Сто великих пророков и вероучителей - Константин Рыжов

Все ученики были изумлены силой мысли этого безграмотного поселянина. Но наставник остался сдержанным и сказал: «Это еще неполное просветление». (Видимо, он не сразу осознал глубочайший смысл стихотворения.) Однако в полночь Хун-жэнь призвал к себе Лу и сказал ему: «Я объявляю тебя шестым патриархом. Подтверждением этого является платье, и оно будет передаваться из поколения в поколение. Моя Дхарма будет передаваться от сознания к сознанию. Ты должен вести людей к пробуждению». Затем Хун-Жэнь велел новому патриарху немедленно отправляться на юг и лично проводил его до станции Цзюнцзян в провинции Цзянси. После ухода Лу он отказался читать ученикам какие-либо лекции по буддийскому учению, объявив, что буддийская Дхарма переместилась на юг. За три дня до своей кончины он еще раз подтвердил, что шестой патриарх теперь находится на юге.

В различных биографиях по-разному излагаются последующие события жизни Лу. По крайней мере никаких значительных изменений в его судьбе не произошло, и следующие 16 лет он провел в совершенной безвестности. Переломным событием для него стала встреча в монастыре Чжичжи со знаменитым буддистом Инь-цзуном, который читал лекции по «Нирвана-сутре». Однажды между его учениками завязался спор по вопросу о том, что движется: флаг перед храмом или дующий ветер Лу положил ему конец, заявив, что движется сознание. В тот же вечер Инь-цзун призвал Лу к себе в келью, чтобы спросить о Дхарме Хун-жэня. Лу признался, что он является следующим патриархом Дхармы, и в доказательство этого показал Инь-цзуну патриаршее платье. Инь-цзун выразил ему глубокое почтение и завел с ним философский разговор. Тут Лу объяснил ему, как следует постигать природу сознания и что природа Будды пребывает за пределами любых противоречий. «Путь Будды — это Дхарма недвойственности», — сказал он. Инь-цзун был потрясен этими словами и попросил Лу отныне быть его учителем.

После этого Инь-цзун лично провел церемонию принятия Лу монашеских обетов.

Сделавшись монахом, тот стал именоваться Хуэй-нэном. Согласно традиции, это произошло в 676 г. Затем Хуэй-нэн отправился на родину во главе 300 учеников, первым среди которых был Инь-цзун. Он стал признанным главой южнокитайской школы чань-буддизма и оставался таковым до самой смерти. Прослышав о его мудрости, император пригласил Хуэй-нэна ко двору. Патриарх отказался от этой сомнительной чести, но, тем не менее, удостоился официальных почестей. Статус места его проживания в Синчжоу был повышен до ранга храма и получил название Гоэньсы. Что касается северокитайских чань-буддистов, то они недоверчиво отнеслись к словам наставника о том, что Дхарма переместилась на юг. Когда Хун-жэнь умер, его ученики объявили Шестым патриархом Шэнь-сю. Вскоре между Северной и Южной школами Чань начались горячие споры о методе и смысле медитации. При этом последователи Шэнь-сю отстаивали идею постепенного просветления, которое является результатом долгого совершенствования, а сторонники Хуэй-нэна доказывали, что просветление может быть только внезапным и приходит к человеку как своего рода озарение. Таким образом, спор шел о самой сущности Чань-буддизма и о том, по какому пути пойдет в дальнейшем это учение.

Суть разногласий состояла в следующем. Как уже говорилось, в призрачном мире сансары все живые существа наделены заблуждениями и страстями. Хотя в реальности страстей не существует (с позиции Махаяны страсти, равно как и все явления этого зримого мира, пусты), однако о них непременно должны помнить все те, кто занимается медитацией. Как же относиться к этим тревожащим обстоятельствам, которые (как об этом говорилось в вышеприведенном стихотворении Шэнь-сю) подобно частицам пыли прикрывают безупречно чистое зеркало сознания? Отношение к этой проблеме Северной школы выражено в метафоре Шэнь-сю: зеркало сознания следует непрерывно протирать, чтобы на нем не накапливалась пыль ошибочных понятий. Для этого-то и нужно заниматься медитацией, ибо во время медитации происходит постоянное очищение сознания, пока наконец не достигается просветление Хуэй-нэн, напротив, утверждал, что достижение просветления не зависит от медитации и между ними не существует никакой связи. Практика медитации не является ни причиной, ни следствием познания. Она есть обстоятельство внешнее, вспомогательное и конечном счете неважное. Ключевым же является непривязанность сознания или безобъектная медитация, не направленная на что-то конкретно. Хуэй-нэн говорил, что нет необходимости постоянно очищать сознание, поскольку его изначальная чистота остается и в сансаре незагрязненной. «Солнце и Луна, — учил он, — всегда ярко сияют. Даже когда их закрывают тучи, внутри они остаются светлыми, и лишь снаружи — темными. И тогда невозможно отчетливо рассмотреть солнце, луну, планеты. Но если вдруг подует ветер мудрости и рассеет тучи и туманы, то сразу проявляются все формы Вселенной. Чистота природы человека в этом мире подобна голубому небу; мудрость подобна Солнцу; знание подобно Луне.

