От Бисмарка к Гитлеру - Себастьян Хаффнер

Как же тем не менее управлялось Гитлером это — во множестве отдельных проявлений расколотое, не тоталитарное — государство, что оно оставалось фюрерским государством? В чём была причина того, что при всей «авторитарной анархии» (как её назвали) как раз продолжала существовать верховная власть, которая была в состоянии в любое время осуществлять свою волю там и тогда, когда ей это захочется? На это можно ответить двумя словами: пропаганда и террор. Оба этих инструмента были и оставались до конца нацистского рейха Гитлера важнейшими средствами господства; это то, что отличает государство Гитлера от более ранних государственных форм Германского рейха.

Начнем с террора. Во время всего владычества Гитлера были концентрационные лагери, в которые люди попадали по произволу, без ордера на арест, без рассмотрения дела, без обвинения и в которых они должны были ожидать горькую участь. Эти концентрационные лагери после лишения власти СА подчинялись другому созданному Гитлером формированию террора — СС[21]. 30 июня 1934 года Гитлер сделал нечто весьма умное. Он расстрелял руководство СА не силами рейхсвера, которое весьма охотно устранилось от этой неприятной задачи, не желая пачкать руки. Он использовал для этого свою другую маленькую, вооруженную рейхсвером и снабженную требующимися средствами транспорта военизированную организацию, существовавшую до того собственно лишь как особое подразделение СА, а именно СС. Теперь СС стало новым СА — и в то же время несколько иным, чем СА. Потому что СС в противоположность СА никогда не была преимущественно пролетарской организацией. Она с самого начала задумывалась в качестве своего рода аристократии внутри национал-социалистической организации, особо отобранные войска, в том числе с расовой точки зрения. Гвардейский рост! Родословная до 1800 года! Но СС имела и свои специальные функции. СА хотели стать вермахтом. В этом им было отказано, и после того, как они не достигли своей цели, они отошли на незначительные роли. СС предприняла нечто иное: СС хотела стать полицией рейха, и это Гитлер им разрешил, это удалось. Полиция, которая ещё в первые годы правления Гитлера была делом независимых земель рейха, была теперь централизована, её отделения стали принадлежать к имперскому ведомству. СС очень скоро полностью пронизала главное ведомство безопасности рейха. Важнейшие люди руководства СС вступили в полицию, а оставленные на должностях служащие полиции получили свои звания соответственно рангам СС. СС и полиция сплавились в единое целое и стали тем самым ощутимой силой в государстве, силой, какой прежде не было.

Вдобавок СС было чрезвычайно расширено. Его функции террора, которые оно практиковало независимо от своих — равным образом наводящих страх — полицейских функций, были переданы особым выученным для этого соединениям, так называемым частям «Мёртвая Голова», которые теперь заместили СА в качестве заведующего и руководителя концентрационных лагерей и ввели в них новый, гораздо более урегулированный, гораздо более бездушный, не столь непредсказуемый и недисциплинированный режим, как прежде. Но это был разумеется не гуманный режим, а напротив скорее ещё более жёсткий с ужасными дисциплинарными наказаниями, от рутинным образом исполнявшегося телесного наказания за тривиальные нарушения дисциплины до часто произвольно применявшейся в качестве наказания смертной казни.

Всё это должно было быть подготовлено. В 1934 году СС были ещё относительно небольшим войском. Им требовалось несколько лет, чтобы превратиться в вызывающий ужас инструмент власти и террора, каким они были приблизительно с 1938 года. Аналогично тому, как вермахту требовались годы, чтобы из небольшого рейхсвера численностью в сто тысяч человек, каким он был ещё в 1933 году — даже если тайно и уже несколько увеличенный — стать огромной военной силой, которая требовалась Гитлеру для его войны.

То, что обе этих вещи, с одной стороны военное вооружение и с другой стороны расширение СС, требовали несколько лет, придало периоду времени между 1934 и 1938 гг. определённую нормальность. Истинные стремления Гитлера, которые очень сильно ощущались в первые годы и которые затем с 1938 года стали распространяться всё больше, только лишь на время ушли на задний план.

Выше я говорил о двух инструментах господства Гитлера: о терроре и о пропаганде. За террор был ответственен Гиммлер со своими СС. Он был в этом отношении правой рукой Гитлера. За пропаганду было ответственно созданное из ничего в марте 1933 года имперское министерство народного просвещения и пропаганды, подчинявшееся Геббельсу, которого можно было назвать левой рукой, незаменимой левой рукой Гитлера.

