Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

Но даже Жожар не мог предвидеть немецкого блицкрига и унизительного разгрома французской армии. Он прятал произведения искусства в замки и хранилища, чтобы уберечь их от военных повреждений, прежде всего от воздушных бомбардировок. В замке Сурш под Ле-Маном кураторы даже выложили на лужайке большими белыми буквами «Музей “Лувр”», чтобы летающие над их головами истребители знали, что внутри содержатся шедевры мирового искусства, и не бомбили их. Но французская армия таяла на глазах, и Жожар велел перевозить коллекцию Лувра дальше на запад и на юг. Немцы обнаружили его в хранилище в замке Шамбор, где он руководил эвакуацией. «Вы первый крупный французский чиновник, – сказали они ему, – которого мы встретили на своем посту».

От бомбежек и обстрелов, слава богу, ничего не пострадало, но против нацистских оккупантов защищаться было труднее. Им было известно практически каждое произведение искусства, составляющее культурное наследие Франции, и они немедленно постарались захватить их все. Париж был оккупирован 14 июня 1940 года. 30 июня Гитлер издал приказ взять под охрану предметы искусства из национального собрания, а также из частных, в особенности еврейских, коллекций. Картины, скульптуры и исторические документы стали заложниками в военных переговорах. Франция подписала только перемирие, но Гитлер планировал заключить официальное мирное соглашение, чтобы «легально» присвоить культурные сокровища страны, – точно так же, как Наполеон за 150 лет до этого использовал односторонние договоры, чтобы завладеть шедеврами Пруссии. Тогда считалось, и только с малой долей преувеличения, что без трофеев наполеоновских кампаний Лувр был бы бледной тенью того, чем он в итоге стал.

Влиятельный в Париже немецкий дипломат Отто Абетц ринулся в бой, объявив, что нацистское оккупационное правительство предоставит «охрану» всем сокровищам культуры. Спустя три дня после приказа Гитлера Абетц конфисковал имущество пятнадцати крупнейших парижских торговцев произведениями искусства, большая часть которых были евреями. Не прошло и нескольких недель, как немецкое посольство было переполнено «охраняемыми» произведениями искусства. И тут, рассказывал Жожар Роримеру во время одной из частых бесед, на сцене появился настоящий герой-спаситель – чиновник по вопросам искусства граф Франц фон Вольф-Меттерних.

– Немец? – ошеломленно переспросил Роример.

Жожар кивнул, в его глазах промелькнула озорная искорка.

– Не просто немец, – сказал он, – нацист.

В мае 1940 года графа Вольфа-Меттерниха назначили главой немецкой Службы охраны культурных ценностей. Эта служба была создана во время Первой мировой войны как отряд защиты памятников в составе немецкой армии – единственный предшественник союзнической ПИИА. Но в 1940 году служба вошла в состав нацистского оккупационного правительства, действуя в основном на завоеванных территориях Бельгии и Франции. Во главе ее поставили графа Вольфа-Меттерниха, специалиста по архитектуре Ренессанса (изучавшего в основном Рейнскую область северо-западной Германии, где он родился и вырос) и профессора Боннского университета.

Вольфа-Меттерниха выбрали потому, что он был уважаемым ученым и его авторитет придал бы веса Службе охраны культурных ценностей. Он не был активным членом НСДАП, но на подобные посты нацисты предпочитали назначать квалифицированных профессионалов, а не политических соратников. Не последнюю роль сыграло и то, что граф происходил из знатного немецкого рода, получившего свой титул несколько столетий назад, еще при Прусской империи.

Вольфу-Меттерниху не дали четких указаний, но он и без того отлично представлял себе, чем именно должно заниматься его ведомство. «Во всех случаях, – писал он, – решающими для нас были соответствующие пункты Гаагской конвенции». Иными словами, его определение культурной ответственности было гораздо ближе к общепризнанным мировым взглядам, чем к нацистской версии. «Защита культурных ценностей, – писал Вольф-Меттерних, – составляет неоспоримый долг каждой европейской нации во время войны. Я не могу представить себе лучшего способа послужить своей стране, чем взять на себя ответственность за соблюдение этого принципа».

– Граф Меттерних осмелился пойти против Отто Абетца, – рассказывал Роримеру Жожар. – Не спрашивая его разрешения, он обратился к военным властям. В то время шла настоящая битва за то, кто будет контролировать Францию: военные или оккупационное правительство. Через пару дней военные запретили посольству конфисковывать культурные ценности. По моему предложению, озвученному Вольфом-Меттернихом, большая часть их была передана в Лувр. Когда их доставили, многие уже были упакованы для отправки в Германию.

Жожар не приписывал эту победу себе. Он был человеком осмотрительным и полагал, что о своих достижениях не пристало распространяться. Но Роример слышал много историй о его храбрости. Самые разные люди с уважением и даже благоговением рассказывали о бесстрашном директоре, осмелившемся противостоять нацистским властям. Победа над Абетцем значила только, что битва не была проиграна сразу, но до победы в войне за французскую культуру было еще далеко. Жожар вплотную – гораздо ближе, чем он говорил посторонним, – сотрудничал с графом Вольфом-Меттернихом, они вместе отразили целую череду нацистских попыток захватить культурное наследие Франции. Один чиновник, которому поручили конфисковать французские государственные документы, пытался заодно наложить лапу и на предметы искусства, другой настаивал на том, что на складах не создано подходящих условий для хранения картин, и поэтому их следует перевезти в Германию. Такие требования Вольф-Меттерних опровергал, посещая склады с собственной инспекцией. Доктор Йозеф Геббельс требовал отдать ему почти тысячу «германских» произведений искусства из французских государственных коллекций. Вольф-Меттерних вроде бы соглашался с тем, что большая часть этих картин и скульптур по праву принадлежит Германии, но замечал, что не следует отправлять их на родину прямо сейчас. «Я никогда не скрывал моего убеждения, – писал он, – что эта деликатная проблема, так глубоко затрагивающая честь всех людей, может быть разрешена только на мирной конференции при единодушном выборе участников, наделенных равными правами».

– Он рисковал должностью, может быть, даже жизнью, – нахваливал Вольф-Меттерниха Жожар в свою последнюю встречу с Роримером. – Он противостоял Геббельсу единственным возможным способом – ссылаясь на приказ самого фюрера от 15 июля 1940 года, в котором запрещалось вывозить из Франции произведения искусства до подписания мирного договора. Цель этого приказа была в том, чтобы не дать нам, французским патриотам, спрятать работы прежде, чем нацисты заявят на них свои права. Но Вольф-Меттерниху хватило мудрости распространить его на самих немцев. Не стой он так упорно на своем, нам не на что было бы надеяться.