Новый Мир ( № 1 2005) - Новый Мир Новый Мир

Да не токмо что видит — слышит.

Он иконы свои торговать не давал.

То отдаст детворе, то поставит в лесу на березе.

Раз Никола Угодник в седой бороде

До весны у колодца стоял на морозе.

Сашка с Анной своею в еловых гробах

Половодьем проплыли, аккурат когда рушили церковь.

Комиссары в колонию отправили ихних ребят.

Долго выла собака за запертой дверью.

Раз на Яблочный Спас за лозою пошли

И в орешнике видим — икона:

Наш Андрей Первозванный верстах так в шести

От сгоревшего Сашкина дома.

С той поры мы по праздникам ходим туда

И святить куличи, и крестить, и своих поминаем…

Даже днем над тем местом сияет звезда.

Хоть метели и дождики тоже бывают.

Апрель 1987.

                           *      *

                               *

Укроп, сельдерей и маленький крест деревянный

На могиле моей проросли,

Отжурчала вода, спотыкаясь о белые камни,

И слились в половодье озорные потоки весны.

Вымойте пол у себя на душе валерьянкой.

В чистую водку поставьте лиловый цветок.

И посмотрите, как с солнцем играет в орлянку

Еще не нагретый чистый весенний поток.

Разговор с палачом

Возьми, палач, на память эту пуговку,

На ней следы двуглавого орла.

Потом снесешь ее в торгсин на Чудовку

И выпьешь кислого вина.

Хмель уберет цветною позолотою

Твой притюремный серый сад,

И ласточки моцартовскими нотами

Напишут царский вензель в небесах.

Мне Бог помог улыбкой встретить плаху.

Не плачь, палач, ты должен мне сказать:

Куда возьмут мою в крови рубаху

И хватит ли ума не трогать мать.

Мать будет жить в окладе фотографий.

Рубаху в Яузе студеной сполоснут.

И с горстью васильков в твоей дырявой шляпе

Ко дню рожденья ей пришлют.

                           *      *

                               *

В далеком городе, где все чему-то рады,

Где задранным мостом изломан горизонт,

Мне одиночества ночную колоннаду

Разрушила любовь, печальная, как сон.

И крики петуха, и искры водопада,

И брошенный бокал, и запах спелой ржи

Услышал снова я, и то была награда

За муки — снова жить, в обмен твоей любви.

И запертый ларец желаний непристойных

С поклоном поясным тебе я протяну.

Над тихою водой в молчании спокойном

Услышать можешь ты, как я тебя люблю.

Дядя

Я дядю своего люблю.

Он может управлять аэропланом,

И делать в небе мертвую петлю,

И в белых брюках драться с хулиганом.

Когда меня он на руки берет,

Целует шею острыми усами,

Я думаю, что я сама — пилот,

Скачу и прыгаю под небесами.

Очарованье дорогих сигар.

Цветной бульвар и экзерсис на скрипке.

И смертный приговор, как Божий дар,

И оправданье мировой ошибки.

Коробка из-под старых леденцов,

Стрела, мелькнувшая в листве густого клена, —

Все, что осталось нам от дедов и отцов,

А мир вокруг такой еще зеленый.

                           *      *

                               *

Приходи, мой любимый, вовремя,

Я тебя накормлю и утешу,

И козленочка с детского коврика

Я на ужин тебе зарежу.

Ты пробудешь со мной до полуночи,

Под колючим моим одеялом.

Две веселые тонкие рюмочки

Будут все начинать сначала.

Ты уйдешь от меня переполненный

В белозубую русскую ширь,

Говорят, что над этими волнами

Раньше русский стоял монастырь.

И, бывало, монашенки строгие

Прибегали нагие к реке,

Их любили калеки убогие

Прямо в мокром холодном песке.

Салют

Преврати это серое небо в цветущий ковер.

Разукрась эту тучку цветною мозаикой,

Чтоб гуляли павлины и прыгали зайки

И стоял, улыбаясь, косматый Трезор.

На нелепые крыши надень колпаки с бубенцами,

На высокие трубы цветные надень паруса,

А могилы с ушедшими в землю отцами

Разукрась хризантемами белыми, как облака.

В день весенней победы по небу из пушек стреляют.

Разноцветные слезы по теплому небу текут,

Лишь невинные дети короткими машут руками

И кричат, восхищенные: “Мама, скорее, салют!”

                           *      *

                               *

После старости мы превратимся в горы.

И вместо любви — между нами ручей.

И не помогут ни расставанья, ни ссоры,

Ни тысячи миленьких мелочей.

Будет холод с дождем и снегом,

Холодные камни, холодный сон.

А где-то ослик, скрипя телегой,

Тихо проследует за горизонт.

После старости нас увезут в крематорий.

Короткие проводы недорогих похорон.

А где-то горы, застывшие в споре,

И ослик, стремящийся за горизонт.

                           *      *

                               *

Я часто нахожу копеечки,

Оброненные кем-то впопыхах,

И думаю, что Боженька из леечки

Нас счастьем поливает просто так.

Я нагибаюсь, заскрипев суставами,

Придерживая бережно очки,

А счастье пахнет луговыми травами

И ценится, как зимние сверчки.

Удача скачет синею синицею.

Поднял копеечку — и будто увидал,

Как солнце-Бог серебряными спицами

Вязал у облака малиновый овал.

                           *      *

                               *

Не говори с водою о любви.

Не тронь ее прозрачного покоя.

В ней не твои и не мои левкои,

Мосты над ней и не твои и не мои.

Не говори с водою о любви.

Не говори с водою о любви.

Ей не до нас, она бежит по трубам.

Едва увидит, встретит чьи-то губы —

И вновь — в остервененье тесноты.

И губы и твои и не мои.

Не говори с водою о любви.

Лягушек хор поет ей каждый вечер,

Что омут встреч и чист, и бесконечен,

Пронизанный кувшинками тоски.

И встречи не твои и не мои.

                           *      *

                               *

Не поите меня пивом, я ведь рыцарь.

Мне ведь пьяному не вспрыгнуть на коня.

Лучше дайте мне колодезной водицы,

Напоите и обрызгайте меня.

Я оставлю вам на память конский топот,

Белый клекот перепуганных гусынь,

Листья желтые, опавшие от вздохов,

И разлуки горькую полынь.

Осенью костры везде дымятся.

Рыцарь скачет, людям радость, людям смех.

Можно хохотать и удивляться

И царапать кованый доспех.

— Этот рыцарь все ж таки бездельник:

Змия ищет в наших-то лесах! —

Так судачат землекоп и мельник,

Вшей гоняя в долгих волосах.

Их смущает ясное зерцало,

Алый плащ и чистый белый конь,

Чистые далекие начала

И во взоре трепетный огонь.

Старица