Рейтинг Асури - Игорь Лысов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ты же понимаешь, что чувственность всегда выражается поведением? Она просто не всегда регистрируется, Фалькао, и всё.
– Ты прав, только поведение горы и поведение человека разное. И совсем не в том смысле, что гора – это фундаментальное и вечное относительно исторического момента, а человек, напротив, подвижное существо, способное к ощущениям. Я тебя спрошу так, Марк, если можно тебя спросить не как ученого, а как умного и религиозного человека. Ты и отвечай мне как умный, а не только как религиозный.
– Я попробую, если хватит ума… – Стаевски никогда не шутил, поэтому его высказывания всегда вызывали смех. Среди тех, конечно, кто отчетливо понимал, насколько серьезен профессор сейчас.
– Вселенная разумна, Марек?
– Разумна, конечно…
– А теперь главный вопрос, господин профессор. То, что мы называем Вселенной, Высшим разумом и так далее – это все диалектично?
– В каком-то смысле ответ не будет иметь точности. Это же нам неизвестно, мой дорогой! Я скажу «да», но, уверен ли я в этом «да», неизвестно.
Асури даже приостановился. Вся его стройная логика неожиданно исчезла. Такого ответа он не ожидал, даже приготовился лихо идти дальше, но теперь остановился посреди тропы полностью – и мыслями тоже. Идущие сзади обогнали двух профессоров, и группа стала растворяться в начавшемся тумане.
– Мы не можем это сказать с точностью, Марек?
– Не можем, Афа… Езус Мария! Фалькао…
– Почему? Разве не всё, что познается нами, является нам исключительно в диалектике природы вещей?
– Мы как произведение Вселенной – диалектичны.
– В смысле греха, это ты имеешь в виду, Марек?
– Нет, я сейчас отвечал как умный. Как религиозный отвечу – да, из-за греха.
– А соединить можно?
– Ум и религию?.. Ну… – Стаевски долго думал, прежде чем ответить. – Я пока не могу…
– Ладно, давай по отдельности. Почему мы двойственны? Материя и дух? Это ты имеешь в виду?
– Нет, только дух – он в нас двойственен. И, кстати, во всем остальном, в горах тех же, может быть, и не двойственен вовсе. Те же горы вполне себе не двойственны, а истинны.
– Дух двойственен, Марек?
– Да…
– Как ты это объяснишь мне, Марек?
– Постараюсь просто, если получится. Энергия и сохранение энергии – это один источник? Или два?
– Два, Марек, вне сомнения, два.
– Вот тебе и ответ. Дух без материи, то есть вселенский дух, двойственен. Он – дух, и в то же время – место для самого себя.
– Значит, и Вселенная дуалистична, профессор.
– Не знаю этого я, не знаю. Я знаю, что Вселенная подчинена духу и согреваема им. Или – Вселенная источает дух, который согревает ее, понимаешь? Вот как летающие тарелки, Фалькао. Они летают со скоростью, невероятной для нас? А всё потому, что они летают в эфире, где можно развить такую скорость. Только эфир эта тарелка сама себе вырабатывает перед собой и потом уже в нем летит. Так и Вселенная вырабатывает дух и в нем согревается.
Группа уже подошла к холму, осталось теперь только спуститься по крутой тропе вниз. Шли по одному, и, как только внизу кто-то добирался до пологого места, шел следующий. В поселке уже раздался сигнал, люди сбегались к красному дому. Несколько человек выстроились у кучи собранного добытчиками за весь день и, поднимая пакет, выкрикивали его название. Тут же подходил человек и забирал необходимый продукт. Вся куча разделилась на несколько десятков рассортированных находок. Что-то еще валялось на площади, но это уже не интересовало дежурных, раздающих добычу. Раздался еще один сигнал, и рваная толпа ринулась поглощать те остатки объедков, которые не понадобились поселению.
Этого Асури уже не видел. Он спешил к океану и сейчас плыл вдаль, смывая с себя остатки дневного труда. Океан принимал профессора и подталкивал к нему маленьких рыбешек, которые срывали с него даже крохотные воспоминания о свалке Байхапура.
XXXIII
Только-только начинало смеркаться, когда в пестрое общежитие искателей пропитания принесли еду. Из миски пахло приятно, намного приятнее, чем профессор мог себе представить. Брезгливость исчезала: ему казалось, что это какая-то игра и что на самом деле он ест блюдо, приготовленное из прекрасных и свежих продуктов, а свалка – это всего лишь жуткая метафора человеческого финала. Сознание не приводило никаких доводов, кроме одного – социальный человек способен привыкнуть ко всему. И прав Стаевски – им действительно повезло.
Профессором владело еще одно чувство, и он не гнал его от себя, а смиренно внимал глубинному своему страданию. Решение судьбы Человека-14 было целиком на совести Афы и только косвенно на его сотрудниках – коллегах по институту. Не представляя себе Человека-14 в реальности, даже в воображении, Асури положился исключительно на заметки исследователей всех социальных групп государства. Убедительность заметок была подтверждена документальными съемками о жизни подобных существ. Сегодня Асури чувствовал себя преступником, прекрасно понимая, как все произошло. Он знал, что человеческое мышление всегда разделено нерушимой границей. Границей, отделяющей созерцание объекта и созерцание субъекта. Даже в юриспруденции существует понятие – замена субъективной оценки. Всего-то ничего – подменить свою негодующую оценку поведения какого-нибудь пройдохи на почти осознанное объективное неприятие отвратительного явления. А стоит лишь произвести операцию в своей голове, и преступник уже представляется не человеком, а всего-навсего объектом праведного объективного анализа.
В такие минуты Афа боялся поднять глаза на окружающих. Внутри все горело, взрывалось, а если и стихало, то как-то нелепо, неосторожно, все время не до конца, всегда готовое с новой силой охватить профессора и повалить его в бездну стыда и горечи.
– Приятного аппетита, господа, – донеслось возле занавески-двери. В шатер вошел Мэле, таща за собой маленькую табуретку. Нестройный, но дружелюбный хор сборщиков объедков откликнулся благодарностью.
– Я не пришел выяснять, я пришел предупредить. Сегодня кто-то притащил немороженое мясо. Я понимаю причину, мотивацию этого человека. Я еще раз говорю, мне незачем знать, кто это сделал. Я хочу объяснить, что этого делать больше нельзя. Это опасно для жизни. Из всего количества повар отобрал только два пакета. Это из пятидесяти, если не больше. Я думаю, это понятно.
Все молчали, глядя на Мэле. Выждав паузу, которая стучала ложками по мискам, Мэле продолжил:
– Теперь скажите, кто собирал конфеты сегодня?
Асури вздрогнул:
– Я. – Профессор сам испугался
