Доченька - Мари-Бернадетт Дюпюи

Жан Кюзенак приблизился к ее постели.

— Плачь, пока хватит слез, моя дорогая девочка! Тебе станет легче. Наша страна воюет, и в многие семьи пришло горе, только разными путями. Нам всем нужно быть мужественными. Послушай, Мари! Давай вместе помолимся за нашего маленького Жан-Пьера! Ангел посетил наш дом, но не задержался в нем надолго. Но вот увидишь, придет весна, зацветут цветы и пригреет солнышко, и… Весна и забвение! Мои слова покажутся тебе сейчас жестокими, но ты еще не успела полюбить этого малыша, привыкнуть к нему. Твое горе было бы в тысячу раз сильнее, если бы драма случилась спустя какое-то время…

— Но папа, я сразу полюбила его! — возмутилась Мари. — Это ведь мой малыш! И Пьер… Как он мог меня упрекнуть?

Жан Кюзенак крепко обнял дочь.

— Ничего, забудь! Я говорю глупости, не сердись на меня. Мне так жалко вас обоих, что у меня помутился разум! Не принимай слова Пьера близко к сердцу, его устами говорили горе и скорбь!

Мари долго плакала, прижавшись к отцовскому плечу. Ну почему на ее долю выпало столько страданий? Ведь ей казалось, что сбылись все самые заветные мечты: у нее есть отец, дом, муж и ребенок! Внезапно в голову молодой женщине пришла новая мысль… Так случилось именно потому, что все было слишком хорошо! В жизни нельзя иметь все сразу. Маленькая сирота, она имела счастье узнать любовь Нанетт, Пьера, а потом и своего настоящего отца, Жана Кюзенака, лучшего из мужчин.

Большой дом под названием «Бори», о котором она так долго мечтала, теперь принадлежал ей по праву. Сколько счастливых лет прожила она под его крышей!

Мари со стороны, словно прекрасную картину, вдруг увидела свою безоблачную, полную радости жизнь. Она стала учительницей, и ученицы обожали ее. Леони жила вместе с ней. И любимый Пьер вернулся, не сгинул в мясорубке войны…

Так может быть, не надо просить у неба слишком много?

Глава 18

Жизнь продолжается

День выдался прекрасным, и Мари подумала, что два года назад отец сказал чистую правду. Весна всегда возвращается, и пускай не приносит полного забвения, но всегда исполнена надежд.

Молодая женщина сидела на любимой каменной скамье в тени сосны. Восхитительный парк, прилегающий к дому, полнился цветами и ароматами первых роз, жасмина и пионов.

Рядом на одеяльце, сжимая в ручке погремушку, сидела дочь Мари Элиза. Две недели назад девочке исполнился годик, и в семье по этому поводу устроили шумный веселый праздник.

Звук чьих-то шагов донесся с аллеи, и Мари прислушалась. Обернувшись, она увидела отца в неизменной соломенной шляпе.

— А вот и я, дорогая! Ты все читаешь? Как поживает наша Лизон?

Жан Кюзенак привык называть девочку Лизон, а не Элиза. Первой эту моду ввела Нанетт, которая была уверена: ребенок не должен носить имя умершего родственника — славная суеверная Нан имела в виду свою умершую в младенчестве дочь.

Мари отложила роман и встала:

— Папа, ты выглядишь усталым. Что с тобой?

— Сегодня я был в Лиможе, ты же знаешь, и там встретил моего негодяя племянника, причем случайно. Он не изменился. Макарий как был, так и остался редкостным наглецом!

Мари скрипнула зубами: «Макарий! Снова этот ужасный Макарий!»

— Забудь о нем! — с наигранной веселостью сказала она. — Он носа сюда не кажет — и уже хорошо…

Но Жан Кюзенак был, похоже, чем-то не на шутку озабочен. Сев на скамью, он погрузился в созерцание своей внучки. Девочка лепетала, радуясь голубому небу и чириканью воробушков…

Мари села рядышком и шепнула на ухо отцу:

— Тебя что-то беспокоит! Папа, признайся!

Жан Кюзенак пребывал в замешательстве.

— Понимаешь, дорогая, если я расскажу тебе, ты тоже начнешь переживать.

— И все-таки расскажи! Это касается Леони?

Отец вздохнул. Догадка Мари оказалась верна. У обоих, отца и дочери, перед глазами возникла Леони. Девушке недавно исполнилось двадцать, и она вот уже три месяца училась в школе медсестер.

Жан Кюзенак снял для нее небольшую квартирку в Лиможе и поручил заботам одной из своих кузин.

«Я буду гордиться тобой, Леони, когда ты наденешь белоснежную форму медсестры! Мне жаль с тобой расставаться, но я не могу мешать тебе идти по жизни своим путем…»

Леони же не призналась ни «папе Жану», ни тем более Мари, которую любила, как сестру, что заставило ее спешно уехать из «Бори».

