Черная радуга - Евгений Наумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она молчала, опустив глаза.
— Вся беда в том, что они ставят вопрос примитивно: или я, или бутылка. А мужчина испокон веков, во всяком случае с тех пор как появился алкоголь, успешно совмещает то и другое. Он ничего не требует от женщины, кроме одного — чтобы она была женщиной, подругой. А она все воспитывает его, переделывает… перекраивает, и кричит она, кричит, голос тоненький…
Сигарета сломалась в его руке, он торопливо зажег новую.
— Сегодня ты скажешь: брось пить. Как только я бросил, значит сломался, подчинился. Теперь уже выдвигается следующее требование: брось курить. Потом: делай то, делай это, ходи по одной половице. И так до бесконечности. Сказка о рыбаке и рыбке… Сколько я таких историй наслушался! Мужик в конце концов закусит удила — и понес… Или вырождается в слизняка в штанах, не мужик, не баба, не разбери-поймешь. Тебе такого нужно?
— Будь самим собой…
— Будь самим собой, но при этом делай так, как мне нравится, — вот ваше кредо, — горько сказал он.
Лицо ее как-то сразу осунулось, сделалось усталым. Вдали показался желтый автобус. Они молча доехали до центра, вышли.
— Тебе куда?
— Мне? — он на минуту задумался. — Куда бы я ни направился, тебе, наверное, в другую сторону. Твой опыт увенчался успехом… или неудачей, как смотреть. И теперь ты уезжаешь.
— Да, — губы ее будто не двигались. — Сегодня… улетаю..
— Если не секрет, то куда?
Она промолчала.
— Но пообедать в ресторане мы успеем? Ведь столько не виделись… — Его тон стал просящим, он уже чувствовал настоятельную потребность добавить, но не станешь хлебать из горла в центре города! Торопливо сказал: — Мне нужно сообщить тебе что-то очень важное.
Молча пошли рядом. В ресторане Матвей помог ей раздеться, она поправила волосы перед зеркалом. В зале было пустынно в это послеобеденное время. Они выбрали столик. Матвей заказал порционное блюдо, бутылку шампанского, водки. Лена взяла со столика сигареты и закурила.
— Куришь?!
— Научилась, — она посмотрела на него сквозь облачко дыма. — Ты что-то хотел сказать…
— Да!
И он заговорил, хотя клялся себе, что никому этого не скажет. Он рассказал ей обо всем странном и страшном, что происходило с ним в последнее время, и о своем решении сделать это. Шампанское было выпито, порционные стыли нетронутыми. Он налил водки и опрокинул.
— Поверь мне, Леночка, — он сжал ее тонкие неподвижные пальцы. — Я сам жду, когда это кончится. Но верю, что кончится. Происходит нечто темное, непонятное… Сейчас я тебе что-то скажу — не поверишь. Куда ты летишь?
— На Крайний Север, — лицо ее сделалось меловым, слови маска, глаза огромные. Она тяжело дышала. — Но… но…
— Сегодня же я окажусь там раньше тебя. Транспортер Мебиуса доставит меня туда быстрее. Мне кажется, что я уже научился им управлять. Или угадывать направление…
— Для этого нужно выйти в окошко? С пятого этажа?
— А хоть бы с десятого!
— Ты понимаешь, что это значит?
— Еще не совсем… Дай мне время — во всем разобраться! Дай мне время!
— Потом может быть поздно… — прошептала она. Всхлипнула и уронила голову на стол. — Ну как же ты не поймешь, как не поймешь…
— А что мне делать? Отдать свой разум на растерзание, чтобы его топтали, отсыпались на нем? Придумали красивый камуфляж: гипноз, внушение, аутотренинг… Повторяй как баран чужие формулы. Пусть повторяют те, кто их придумал!
— Но ты можешь согласиться с ними или не согласиться.
— Вот я и не соглашаюсь! Пусть лучше разгадают загадку алкоголя, а в мой мозг не лезут.
На них уже начали с любопытством поглядывать сидящие в углу официантки, разжиревшие, как осенние воробьи. Матвей подозвал одну, рассчитался.
— Посиди здесь, — Лена вытерла глаза. — Я сейчас.
Она пошла в сторону туалета, исчезла за портьерами. Матвей злобно усмехнулся. Та-ак… Значит, все идет по программе. Только они опять не учли одного — его ума, сообразительности, быстроты действий. Опыт поставлен, разыгран, но завершится он совсем не так, как им представлялось. Наверное, уже расправляют простыни на первой койке в наблюдательной. Ну что ж…
Сейчас она звонит от администратора — в том конце зала находились и кабинеты, он засек, а пока группа захвата доедет сюда, он будет уже далеко. Так далеко, как им и не снилось.
Он подхватил портфель и быстро направился к гардеробу. Нужно одеться — там, куда он направляется, холодно. Получил куртку, накинул ее и выбежал, даже не застегнувшись.