У Геббельса никогда не было самостоятельного властного положения под Гитлером, до какого вырос Гиммлер в течение последующих нацистских лет. Он всегда оставался только лишь исполнителем, функционером Гитлера, и он никогда не мог влиять на политику Гитлера, в том числе на его внутреннюю политику, как это иногда мог делать Гиммлер. Но Геббельс управлял одним из важнейших государств в государстве Гитлера. Потому что он монополизировал, будучи легальным образом облаченным властью для этого Гитлером, всю область, какую сейчас называют областью медиа, то есть всё, что могло влиять на общественное мнение и общественное настроение. Тогда это были в первую очередь пресса, радиовещание (телевидения ещё не было), но также театр, кино и в определенном смысле даже производство книг, литература. И Геббельс исполнял свою задачу очень искусно, чем с чисто технической точки зрения можно лишь восхищаться.

Геббельс вовсе не пытался обратить в национал-социалистическую веру весь немецкий народ. Вместо этого он направил свои усилия на то, чтобы нарисовать немецкому народу посредством медиа-ресурсов здоровый мир, который должен был установиться при режиме фюрера, под эгидой национал-социализма. Особенно отчетливо это проявлялось в политике Геббельса в области кино.

Хотя министр пропаганды при случае способствовал съёмкам нескольких грандиозных пропагандистских фильмов — но их можно сосчитать на пальцах одной руки. Как правило, вся продукция немецкой киноиндустрии состояла из весёлых, бесхитростных, впрочем технически и с художественной точки зрения хорошо сделанных развлекательных фильмов, в которых события происходили так, как именно всегда происходит в кино: фильмы, в которых маленькие девушки подцепляют больших мужчин и в которых любовь оказывается всегда права, в которых никогда не звучит приветствие «Хайль Гитлер!», в которых нет ни малейшего намёка на то, что Третий Рейх вообще существует. В этих фильмах немецкая кинопублика находила то, что она искала и всегда находила, а именно исполнение своей приватной сокровенной мечты.

Весьма примечательно то, что Геббельс большую часть своей пропаганды делал при добровольном сотрудничестве людей, которые считали себя противниками нацистов, и по образу мыслей были такими. Актёры кино и режиссёры Третьего Рейха большей частью были теми, кого тогда называли «антис[22]». Исходя из того, что они делали фильмы, в которых Третий Рейх так сказать игнорировался, многие даже полагали, что они ведут своего рода сопротивление. То, что они при этом во всей безобидности и не выражая ничего явно национал-социалистического, совершали работу Геббельса и помогали отчасти втирать очки немецкому народу — а именно, что всё лишь наполовину столь плохо, и что в основном всё ещё люди ведут совершенно нормальную жизнь — этого они не понимали. Нельзя упрекать их в этом, потому что они должны были зарабатывать свои деньги, как любой другой; и любой другой, кто в Третьем Рейхе посредством честной работы хотел заработать свои деньги, сотрудничал тем или иным способом с Третьим Рейхом. Только вот то, что задним числом представляется как помощь сопротивлению, как это теперь происходит во многих воспоминаниях актёров — это слегка преувеличение.

Абсолютно подобно ситуации в кино обстояло дело с политикой Геббельса в отношении прессы. Геббельс не запрещал буржуазные газеты. Запрещены были все предшествующие социал-демократические и коммунистические газеты. Буржуазным газетам он позволил существовать дальше; и ни в коем случае нельзя сказать, что он их на самом деле нацифицировал. В редакции правда посылали какого-нибудь национал-социалистического журналиста, в качестве своего рода соглядатая. Однако роль, которую он там играл, обычно была очень подчинённая. Большинство старых редакций значительных буржуазных газет, например «Дойче Альгемайне Цайтунг», «Франкфуртер Цайтунг», «Берлинер Тагеблатт», остались в прежнем составе, разумеется, за исключением своих еврейских сотрудников.

Они также писали так, как писали всегда — и они должны были так писать. В Третьем Рейхе вполне существовало многообразие прессы. Кто читал «Франкфуртер Цайтунг», тот получал описание событий совершенно в другом тоне и стиле, чем тот, кто читал «Фёлькише Беобахтер». А «Фёлькише Беобахтер» естественно ещё отличался от также продолжавших существовать национал-социалистических боевых листков, как например «Шварцен Корпс (Черный Корпус)», органа СС, или «Штюрмер (Бунтарь)», органа антисемитского среднефранконского гауляйтера Штрайхера. Читатель газет в целом имел выбор, чтобы видеть представление вещей таковым, каким он это желал, и обслуживаться далее в соответствии со своим настроем.