту, которое смог для себя организовать. Его лэптоп был уже включен.

– Так вот, Бекетт говорил о какой-то системе.

– И ты ее разгадал?

– Точно, и тебе это понравится. Мы использовали нумерологию, астрологию и фазы луны. У меня есть друг в ЦРУ – специалист по дешифровке; он тщательно изучил координаты мест преступлений и попытался взломать зашифрованное сообщение. К решению задачи были подключены суперкомпьютеры – все мы знаем, насколько умен Джим Бекетт. И знаешь, какой ответ мы получили? Сейчас покажу.

Куинси повернул компьютер так, чтобы Хоулихан мог увидеть экран.

– Ничего себе, – только и смог произнести полицейский.

– Вот именно. Задачка для выпускного класса средней школы. Представляешь, как он хохотал над нами в камере? Он настолько умен, что даже его глупости выглядят просто здорово.

Куинси покачал головой. Решение было на экране, а наткнулся он на него абсолютно случайно – выписал имена всех жертв по порядку в столбик. Во второй столбик он выписал места совершения преступлений. Взглянув на эту колонку, агент понял, что первые буквы названий составляют имя – Джим Бекетт[64]. Этот сукин сын написал трупами женщин собственное имя.

– Помоги мне, мужик. Что все это значит?

– Это значит, что его сумасшествие поддается какой-то логике. Это значит, что его разговоры о дисциплине – это не просто отвлекающий маневр. И это значит, лейтенант, что он еще не закончил.

– Конечно, закончил – он ведь полностью написал свое имя. Все буквы на месте.

– Это мертвые женщины, лейтенант. Его прошлая работа. А потом он напал на свою жену в Уильямстауне…

– Но он ее не убил.

– Нет, не убил. Но его отправили в тюрьму, и там он убил двух надсмотрщиков. В Массачусетском коррекционном центре в Уолпоуле[65].

Лейтенант Хоулихан помолчал.

– Значит, «W». Ему нужна была буква «W». ДЖИМ БЕКЕТТ… Что это может значить?

– Это значит, что он еще не все сказал. Что конкретно это может значить, я точно не знаю. Да хоть тысячу вещей. Но в его голове крутится фраза, и он не успокоится, пока не напишет ее до конца. Он еще не закончил, Хоулихан. Далеко не закончил.

– Лейтенант, – раздалось из дальнего конца комнаты, – вам звонит лейтенант Бертелли из Коннектикута.

Куинси и Хоулихан посмотрели друг на друга. Полицейский снял трубку на ближайшем столе. Разговор был очень коротким.

– Они нашли Шелли Зэйн. Ты едешь?

– Конечно. Как называется город?

– Эйвон[66]. Эйвон, Коннектикут.

Куинси добавил название в свою колонку.

Им понадобилось три часа, чтобы добраться до дешевого мотеля в пригороде Эйвона. Фотограф только что закончил съемки места происшествия, и теперь офицеры полиции Коннектикута занимались сбором улик. Двое из них размышляли, как можно отодвинуть большую двуспальную кровать, которая была намертво привинчена к полу. Наконец они решили, что отвинченные болты слишком сильно изменят обстановку преступления, и велели одному из «молодых» залезть под кровать и достать оттуда пальцы жертвы.

Первое, что увидел Куинси, войдя в номер, была торчащая из-под кровати задница «молодого», который пытался дотянуться до пальцев Шелли Зэйн. Бекетт любил такие развлечения. Он любил уродовать руки своих жертв и досаждать копам. Сейчас Джим ехал где-то по шоссе и посмеивался, представляя себе фигуру салабона на четвереньках, собирающего окровавленные пальцы и старающегося сдержать рвоту.

Куинси вошел в душевую, где между стульчаком и ванной лежало на голубом плиточном полу распростертое тело Шелли Зэйн. Ее изуродованные руки были заведены за голову и повернуты ладонями вверх; все выглядело так, будто она сдавалась кому-то. Нейлоновые чулки были так сильно затянуты вокруг ее шеи, что их почти не было видно в складках кожи. В корзине для мусора Куинси заметил пустую коробку из-под поддерживающих колготок фирмы «Хэйнс». Еще Банди утверждал, что по крепости им нет равных, поэтому они незаменимы в случае, если нужно кого-то задушить. По всей видимости, Бекетт со вниманием отнесся к откровениям Банди.

Раны, нанесенные уже после смерти, были наиболее заметны на голове, как раз над линией удушения, а также на руках и ногах. Они свидетельствовали о том, что жертву подвешивали к потолку. Возле затянутых колготок лопнувшие и перетянутые сосуды превратили шею жертвы в один сплошной черно-синий синяк. Точечное кровоизлияние превратило белки ее глаз в кроваво-красные сферы.

Голова Шелли была вся в крови и ошметках серого цвета. Такие же ошметки были разбрызганы по всем стенам. Бекетт сначала задушил ее, потом бросил на пол и избил тупым деревянным предметом. Типичное убийство с особой жестокостью.

После уже тринадцати убийств ярость Бекетта все продолжала расти.

Тело Шелли Зэйн было уже обведено меловым контуром – что было необычно для столь раннего этапа сбора улик. Рядом с ними лейтенант Бертелли спускал за это шкуру с молодого офицера.

– Ты каким местом думаешь? – кричал он. – Тебя разве не учили, что на месте преступления ничего нельзя делать до тех пор, пока его не сфотографируют? И что я теперь должен говорить окружному прокурору? Что у меня есть гребаная пачка гребаных фотографий жертвы, обведенной мелом, которые ни один гребаный судья не станет рассматривать как улику?