День угасал. Холодный ветер обжег лицо. Он шагал, размахивая свободной рукой. Завернул за угол и ступил на транспортер. Серый, необозримый, он уходил в пространство и безостановочно двигался. Как она сказала? Нужно прыгнуть с пятого этажа? Нет, тому, кто хоть раз побывал на транспортере по своей воле, уже не нужно прыгать. Он может ступить на него в любой точке пространства и времени.
«Крайний Север. Как она назвала город? Он обозначен на всех картах мира…»
Что-то стукнуло его по ногам. Он стоял на заснеженном тротуаре у обочины узкой улочки, вдоль которой уходили в сумрак пятиэтажные дома без балконов. Мела поземка, злой мороз леденил лицо. Хотя он здесь ни разу не был, но сразу узнал — тот самый город. В нем он прожил больше пяти лет. Но это позже проживет… а сегодня какое число?
Справа светилось яркой витриной, сквозь которую ничего не видно — вся заиндевела, — одноэтажное здание гастронома. «Это же пятый!» Так и говорили: «Пойдем в пятый, отоваримся».
Снизу поднимался его владивостокский друг, но на этот раз не кривоносый художник (тут кривоносых не было, он точно помнил), а журналист Вадим Окрестилов в запотевших, как всегда, очках, поблескивающих над заиндевелой полуседой бороденкой. Рядом с ним двигалась приземистая фигура в кожанке.
— В такой момент закрыли — прием товара! — возмущенно говорил Окрестилов, протирая очки. — Топай теперь до двенадцатого. А это кто? Матвей, друже! Этот нас выручит, у него в портфеле всегда есть.
— Ты откуда? — спросил Матвей, пожимая его руку.
— Только с вертолета, полмесяца мотался в тундре. Вот его сейчас со льдины сняли, открывай портфель.
Матвей со стесненной душой открыл — есть ли там? И выволок на свет булькнувшую бутылку — коньяк, подаренный Леной, больше половины.
Мужик в кожанке жесткой задубеневшей лапой молча выдрав у него бутылку и тут же осушил ее до дна.
— Ф-фу! — выдохнул, швырнув бутылку в сугроб. — Ну, теперь… Дай закурить.
Он задымил, темное лицо его вроде бы стало оттаивать.
— Ты куда? — спросил Вадим.
— Домой, — наобум сказал Матвей. — Квартиру получил, омываем.
— О, тут близко. Пошли, отогреем парня, а потом будем мараковать.
Он тут же повернул и уверенно потрусил впереди. Это оказалось на руку Матвею, потому что он не знал, где живет. Тротуар перемело глубокими сугробами, пробитыми узенькой тропкой, и они вытянулись цепочкой. Сзади пыхтел мужик, вольготно распахнув кожанку, — мороз ему уже был нипочем.
Прошли мимо Дворца пионеров, холодно блиставшего алюминиевыми гранями стеклянного куба: достопримечательность! Сбоку в глаза вдруг полыхнуло, и Матвей чуть не оступился. Задрав голову: полыхало во все небо! Через весь космос с головокружительной скоростью пронеслись голубые призрачные всадники.
— А почему оно… черно-белое?
— Сколько раз говорил тебе, — ворчливо отозвался Вадим, — что тут черно-белое, а повыше к Провидения и Уэлену цветное. Ты же сам видел!
Спустились вниз с холма к желтеющему деревянному дому о двух этажах, напротив которого высился знак и название города. То самое название…
Скрипя мерзлыми ступенями высокого крыльца, вошли в просторный коридор, заставленный решетчатыми ларями с картошкой (все лари однотипные, их делал по червонцу за каждый известный алкаш Веклин), и поднялись на второй этаж. Подойдя к двери, Вадим пропустил его вперед — все-таки хозяин. Матвей толкнул дверь, она у него никогда не закрывалась.
В прихожей стоял совершенно незнакомый рыжий мужик с рысьими глазами и красной лисьей мордой, разглядывал на свет пустую «бомбу». Он недружелюбно покосился на них и буркнул;
— Вам кого?
— По слухам, это моя квартира, — нагло ответил Матвей.
СВЕТЛАЯ ПОЛОСА
Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
Со стола у мерзавцев, имеющих власть.
Омар ХайямОтыскивая корень зла, смотри не только вниз.
— Задание не из легких, — сказал я, ознакомившись с документами.
Директор завода откинулся на спинку жесткого кресла. Молодой, энергичный, он умел располагать к себе и заражать других оптимизмом. Лицо простецкое, с перебитым носом, — в юности, наверное, был дворовым хулиганом, из таких впоследствии вырабатываются настоящие мужчины. Однако не курил и, по слухам, не злоупотреблял — увлекался шахматами и добился уже звания кандидата в мастера спорта. В нем чувствовалась пружина.