Хотя знание и мудрость всегда чисты, если вы привержены ко внешним проявлениям, то плывущие облака ложных мыслей окутают их, и чистота вашей природы не сможет проявиться». «Основой моего учения, — продолжал он, с древнейших времен до наших дней есть не-мышление, сущностью которого является бесформенность, а основанием — не-пребывание. Бесформенность следует отличать от формы, даже когда она связана с формой. Не-мышление состоит в том, чтобы не думать, даже когда думаешь. Не-пребывание — это изначальная природа человека».

Заниматься медитацией нужно без всякой конкретной цели, в состоянии полной свободы. Единственное, к чему должен стремиться медитирующий — это избегать любых форм привязанности, ибо страсти именно тогда и возникают, когда человек привязывается к внешним объектам. Только при этом условии, часто даже неожиданно для самого медитирующего, ему может открыться истина, и произойдет внезапное пробуждение к мудрости. Хуэй-нэн говорил: «Дао должно проявляться спонтанно; зачем же заблуждающийся человек ему препятствует». Если сознание не привязано к вещам, то Дао перемещается свободно. Если сознание привязано к вещам, оно становится скованным». (Дао у китайских буддистов считалось аналогом индийской праджни — мудрости.)

Понятие «не-мышления» или «не-думания» несет в себе самую суть учения о внезапном просветлении. Этим словом обозначается прежде всего не-привязанность сознания. Ибо сознание, которое ни к чему не привязано, является свободным и чистым. «Не-думание» и «не-сознание», по словам ученика Хуэй-нэна, Шэнь-хуэя, одновременно существует и не-существует, оно невыразимо и непостижимо. Однако не следует понимать «не-думание», «не-сознание» в психологическом смысле. Цель этого состояния не в том, чтобы отделить рациональное мышление от воображения, равно как и не в состоянии полной пассивности. В обоих случаях это было бы ближе к методам медитации Северной школы, направленной на «очищение сознания от пыли».

Между тем Хуэй-нэн провозглашал, что зеркало истины сияет постоянно, независимо от того, есть перед ним объект или нет. «Не-сознание» отождествляется с всматриванием в собственную природу, которое есть в то же время проникновение во все сущее. Только так, избавившись от всего внешнего и внутреннего, можно познать свое «я», обрести изначальную природу Будды и полное освобождение. Хуэй-нэн говорил: «Если вы познали свое изначальное сознание, то это уже и есть освобождение… Ибо, что такое без-мыслие? Дхарма без-мыслия означает, что даже если вы видите все вещи, вы к ним не привязаны… Если вы пробудились для Дхармы без-мыслия, значит, вы окончательно проникли во все сущее и узрели царство Будды. Если вы пробудитесь к внезапному учению без-мыслия, это значит, что вы достигли уровня Будды…»

Таковы были два взгляда на сущность медитации и просветления, высказанные главами обоих школ. Впрочем, сами патриархи не опускались до взаимных нападок.

Острые споры развернулись уже в VIII в. между их учениками, вскоре после смерти Хуэй-нэна и Шэнь-сю. В конце концов более каноническая северная ветвь пришла в упадок и практически заглохла, а идеи Хуэй-нэна, нашедшие отражение в «Сутре Шестого патриарха», стали основой для последующего развития секты в ее китайском (чань) и японском (дзэн) вариантах.

Познать истины чань-буддизма и понять его принципы было не просто, для этого требовалась специальная длительная подготовка. Прежде всего, ищущему говорили, что вся книжная премудрость ничего не значит, что не существует никаких канонов и никаких авторитетов. Главное — это интуиция и самовыражение. Истина есть озарение. Оно нисходит на тебя внезапно, как интуитивный толчок, как внутреннее просветление, как нечто, чего нельзя выразить словами и образами. К постижению и принятию этого озарения нужно готовиться. Однако и подготовленному человеку не гарантировано, что он постигнет Истину. Он должен терпеливо ждать своего часа.