Мари вскрикнула: Элиза встала на ножки, крепкие и ровненькие, без посторонней помощи и теперь с удивленным видом пыталась сохранить равновесие.

— Папа, посмотри на малышку! Она сама встала! Поверь, через неделю она начнет ходить! Когда я расскажу об этом Пьеру и Нан, как же они обрадуются…

Жан Кюзенак усадил внучку себе на колени. Светло-каштановые волосики девочки были коротко острижены. Какие же они мягкие! И как приятно пахнет ее нежно-розовая кожа! Он закрыл глаза, чтобы ничто не мешало ему насладиться этим мгновением счастья.

Пролетели месяцы, воспоминания о горестях и радостях потускнели, однако окончательно не стерлись из памяти. Хозяин «Бори» вспомнил трагическое февральское утро, когда они предали земле тело маленького Жан-Пьера, не прожившего и трех часов.

Вспомнил он и прошлую осень. С каким энтузиазмом они отпраздновали перемирие в Прессиньяке, а потом своей семьей в Большом доме! Однако к радости примешивалась благоговейная печаль — коммуна недосчиталась пятидесяти двух солдат, которые полегли на поле брани. Слишком большая дань для маленького городка с населением в тысячу триста пятьдесят человек…

Так вышло, что ноябрь 1918 года принес долгожданный мир и надежду, но вместе с тем наложил на выживших обязанность вспоминать о тех, кто никогда больше не порадуется приходу весны.

В первые дни мира Жан Кюзенак моментами испытывал глубочайшее счастье, несмотря на пережитое. Леони и Мари царили в «Бори» — две очень красивые молодые женщины, наделенные талантом наполнять дом радостью, поднимать настроение. Но был еще Пьер со своим переменчивым настроением и вспышками гнева. В зяте, от природы работящем и находчивом, Жан Кюзенак успел разочароваться. Пьер был далеко не идеальным супругом для такой образованной и восприимчивой женщины, как Мари. Да и проводить свое свободное время с Элизой он тоже желанием не горел.

Жан Кюзенак бросил взгляд на утратившую привычную стройность талию дочери и покачал головой.

— Когда родится второй малыш? — спросил он ласково.

Нанетт задала ей тот же вопрос пару дней назад. Мари ответила с натянутой улыбкой:

— Думаю, это случится в конце ноября.

Жан Кюзенак стал быстро подсчитывать. По его мнению, с третьей беременностью следовало бы подождать. Он сердился из-за этого на Пьера, но держал свои мысли при себе. Мари взяла дочь на руки и встала:

— Папа, я хочу искупать Элизу, а потом мы будем полудничать. Я испекла флан с черешнями. Давай попробуем его вместе! Сварю тебе хороший кофе, он придаст тебе бодрости. И ты, наконец, расскажешь мне, что тебя беспокоит…

Есть Жану Кюзенаку не хотелось. Он сделал несколько глотков кофе, наблюдая за дочерью, которая старалась выглядеть веселой, но не слишком в этом преуспела. Он спросил сочувственно:

— Мари, когда Пьер вернется?

— Не знаю! — ответила дочь, пытаясь казаться спокойной. — Вот уже неделя, как он уехал, поэтому, думаю, скоро будет дома. В последнее время ему очень нравится ездить по ярмаркам. Ты же знаешь, мой муж собирает сведения о новых сельскохозяйственных машинах…

— Да-да, я знаю. Но представь себе, я и с ним случайно столкнулся в Лиможе! В тот же день, что и с Макарием.

Мари неторопливо допила свой кофе, однако внезапная бледность выдала ее с головой.

— Что ж… Папа, в этом нет ничего странного. А теперь расскажи мне, что там происходит с Леони.

Жан Кюзенак набрал в грудь побольше воздуха, потом с нотками обиды в голосе повел свой рассказ:

— Леони переехала на другую квартиру, никого не предупредив! Какая муха ее укусила? Такая серьезная девушка! Я ничего не понимаю. Я решил заглянуть к ней в гости, ненадолго. Купил цветы и конфеты. Соседка по этажу сказала, что Леони съехала пять дней назад. И наша кузина Гортензия ничего об этом не знает!

Но Мари, похоже, эта новость не слишком удивила. Бледное лицо ее вдруг стало пурпурным.

— Папочка, последуй примеру Элизы — пойди приляг. На Леони не сердись. Ты правда выглядишь усталым, мне это не нравится. Если из-за нас ты заболеешь…

Жестом мсье Кюзенак заставил дочь замолчать.

— Ч-ш-ш-ш! Больше ни слова об этом! Ты права, поездка измотала меня. Да, я не против немного поспать. Продолжить разговор мы можем и через пару часов.

Мари смотрела на Элизу, спящую в своей кроватке под пологом из тюля. Девочка была очень спокойной, чем не уставали восторгаться все члены семьи.