Витязь в медвежьей шкуре - Степан Кулик

— Чего ты нам о волах рассказываешь? — Теперь я и того нетерпеливого приметил. — Что мы, скотины не видали? О Людоеде говори!

Странный парень, кстати. Словно родной брат стражника Носача. Такой же худой и нескладный. Нос только не шнобелем, а как бы сплюснут. Боксерский нос. Или — драчуна отпетого. Нервный тип. Он даже за столом не сидел, а нетерпеливо пританцовывал за спинами других. Постепенно перемещаясь ближе к «подиуму». Потому, наверно, я его и разглядел только сейчас.

— Вообще-то я могу и помолчать… — развел руками Озар, садясь на скамью.

— Ой!

Кто-то из сидящих за столом горожан, не оборачиваясь, махнул себе за спину кулаком с зажатой в нем тяжелой кружкой, послышался глухой стук, и нетерпеливый парень пропал с моих глаз. Ага, вот и прояснился секрет носа-лепешки. Не впервой, видать.

— Не обращай внимания, старшой… — как ни в чем не бывало обратился к Озару диакон. — Рассказывай дальше.

— Благодарствуйте, — кивнул тот и продолжил, только уже сидя: — О волах я вспомнил лишь потому, что людоед за одним из них пришел. Проголодался, видать… А тут такая гора мяса…

Озар выждал немного, но так как больше никто не пытался подгонять рассказчика, продолжил в прежнем художественном стиле.

— Да, так вот. Считайте, совсем стемнело. В лесу и особенно в горах, оно завсегда так. Мгновение тому стебельки в траве считать можно, а мигнул глазами — и уже собственных пальцев не видать…

М-да, похоже, это надолго. Какой талант на поприще разговорного жанра пропадает.

Пойду-ка лучше с Круглеем побеседую. Тем более мой уход никого не удивит. Зачем мне слушать рассказ о том, что сам видел?

А я тем временем разузнаю подробнее о ляхах, германцах и прочей геополитике. Насколько я помню из учебников, крестоносцы и прочие псы-рыцари — это не шутки. Заодно и по времени хоть чуток определюсь. Я, правда, из важных дат, привязанных к рыцарям, кроме Ледового побоища[28] и аж до Грюнвальдской битвы[29] что-то ничего не припоминаю — а между ними разброс в две сотни лет. Но хоть примерные координаты всплывут. Уточнить — потом можно.

Странно, но возле нашего обоза никого не было. Тщательно укрытые рогожей телеги тесно жались одна к другой, но и только. Может, я неправильно понял? И то, что Чичка осталась с ранеными обозниками, и что Круглей пошел к ней, совсем не означает, что они должны быть именно здесь. Раненых вполне могли разместить в другом месте. Например, у лекаря или травницы. Или Никифор выделил для них какое-то помещение поуютнее и суше двора? Хотя бы тот же сеновал?.. Надо у корчмаря спросить.

— Да не может того быть! — Громкий окрик заставил меня оглянуться. — Врешь!

Ого! Это же прямое оскорбление! Гулянка гулянкой, но чтоб вот так, привселюдно, бросать кому-то обвинение во лжи, надо либо быть безусловно уверенным в своей правоте, либо намеренно провоцировать. В данном случае, скорее всего, имел место второй вариант.

Один из тех чужеземных воинов, что держались рядом с десятником Ражем, глядел на Озара и, подбоченясь, продолжал насмехаться над старшим обозником.

— Ты смеешь утверждать, что вон тот варвар обратил в бегство ужасного Людоеда?

«Ну е-мое, у меня на лбу написано, что я варвар? Подожди! Кого я в бегство обратил?! Людоеда?!»

От подобной наглости чужеземца дядька Озар чуток опешил и не сразу нашелся с ответом. А нахал тем временем и не думал умолкнуть. Более того, он намеренно повысил голос, чтобы всем было слышно:

— Как мы знаем со слов десятника Ража, который удостоен чести нести знамя князя Мстислава, а потому его рассказ заслуживает уважения, — Людоед-великан голыми руками убил закованного в миланский доспех рыцаря — княжича Витойта. Причем сделал это не побоявшись целой дружины ратников!.. В одиночку перебил огромную ватагу лесных разбойников атамана Пырея! Напал на полтора десятка обозников, многих из которых убил или тяжело ранил!.. А потом — испугался одного сосунка? Ну уж нет! Пусть варвар сейчас же докажет, что умеет сражаться как подобает, либо — я, Лешек Пшеновицкий, ославлю всех вас как лгунов, ни единому слову которых нельзя верить!

Вообще-то лях сильно загнул в своих обвинениях. Купеческое слово в делах торговли не имеет никакого отношения к застольным побасенкам. Какими невероятными бы они ни были. Вспомнить хотя бы похождения Садко или Синдбада? Тем более что и рассказывал их не Круглей, а всего лишь охранник его каравана, хоть и старшой. Но дело ведь не в том, что говорит наглец Лешек, а зачем он это делает?! Какую цель преследует?

Неужто ему так важно, чтобы Озар признал, что немного переборщил в своих фантазиях? Смешно.

Хочет меня задеть? Еще более нелепое предположение. До этого часа ни я о его существовании, ни он о моем — даже не подозревали. И все же — отвечать придется. Здесь и сейчас не толерантное третье тысячелетие, где можно сделать вид, что не расслышал оскорбления, или не так понял. Руководствуясь мудростью о том, что надо быть умнее.

— Отходил отлить, поэтому не слышал истории дядьки Озара, — я встал рядом с обозником и положил ему руку на плечо. — Но слова о сосунке были сказаны слишком громко. А потому интересуюсь спросить: ляхи все такие дурные, когда хлебнут лишку? Или только рыжеусые?

Дружный хохот горожан показал, что мою шутку оценили. Простые нравы. Говори что думаешь — и все, никаких тебе полунамеков, завуалированных посылов к классикам.

А когда не ожидающий от меня подобной прыти Лешек непроизвольно потянулся рукой к усам, смех вспыхнул с новой силой. Вот тут бы ему и самому усмехнуться, мол — квиты. Я пошутил, ты съехидничал — на этом и остановимся. Но у немецкого наемника, как я и предполагал, имелась другая цель. И он в примирении не нуждался.

— Ты покойник! — прорычал пан Пшеновицкий, хватаясь за эфес меча.

Смех за столами разом стих, словно его выключили, и в этой тишине четко прозвучал голос Носача:

— Но-но! Не так быстро, пан Лешек! Обнажишь клинок — и будешь ночевать в яме! Это вам не Ливония. И ты не в лесу и не на большой дороге! У нас, в Западной Гати, закон чтут! Хочешь чужую жизнь взять? Объяви обиду. А за насмешку — самое большее можете на кулаках со Степаном сойтись. До первой крови, или пока один из вас на ноги встать не сможет.

— Да я его голыми руками… — взревел лях. — Никому не позволю насмешничать. Тем более грязному варвару!

— Сам-то ты, пан, когда в последний раз мылся?.. — поинтересовался я вкрадчиво. — А то дух какой-то несвежий от тебя. Или, может, когда до ветра ходил, рейтузы спустить забыл?

Хохот возобновился с новой силой. Озар с историей о Людоеде отошли на второй план. Народ нацелился на новое развлечение, которое обещало стать весьма занимательным.